Нет. дорогой мой Михаил Николаевич, не стану. Если захотите, вы мне о своих секретах сами расскажете, а нет, так мне и своих забот хватает. У меня вон Эсфирь внизу кукует… – Пойду я, дядя Миша. Подруга приехала в гости, надо ей заняться. Вам завтра что-то принести? – Нет, дорогая, пока не надо. Вот если поедешь в Москву… – Может, завтра вечером и поеду. – Тогда позвони мне, я попрошу кое о чём. На том мы и распрощались. Диспозиция в холле изменений не претерпела: Машенька за столом, Эсфирь перед ним, склонились друг к другу, почти соприкасаясь головами. Мне уже пора волноваться? – Пошли? – спросила я, остановившись за спиной в подруги. – Или ты остаёшься скрасить дежурство милой девушке? – Пошли, – Эсфирь вскочила, застёгивая шубку. – Машенька, спасибо, я всё поняла! Татулик, скажи, а ты сама готовишь? Или, может быть, в кафе зайдём? – Насчёт кафе здесь ситуация так себе. Во всяком случае, я бы не советовала в нём ужинать, – я пожала плечами. – Ну, если тебе не хочется приключений. А столовая есть неплохая, при местной гостинице. Они себя именуют рестораном, но это просто мечты. – Поня-атно… Ну, тогда я готова почистить картошку, – и она растопырила пальчики в синих кожаных перчатках. Вот честно, я ждала вопросов хоть о чём-нибудь. Ну вот я сама, например, поинтересовалась бы, чем живёт гостиница в таком, мягко говоря, захолустном местечке? Уже не стану вспоминать, что минут двадцать она чирикала с Машенькой, и вот могу поклясться, не о модном нюдовом маникюре… Но Эсфирь шла рядом, молчала, вертела головой, рассматривая дома, заснеженную улицу со следами от одной-единственной проехавшей машины, графику деревьев городского парка и просматривавшееся за ним здание музыкальной школы. Мы уже прошли Советскую площадь и вышли на мою Кашинскую улицу, когда она сказала внезапно: – Тата, а как ты посмотришь, если я устроюсь сюда, в эту школу, работать? Не могу сказать, что я сильно удивилась. Чего-то подобного и ждала, просто не знала, о чём пойдёт речь. – Завтра суббота, никого из начальства не будет, а в понедельник поговори, – ответила я после недолгого молчания. – Честно говоря, про вокал я мало что знаю. Ты ж на народный не пойдёшь? – Нет, конечно. Но зато у меня гитара, надо только слегка посмотреть программу. – Гита-ара? – протянула я задумчиво. – Да, это аргумент. Как это ты ухитрилась? – Гитару хотела я. Ну как же, в школе не фортепиано же хвастаться? Мама настаивала на вокале, и в качестве сыра в мышеловку положила второй курс обучения. Так и получилось… «Так и получилось, – стучало у меня в голове, пока мы шли к двери дома. – Так и получилось. С другой стороны, а что я теряю? Бекетова? Ну так если мужика можно увести, значит, он и не сильно против, зачем мне такой? И вообще, ещё ничего не решено!» Ну да, есть у меня такое качество – когда на голову обрушивается какая-то проблема, неважно, крупная или крохотная, я впадаю в панику. Внешне это вроде бы не заметно, а внутри начинаю метаться и вопить: «Всё пропало, гипс снимают, клиент уезжает!!!». Главное, вовремя поймать себя за хвост и остановить. Так что к Розалии я постучалась уже вполне спокойной. – Тётушка, ты дома? – Да, заходи… – Ужинать будешь? – Таточка, я что-то неважно себя чувствую. Чаю с лимоном мне сделай, и всё, а поем я попозже. Голосок слабенький, лицо бледное, на лбу испарина… Ох. не нравится мне это! – Давление мерила? Она махнула рукой. – Нет. Пройдёт и так. – Зря, – сказала я авторитетно, вытаскивая тонометр из ящика. – Вот бабушка всегда считала, что, если вовремя воспользоваться градусником, то увидишь, что температуры никакой у тебя нету, и сразу выздоровеешь. – Ты думаешь, с давлением то же самое? – бледно усмехнулась Розалия. – Я экстраполирую. Или проецирую? В общем, да, думаю. Давай руку. Давление оказалось совсем низкое. – Кофе сварить? – раздалось у меня за спиной. – А ты умеешь? Эсфирь презрительно фыркнула. – Может, я чего и не умею, но мой кофе – незабываем! У тебя молотый есть? Молотый кофе был, и даже не так давно купленный, и уже через минут десять тётушка полусидела всё на том же диване, обложенная подушками, а на коленях у неё разместился поднос на ножках с чашкой, сливками, сахаром и наломанной шоколадкой. А я даже не знала, что такой поднос у нас есть! Подруга моя ушла спать довольно рано, ещё и одиннадцати не было. Розалия кивнула мне на свою половину дома и сказала: – Приходи, поговорим. Я вымыла посуду, заглянула к Эсфири – сопит, свернувшись калачиком на диванчике, – и перебралась к тётушке. Та уже вполне взбодрилась, розовела щеками и блестела глазами. – Кофе был и в самом деле отличный, – сообщила она. – Садись. Дальше был уже знакомый мне ритуал с закрыванием двери, жесты, бормотание… Ну точно в кино про ведьм! Наконец тётушка угомонилась и села напротив. – Ну и что ты думаешь? – Она хочет устроиться работать в нашу школу, – брякнула я. – Следовало ожидать. Она примеряет на себя твою жизнь, тебе не кажется? Я пожала плечами. – Моего у меня никто не отберёт. А если забрали, значит, было чужое и не жалко. – Разумно. – Расскажи мне лучше, что слышно из монастыря? – В вышивальной школе объявлены каникулы до рождества. Брови мои сами собой поползли вверх. – С чего вдруг? – Исчезла сестра Феодосия. Вот на заутрене была, а к обеду не появилась, и никто не видел. – А… вещи? – Да какие там у монахини вещи? Чистое бельё и подрясник на смену? – тётушка махнула рукой. – Всё осталось в келье, включая зубную щётку и молитвенник. Что думаешь? Думала я недолго. – Да сбежала она, и все дела. Что проще: свернуть рясу в узел, натянуть джинсы и куртку, сесть в автобус, и всё, в Твери уже никому до тебя нет дела. Это здесь каждое новое лицо замечают и запоминают. – Но зачем-то же она торчала почти месяц у матушки Евпраксии? И просто так взяла – и уехала? – Ну, значит, осталась. Переоделась, выкрасила волосы в синий цвет – и здравствуйте, девушка Наташа или Катя, сняла комнату у какого-нибудь пьющего дедка или глухой бабки, и пришла устраиваться на работу уборщицей. А дальше одно из двух: или всё это останется для нас неизвестным, или всплывёт в совсем уж уродливом виде. Я, конечно, любопытна, но в данном случае предпочла бы просто эту историю забыть. Кто б ещё мне это позволил? Часть 7. Под покровом снега