– Тата, это Олег. Я освободился раньше, так что можем встретиться прямо сейчас. – Отлично. А вы где территориально? – На Петровке. Секунду подумав, я махнула рукой. – Слушайте, наверное, проще всего будет, если вы заедете ко мне. Улица Фадеева, знаете? Он хмыкнул. – А то! Диктуйте адрес. Ну на Садовом пробка, конечно, но думаю, за полчаса я доберусь. Заглянув в холодильник, я скептически покачала головой: кормить голодного мужика после работы тут явно нечем. Оставленные мамой бульон и котлету я съела по приезде, а больше ничего и нет, йогурт какой-то. Ладно, от яичницы ещё никто не отказывался… Закрыла дверцу и рассмеялась: кажется, у меня вошло в привычку кормить по вечерам захожих полицейских. Вот брошу музыкальную школу, открою столовую и назову её «Под весами Фемиды»! Вот интересно, мама придёт одна или с кавалером? И что говорить про Олега? А, ладно! Чтобы я да не подобрала подходящие слова? Мама не появилась ни в восемь, ни в девять. Позвонила в половине десятого и сказала, что не придёт вообще, чтобы я не беспокоилась, и мы увидимся завтра вечером. Пожелав ей спокойной ночи, я отложила телефон и растянулась на диване в гостиной, перебирая в памяти разговор с гостем. Содержимое флешки он сразу же посмотрел на моём ноутбуке, потом прочёл дополнения по вскрытию Горгадзе, и высоко поднял брови. – Ого! Это кто ж там у вас в Бежицах такой знающий? – Помимо Стаса? – усмехнулась я. – Именно. Помимо нашего общего друга. – Александр Георгиевич Глухих, патологоанатом на пенсии. – Серьёзный спец. Значит, Стас хочет, чтобы я пошарил насчёт татуировок… А орудие убийства женщины обнаружили? – Если там не указано, – я кивнула в сторону компьютера, – значит, нет. Олег нахмурился. – Знать бы ещё, что искать, – пробормотал он. – Длинное узкое обоюдоострое лезвие, хочется сказать, что это был кинжал или что-то вроде… – Стилет, – предложила я. Он кивнул. – Ну да. Стилет. Несовременно, но вполне действенно. – Проблема только в том, что она не опасалась своего убийцы. Удар-то нанесли в спину… – Тихо подкрался. – Снег скрипел. Выпал свежий снег и подморозило, невозможно было пройти по тропинке беззвучно, понимаете. – Понимаю… Кстати, а что наш общий друг, – он снова подчеркнул это выражение, – что он пишет насчёт следов на дорожке? – развернувшись к ноутбуку, он стал искать это место в протоколе. – Хм, занятно… – Что пишет? Я не прочла или не обратила внимание на это место. – Возможно, наш неизвестный шёл за женщиной след в след, потому что остались только слабые отпечатки её «угги». Ну да, если подморозило, то рисунок подошвы никак не разглядишь, – пробормотал он себе под нос, разглядывая фотографии. – Но тогда получается, что нога у убийцы маленькая, а? Размер у убитой женщины тридцать девятый. – Или это был не «он», а «она», – проговорила я. – А слепки со следов снимали? Я лишь пожала плечами: мне точно было не до того. Знаете ли, первый раз в жизни увидела криминальный труп не по телевизору, а… чуть не сказала «живьём». – Позвоните Стасу и спросите. – Так я и сделаю, – кивнул капитан задумчиво. – Ну, хорошо, Тата, спасибо вам за ужин. Я пойду, пожалуй, чтобы не компрометировать девушку друга. – Идите, – согласилась я. – Правда, скомпрометировать меня трудно, но всё равно – обсудить мы всё обсудили, еды никакой не осталось… Он тихонько фыркнул и поднялся из кресла. – Вот ещё что я хотела спросить: Ринату сейчас набрать удобно? Я звонила днём, но он, видимо был занят. – Отключён, что ли? – я кивнула. – Он, вроде бы, в Казань собирался съездить, к родне. А зачем вам наш модный адвокат? – Всего-навсего хотела проконсультироваться, чтобы не наткнуться на жуликов. В Москве же есть агентства, занимающиеся восстановлением истории семьи? Вот, хотела такое найти. Олег задумался. – Знаете, я никогда к таким не обращался, незачем было. Но… давайте так: вы пришлите мне список названий и адресов, а я их проверю по своим каналам. Почта моя есть? Ну и хорошо. А по «Пересечению множеств» я завтра посмотрю, что можно отыскать. Полицейский ушёл, а я устроилась на диване и стала думать о том, какие странные зигзаги вырисовала моя жизнь. Ну в самом деле: ещё полгода назад я и не слыхала о Бежицах, а теперь переехала из Москвы в этот постепенно истаивающий, усыхающий городок. Сменила хорошую квартиру практически в центре столицы на смешной маленький деревянный домик, спасибо, что с удобствами. Приятельствую с монашками, кручу роман с провинциальным полицейским, пытаюсь изучать историю семьи… В первый раз за тридцать лет жизни задумалась, откуда взялись все те деньги, на которые бабушка поменяла квартиру, жила припеваючи со мной и мамой и ещё и в наследство нам оставила неплохую сумму на счёте! Вот только на этот вопрос, боюсь, никто мне не ответит: бабушки нет, маму спрашивать бессмысленно, а нанимать частного детектива для этого как-то уж совсем было бы не комильфо. Тут мысли мои прервал телефон. Звонила мама, потом прорезалась тётушка с отчётом по санаторным развлечениям, потом я полчаса болтала со Стасом, аж ухо устало. Договорив и распрощавшись, уже совсем собралась отправляться в кровать, но телефон снова ожил. Звонил дядя Миша. Слышно было плохо, будто сквозь слой ваты, но голос у него был бодрый и какой-то помолодевший. Он расспросил меня, как мои дела, а на вопрос о здоровье воскликнул, что всё отлично. – Михаил Николаевич, а вы в Бежицы возвращаться планируете? – спросила я. – У меня ж ваши коробки остались… – Да, я и забыл о них! Ну, пусть полежат ещё, ладно? Тебе ж не мешают. – Ну, просто я сейчас в Москве, и тётушки нету, дом пустой. Тут в его голосе появился оттенок некоторого недовольства. – В доме никого нет? И что, всё так и лежит просто в каком-нибудь шкафу? – Почему – в шкафу? – удивилась я. – Потому что женщины отчего-то считают, что лучшее место для ценностей среди их нижнего белья. Мне очень захотелось ответить резко, что я, вообще-то, не обязана хранить чужие сокровища, я не сторожевая собака… Но удалось удержаться. – Всё в ячейке «Альфа-банка», который на улице Шишкова, – сухо ответила я. – Если вы в Бежицах, то я завтра же приеду и всё вам верну. – Нет, Таточка, – засмеялся он. – Я появлюсь в лучшем случае к Новому году, если доктора позволят. Сейчас я в Мюнхене, меня здесь в клинике прооперировали, а теперь – курс реабилитации. – Понимаю. Ну что же, здоровья вам, Михаил Николаевич. Звоните. Попрощавшись, я минуту сидела на диване неподвижно, глядя куда-то в пространство, потом рассмеялась. – Ну и дура же ты, Голубева, – сказала сама себе. – Волновалась, что бедного старичка обидели злые риелторы, а у него денег достаточно, чтобы оперироваться и курс реабилитации проходить в Германии! Нет, но какого же чёрта он изображал нищего возле церкви? Ещё немного побулькав злостью, я успокоилась. В конце концов, это ведь я сама всё придумала: бедность, ввалившиеся щёки, жуликов… А получается, что наш бывший сосед – та ещё акула, проглотит и не заметит. И чего из-за этого волноваться? Чужой человек. Да, давний знакомый. Да, бабушка с ним дружила. Да, мне казалось, что ко мне Михаил Николаевич относится по-родственному. Вот только с чего я решила, что это всё правда? Махнув рукой, я разыскала в шкафчике какой-то выдохшийся коньяк, с которым давным-давно мама пекла что-то новогоднее, и выпила рюмку. Отпустило. Перед сном я решила ещё почитать дневник, но освоила едва пару страниц. Сон сморил меня как раз на том, что отец поступил в полиграфический институт на вечернее отделение и устроился работать в типографию помощником наборщика. Бабушкино недовольство сквозило в каждом слове. А вот для меня отец, которого всю жизнь как бы не существовало, внезапно стал живее. И чуть симпатичнее… * * * Утро уже традиционно началось с телефонного звонка. Правда, на сей раз по делу: Олег, коротко поздоровавшись, сообщил, что отправил мне список агентств, которых можно считать более или менее приличными. Потом, хмыкнув, добавил: – Но расценки у них!.. Так что я бы лучше подумал, что именно нужно, и сам во всякие архивы написал.