– Или всё это сразу. Очень интересно, продолжай. – Возвращаемся в день сегодняшний. Итак, человек по прозвищу «Ролекс» заинтересовался балалайкой… – Кстати, а откуда он о ней узнал? – Бекетов прищурился. – Я ж ничего не скрывала. В Москве носила её показывать в музей музыки, Эсфири показывала. Кстати, задушевная подруга тут тоже присутствует, вот она, – ручка ткнула в небольшой кружочек с буквой «ЭЛ». – Ты считаешь, она с этой историей связана? – Думаю, да, и сейчас расскажу и об этом. Переговоры по поводу продажи инструмента шли очень вяло ровно до сегодняшнего дня. Ещё пару дней назад, когда я была в Москве, говорила с этим господином, и мы отложили встречу до моего следующего приезда. А поскольку с середины января у нас начнутся занятия, значит, это бы произошло совсем не скоро. Но сегодня, представь себе, мне звонит помощник этого господина и сообщает, что его босс готов приехать ко мне домой для встречи и переговоров. Послезавтра. – Что-о? Приехать, сюда? – он обвёл рукой мою кухню. – Именно. – Такого не бывает. Или у него совсем другой интерес. – Вот и я так думаю. Но это ещё не всё… – Погоди-погоди, а что изменилось сегодня по сравнению со вчерашним днём, или когда вы там разговаривали? – Дня три назад. А изменилось очень многое. Сегодня я получила ещё один кусочек своего наследства. – Слушаю тебя внимательно, – брови Стаса сдвинулись. Описание беседы с матушкой Евпраксией и дальнейших моих исследований в скриптории определённо удались. А уж когда я рассказывала, как выглядит гримуар, описывала его потемневшую кожаную обложку, пятна на этой обложке и желтоватые страницы… Бекетов покивал, глубокомысленно похмыкал и сказал внезапно: – Ты не боишься мне всё это рассказывать? – Нет, не боюсь. – Вдруг я один из тех, кто на этот самый гримуар охотится? Отвечать вопросом на вопрос я люблю и умею. – А мы уже твёрдо уверены, что охотятся именно на этот предмет? Он пожал плечами. – Я внимательно выслушал, что ты рассказала, но вообще-то мы тут работали, как ты догадываешься. И кое-чего накопали. Монастырскими кладовыми интересуются не в первый раз, просто в этот раз хотят получить какой-то конкретный предмет. За Горгадзе с давних времён тянутся связи с антикварами, и то самое «Пересечение множеств» дало очень интересный результат. – Он был убит по приказу Каменцева? – у меня во рту стало горько, словно я глотнула настойки полыни. – Что? Нет, что ты! Он как раз работал на твоего старинного знакомого. На дядю Мишу, ага, – Стас ухмыльнулся. – Знаешь, какое прозвище у Каменцева в этих кругах? Ящер. – Ну и не похож ни капли. То есть, дядя Миша… – тут я запнулась; вот странное дело, назвать его так, как я называла всю свою жизнь, не получалось, пришлось поправиться. – Михаил Николаевич интересовался именно гримуаром моей семьи, и в Бежицы приехал поэтому? – В точку! А вот «Ролекс», вероятно, представляет противоположную сторону. – А Эсфирь? Снова Стас пожал плечами. – Выясним. Только… Таточка, больше всего мне бы хотелось вывести тебя из этой истории, отправить даже не в Москву, а куда-нибудь на тёплые моря, пока всё не закончится. Но ты уже влезла в неё всеми лапами… – Словно ёжик в миску с молоком, – я шмыгнула носом. – Ничего не выйдет, Новый год скоро, у меня ожидаются гости. – Кто? – Ты, например. Признаюсь, на этом месте от разговора мы отвлеклись, и надолго. Ужасно не хотелось вылезать из-под одеяла, снова одеваться и говорить о неприятном. Но деваться некуда, завтра мне предстоит согласиться на приезд «Ролекса» и его хозяина, и со Стасом нужно всё проговорить. На часах перевалило за одиннадцать; мне-то всё равно, а ему завтра всё равно идти на службу, так что лучше поторопиться. – Чай будешь? – Давай. Только прекрати меня пирогами кормить, а то я не влезу в парадный мундир. Пока что дай мне твою схему? – он уткнулся в изрядно уже захватанный листок. – Получается, у них есть ещё кто-то в монастыре? – Должен быть. Я получила гримуар сегодня и работала с ним – не то, чтобы на виду у монахинь, но и ни от кого не скрываясь. Желающие могли заметить, сопоставить и сообщить. Иначе с какой бы стати так возбудился «Ролекс»? Вот правда я не знаю, представляют ли они, о чём идёт речь… – Поясни? – Записки целителей за последние почти триста лет могут быть интересны сами по себе, как антикварно-букинистическая редкость. Как рукопись, стоящая денег. Так? – Так. – Но есть ведь и вторая сторона медали. То, что это записки целителей, и не только целителей, обладающих необычными способностями. Евпраксия не разрешила мне читать первые страницы, самые давние, не только из-за нечитаемого шрифта и сложного для восприятия языка. По её словам, это можно будет сделать после привязки. Бекетов вздёрнул брови. – И ты на это пойдёшь? – Конечно. Если уж у меня обнаружились какие-то способности и появилась возможность их развить, начать пользоваться, было бы стыдно не сделать этого. Да, боюсь, – ответила я на незаданный вопрос. – Но научиться хочу гораздо больше. И кстати, ты спрашивал, не опасаюсь ли я рассказывать обо всём тебе. – Да ну, Тат, вопрос дурацкий! – Нисколько, – я помотала головой, попутно удивляясь собственной твёрдости. – Во-первых, я тебе верю. Во-вторых, если бы ты работал на одну из сторон, всё разрешилось бы куда раньше. И в-третьих, в этом случае ты бы жил несколько по-другому, по крайней мере, машину бы поменял. Стас скрипнул зубами: его старенькая машина дышала на ладан, а профессиональный ремонт обещал вылиться в такие деньги, что оставалось лишь подкручивать какие-то гайки самому. – Ну хорошо, – сказал он после некоторого молчания. – По схеме мы всё проговорили? – Остался маленький хвостик, – я снова придвинула к себе листок бумаги. – Непонятно пока, на кого работает Эсфирь, но это и не очень важно, довольно и того, что против нас. Согласен? Я смотрела на него во все глаза: а вдруг красота нашей Снежной королевы произвела куда более глубокое впечатление, чем даже может предположить сам Бекетов? Но он остался спокойным, только поморщился слегка. – Согласен. Она – мелкая сошка. – Хорошо. Неизвестной остаётся и монахиня, работающая на «Ролекс», но это ерунда. Зато мы можем с уверенностью предполагать, зачем Каменцев пришёл на кладбище в маске нищего попрошайки. – Рассказывай. – Попасть в монастырь со стороны затруднительно, а мужчине – невозможно. Липовая Феодосия… – Она же искусствовед Юлия Михайловна Красникова, – кивнул Стас. – Вот именно… Можно предполагать, что эта женщина в дороге что-то добавила бедной старушке в чай, отчего у той случился криз, стащила документы и испарилась. После чего возникла уже в Бежицах в роли специалистки по кадомскому шитью. Работала она на Каменцева, и, возможно, ей удалось разведать тайник матушки Евпраксии, где хранился гримуар. А раз так, значит, нужно было встретиться с, так сказать, боссом? Монахини поодиночке никуда не выходят… – Так они и работать на кладбище отправлялись парами, – Бекетов усмехнулся. Да знаю я, что ты и сам догадался и меня поддразниваешь! Но мне нужно всё это проговорить вслух, чтобы услышать, нет ли где фальшивой ноты. – Угу. Но одно дело, если они отправились в школу отбирать девочек для обучения вышивке, там шаг вправо-влево не сделаешь. А вот работа по уборке и очистке могил… То за водой надо сходить, то мусор выбросить, то ещё что-то сделать в сторонке. Значит, всегда есть возможность переговорить с кем-то, с кем ты в принципе не должна быть знакома. Согласен? – Согласен! – и в доказательство он крепко меня поцеловал. – Нам с тобой осталось договориться, как обставить встречу с господином, которого ты называешь хозяином «Ролекса». И мы договорились. Часть 11. Кода и финал Двадцать четвёртое декабря, европейский сочельник. День получился насыщенный и в то же время тягучий, словно горячая карамель. Утро я провела в скриптории за работой. Более того, принесла с собой фотокопию той самой фразы из бабушкиного дневника и, посоветовавшись с Евпраксией и под её присмотром, прочитала заклинание. И… ничего не произошло. Молния не ударила, третий глаз посредине лба или в любом другом месте не открылся, понимать язык птиц я не начала. Настоятельница пожала плечами, больно ткнула меня в лоб указательным пальцем и ушла по своим делам, а я открыла гримуар – и остолбенела. Теперь я понимала тот сложный, нечеловечески для меня сложный язык, которым были написаны его первые страницы! Торопливо начала пролистывать дальше – да! И вот эти строки, написанные по-французски, и латынь, и… что это? греческий? Насыпайте, прочтём. Так значит, вот какой дар должен был во мне открыться, дар полиглота! Вот чтобы это помогло понимать технику работы с энергией, так нет. Приходилось прочитывать и тренировать пальцы, язык и голову, чтобы всё увиденное глазами, все буквы не только сложились в слова, но и встали стройными рядами на соответствующую полочку в мозгах. К середине дня, когда эти самые мозги только что не закипали, а в желудке печальным хором звучали рулады, я научилась останавливать кровь (пришлось экспериментировать на собственных пальцах), закрывать раны и снимать боль.