— Ты хочешь поговорить без Ронана? — спросила девушка. Уилл помотал головой. — Я написал тебе письмо. Просто прочитай, давай расставим точки над «и». Закончим весь цирк. — Ну, славно, давай прочитаем. — И давно ты спишь с моим старшим братом? — прошептал тихо Уилл девушке на ухо. — Дольше, чем вы все думаете, — сказала Аннабелль и раскрыла письмо, глядя на Рона. Он кивнул головой, словно позволяя его прочесть. «Дорогая Аннабелль, Ты знаешь, я закончил школу с отличием, как и ты, но говорить хорошо, душевно так и не научился. Я писал лучше, чем говорил. Так это и осталось. Журналист не умеющий говорить, жалость. Попытка - не пытка. Давай попробуем поговорить так. Это мой монолог. Я долго мучился. Ты тоже. Ты одинока. Я, признаюсь, тоже. Я ошибся. Ты тоже. У нас много общего, даже несмотря на то, что мы давно не общались. Я любил тебя каждый год своей жизни. Нет, не как мужчина женщину, а иначе. Я любил тебя не как друга. А как близкого человека. Наверное, это самое дорогое, что я мог (могу) тебе предложить. Для неуклюжего мальчика с прыщавой рожей и гитарой за спиной – поездка в Нью-Йорк оказалась роковой. Клянусь, я там умер. Я много лет скрывал от всех события того лета. Меня затравили: Дэн с его друзьями, папина новая жена обзывала и ограничивала в еде. Для них я был кем-то вроде клоуна. Поначалу это казалось мне ужасом, а затем – я понял одну вещь. Если бы я не был таким «жирноблюем», то никто никогда бы так со мной себя не повёл. А что ещё хуже – там мне понравилась одна девушка, но она унизила меня публично, насмехалась надо мной и выкинула мой подарок в мусорку при всех. Я стоял и обтекал, ощущая, ка последняя гордость покидает мое тело. С тех пор, я решил измениться, потому что изранился. Приведя себя в порядок, я получал другое отношение. Я кайфовал, а потом перестал себя узнавать и загнал себя в депрессию. Я возненавидел тебя за то, что ты относилась ко мне как прежде, не рассматривая меня в качестве мужчины. Для тебя я всегда оставался старым милым Уиллом, а я так долго убивал это. Я возненавидел тебя за то, что ты была успешнее меня. А затем произошло страшное – я потерял тебя. То, как я повёл с тобой себя в прошлый раз, конечно, разочаровало тебя во мне. Я живу с ужасным чувством вины каждый день. У меня депрессия. Каждый раз, когда в моей жизни происходит что-то со знаком минус, я бью себя по рукам, дабы не дать себе возможности опуститься на дно. Ничего не чувствовать. Или чувствовать себя слишком хорошо. Меня ломают неудачи. И я уже получил в отместку свои мучения. Я виноват. Виноват, что не сказал, как тебя люблю раньше. Не остановил весь этот хаос вокруг тебя. Ты можешь больше не говорить со мной, но, если ты простишь меня, мне станет легче, Белль. Я слушал не тех людей. Вот и все. Твой бывший лучший друг, Уильям» Аннабелль прижала письмо к себе. Оно показалось ей очень искренним. Ронан держал девушку за плечи. Тепло его рук грело. Морган смахнула слёзы с глаз – так она растрогалась. Уилл с нетерпением ждал хоть какой-нибудь реакции от подруги. Он переминался с ноги на ногу, поглядывая на девушку временами. Аннабелль молча смотрела ему в глаза, покачивая головой. — Господи, — сказала она, — я еще в прошлый раз...Уилл, я давно простила тебя. 15. Самая очаровательная ведьма 8 лет назад. Наступило двадцать восьмое октября – День Рождения Уильяма. День, который Аннабелль обводила красным карандашом в календаре, копила деньги на хороший подарок и вечером отправлялась к другу, насладиться сладкими пирогами миссис Кляйн - Воттерс. Только вот восемнадцатый день рождения Уильяма отличался от предыдущих – в гости не собиралась Аннабелль, да и веселиться поводов как будто бы не было. Он сидел на кровати в своей комнате, подтянув колени к туловищу. Здоровье снова ухудшалось – постоянно кружилась голова, мучила слабость, тряслись руки. Большую часть времени Уильям проводил на кровати — спал или валялся под одеялом, ходить на костылях было довольно тяжело, а ребра все еще болели. Он хвалил себя, когда мылся пару раз в неделю. Аппетит стал гораздо хуже, а желание говорить с кем-то барахталось на дня. Где бы Воттерс не был, он ощущал себя третьим лишний. Как бы не пытался подстроиться под разговоры, рассуждения, ничего не выходило. Пока больничный все еще действовал, Уильям учился дома, а мама всерьез задумалась над тем, чтобы перевести его в другую школу. Медицинская книжка Воттерса-младшего пополнилась диагнозами – тревожное расстройство, депрессивное, и все это в неполные восемнадцать, когда жизнь, говорят, самая беззаботная и яркая. Яркая, как гирлянда, которая висела в кухне – «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ». — С днём рождения, Уильям! Еще один год позади, неудачник, — сказал себе он, открыв в холодильник в поисках завтрака. В холодильнике стоял торт – клубничный, со взбитыми сливками. Поморщив нос, парень отодвинул его, и принялся искать съестное. Заметив два сырника, он очень обрадовался, желудок ныл от голода. Он разогрел еду, сел за стол, включил телевизор и уставился в какой-то дурацкий сериал, где мужчине рассказали о том, что он лишь приёмный сын. Уильяму тоже казалось, что мать теперь ему совсем не мать, а тетушка с улицы, осуждающая поведение. Он уже ощущал себя довольно-таки взрослым, человеком, способным принимать решения. Даже если собирался разрушить жизнь, только ему нести за это ответственность. Уилл ходил к психотерапевту, лечился, восстанавливался чудовищно медленно. Врач находила нужные слова для парня, разбирала мысли и протягивала тот самый «фонарик», освещающий дорогу вперед. Жизнь Воттерса целиком поделилась на до и после. До — была окрашена в солнечные цвета и теплыми мгновениями с Аннабелль, а после — ядовито-алым цветом Ингрид. Уильям больше не чувствовал безопасности, с трудом контролировал эмоций, ведь привычный механизм слетел. «Ты больше никогда не будешь прежним, учись жить по-новому. Травмы навсегда меняют нас» — сказала психотерапевт однажды. Парень уяснил одно: даже если ты безвозвратно изменился, нужно учиться жить с собой новым, а не судорожно искать корни прошлого. Когда отчаяние наступило на горло, телефон зазвонил, незнакомый номер. Он взял трубку, приготовившись выслушивать тягомотные поздравления от дальних родственников. — Уилл...С Днем рождения! Будь готов к пяти! — приятный голос Ингрид прозвучал в трубке. — Придешь ко мне с бывшим? — сыронизировал парень. *** После того, как непогода в Канаде отступила, стало слишком жарко для октября. Аннабелль сладко потянулась, зажмурившись от солнечных лучей, ласкающих лицо. Мокрая ночнушка от ночного пота неприятно стянула тело. Дома оказалось тихо — ни души. Девушка улыбнулась, ведь впервые за несколько месяцев испытывала такое блаженство. Отец уехал на обучение в Оттаву на пять дней, а мать возвращалась с работы только под вечер. Наконец-то, Морган задышала полной грудью – дурацкого контроля не было. Она крутилась перед зеркалом, надев черное платье длиною выше колена из маминого гардероба. Аннабелль перестала стесняться тела, потому что за последние несколько недель потеряла несколько килограмм. Еда привлекала ее куда меньше, чем мечты о худых ногах. И вот – платья из маминой молодости идеально подходили к новому образу. Еще с детства Морган смотрела на мать, тайком мерила ее одежду без разрешения, пробовала косметику и мечтала, что вырастет такой же привлекательной. Выросла, но оказалось, что мама все еще гораздо красивее и интереснее. Морган держала от всех в секрете, как сильно льстило ей внимание Адама Клэмана. Где-то глубоко в душе, она мечтала увидеться с ним еще раз, только стеснялась признаться в этом, даже себе. Адам Клэман не обращал внимания на серых мышек, которые ничего не смыслят в одежде или макияже. Вечерами девушка читала разные статьи в журналах: как сочетать цвета, как правильно рисовать стрелки? Стать привлекательной – вот какой стала главная цель. В очередной раз не позавтракав, Аннабелль выпила стакан воды и вышла из дома. Девушка обожала путь к гимназии, хотя осенью утро все ещё оставалось темным в то время, когда она проходила по дороге. В школе брюнетку ждал неприятный сюрприз. Она подошла к своему шкафчику и закрыла рот рукой. На дверке жирными буквами черными буквами красовалась надпись — «Шлюха». Попытавшись оттереть надпись, девушка выругалась – маркер оказался перманентным. Вместо того, чтобы заплакать, Аннабелль собрала волю в кулак и вошла в класс. Ингрид, Мирта и другие девушки уже сидели на своих местах, оживлённо обсуждая результаты контрольной. Заметив Морган, ученицы переглянусь, усмехнувшись. — Кто испортил мой шкафчик? — едва слышно произнесла Морган Ингрид посмотрела на нее пренебрегающе. — Громче, — сладко прошептала рыженькая, — громче. Тебя не слышно! — Ингрид, это ведь ты написала на шкафчике? — спросила Аннабелль, не обращая внимания на провокации. Трясущиеся руки, дрожащий голос. — А, что, сразу слезки на колёсиках? Ездить с утра с чужим парнем, в чужой машине – мы не плачем, а как за отвечать – сразу? — В тихом омуте черти водятся оказывается, — подхватила Мирта. — С каким парнем, в какой чужой машине? Что вы хотите? — Не прикидывайся дурочкой, — сказала Ингрид, — я знаю, ты была с Адамом. Аннабелль раскрыла рот от удивления. — По счастливой случайности, он помог мне встать, когда вы меня чуть не убили. А тут по такой же счастливой случайности, просто встретил меня на улице. Понятия не имела, что он твой бывший, — объяснилась она. — А разве ты не встречаешься с Уильямом? Какая тебе разница? Или одного парня мало? — Аннабелль, я люблю Адама и никому не отдам, поэтому не надо пытаться его склеить. — Мне не нужен твой бывший. А запретить людям общаться не в твоих силах, — огрызнулась Морган. — У меня на него планы, так что, не трогай чужое. — Ты так говоришь про него...Он вещь какая-то? Или питомец? Какая ты жалкая, господи. Про шкафчик расскажу директору, надеюсь, заставит тебя драить. — Очень жалкая, — подоспел на поддержку Доминик. На его лице разлилась такая улыбка, что будь тогда в Монреале солнце, оно бы померкло. Казалось, в тот момент, у Аннабелль появились силы для того, чтобы хорошенько ударить обидчиц, но слова всегда делали больнее. Аннабелль не могла позволить себе опуститься до уровня тех, кто выбирает силу. — Доминик, а с тобой у меня отдельный разговор. Смотрю, вы спелись, — ядовито добавила Ингрид. Ее рыжие локоны, кажется, наэлектризовались. — Ага, говори, можешь подтереться своими ультиматумами. Я больше не в вашей идиотской компании. — Аннабелль, будь начеку, он с тобой поступит так же. Это лицемер. Счастливо оставаться , — промурлыкала Ингрид. — Тебя, что, папа с мамой в детстве вниманием обделили? — вступилась вновь Аннабелль. — Или, подожди, папочка не приезжает в гости, ушел? Ты чего такая сука злая? После этих слов – Ингрид обернулась и удивленно приоткрыла рот. Пару секунд молчания. Доминик тяжело выдохнул, будто подчеркнув этим жестом, что подруга взболтнула лишнего. — Как же ты меня достала, — сумела выговорить Аннабелль, прежде чем голос дрогнул, — как же я тебя ненавижу! Ингрид ухмыльнулась, но девушка точно увидела следы. Она не позволяла давать себя в обиду, но тот день не успела дать отпор. Уйдя в сторону, девушка оглянулась на Аннабелль, дав понять, что выходка не сойдет с рук. Морган вздохнула, а Доминик вывел ее из класса, усадил на диванчик в коридоре и дал салфетку.