Перечитав ещё раз это письмо, я убрал его в карман. Через несколько минут появился Исаков. Он вошёл в комнату и положил мне на кровать полиэтиленовый пакетик с несколькими пирожками. — С картошкой, — сказал он. — Вкуснятина. — Слушай? — Чего? — У тебя всё получится. — Чего?.. Я встал и подошёл к Исакову, который с набитым ртом замер в центре комнаты. — Ты особо не переживай, что иногда у тебя что-то не получается. Ты делаешь благое дело. Для всей планеты. И однажды у тебя обязательно всё получится. Исаков несколько мгновений с раскрытым ртом глядел на меня недоумёнными глазами. Потом разжевал пищу, проглотил и произнёс: — А я знал! Знал, Роман, что ты в душе тот ещё добряк! — Он широко улыбнулся. Правда, через несколько секунд задумчиво произнёс: — Почему мне кажется, что ты что-то задумал?.. Что-то не очень хорошее. Это правда? — Есть такое. — И, наверное, мне тебя всё равно уже не остановить? — Даже не пытайся. Исаков помолчал несколько мгновений. — Тогда можно я тебя обниму? По-братски? Я удивлённо взглянул на высоченного Исакова. — Ну… ладно… Исаков обвил мою спину руками и крепко обнял. — Спасибо тебе, Роман. За всё — И тебе… Я взял толстовку и направился к двери. — А сумка? — спросил Исаков. — Пускай у тебя побудет… — Ты ещё вернёшься? Я открыл дверь и на мгновение замер. И перед тем как выйти, коротко произнёс: — Свети, Исаков. Свети… * Автобус всё ехал по трассе, заливаемой дождём. Я смотрел в окно. Сотни машин ползли по направлению к городу. Вскоре мы остановились. Пробка из-за какой-то аварии. Я пригляделся. На противоположной стороне дороги в овраге лежала перевёрнутая синяя легковушка. Неподалёку, на обочине, стояла здоровенная фура с помятым бампером. Она-то, наверное, и протаранила легковушку, выскочившую, по всей видимости, на встречную. Я ещё раз посмотрел в овраг. Изнутри перевёрнутой железной бедолаги по растрескавшемуся лобовому стеклу была обильно размазана кровь. Точно брошенный с небоскрёба и разбившийся об асфальт резиновый шарик с тёмно-алой краской. Без сомнений — смерть… Наконец наш автобус миновал место аварии. В окно вернулся привычный блеклый пейзаж. Через минут десять доехали до Верхнегорского моста. Дождь не переставал. Я вылез из автобуса, натянул капюшон толстовки и двинулся к большим каменным валунам, что располагались неподалёку. Не доходя до них, наклонился к земле и стал выкапывать конверт. Хорошо, что закопал глубоко. Иначе бы точно промок. Когда потемневший от земли конверт оказался в моей руке, я подошёл к той самой дыре в камнях. Капли дождя летели в эту пропасть, смешиваясь там с мощным потоком воды. Её уровень заметно увеличился по сравнению с прошлым разом. Сейчас течение стало ещё агрессивнее. Настоящий ад. Я тяжело вздохнул и припал на колени. Сняв толстовку, бросил её куда-то в сторону. Сперва нужно разобраться с письмом дьяволу, решил я. И, оставшись в одной рубашке, раскровил палец маленьким острым камнем. Сделав красное пятно в конце моей просьбы, поднял бумажку над пропастью и разжал пальцы. Мгновение — и она скрылась в черноте. Затем, нагнувшись вперёд, чтобы дождь не намочил выкопанный конверт, вынул из него несколько сложенных пополам листочков бумаги. Письмо моей матери. Матери, которую я искал столько времени. И вот всё, что нашёл — лишь несколько исписанных белых листочков. Теперь у меня было только это. Что ж… Пора. Глава 24 Мой дорогой Роман. Сынок… Если ты читаешь это письмо, значит, я писала его не напрасно. Сейчас я не знаю, спустя сколько времени оно попадёт тебе в руки и попадёт ли вообще, но считаю нужным написать тебе несколько строк. Несколько строк вместо целой жизни рядом с тобой… это ничтожно мало, знаю. Знаю и страдаю из-за этого. Наверное, было бы справедливей, если бы ты, не читая, сразу же разорвал это письмо. Я бы поняла тебя. Пусть моим ничтожным словам будет поделом. Однако если ты всё же когда-нибудь примешь решение прочесть его, я хочу рассказать о том, что ты, возможно, всегда хотел знать. О том, как вышло, что ты оказался брошенным на произвол судьбы… Это уже ничего не изменит, знаю. Но зато хоть какая-то крохотная частичка моей души сможет выдохнуть свободно. Пожалуйста, позволь мне только поведать всю правду. И потом можешь стереть меня из своей головы. Меня, проклятую женщину, оставившую тебя… Начну с того, что с самого своего детства я мечтала только об одном — стать актрисой и сниматься в кино. Возможно, кто-то может подумать, что это глупая мечта каждой девочки. Но для меня это действительно было целью всей жизни. В 1990-м году мне, девятнадцатилетней девушке, выпала возможность поехать в Москву и попробоваться на немногочисленные роли. Так, летом того же года, к своему огромному изумлению, я была принята на главную роль в фильм одного очень талантливого режиссёра. Картина носила название «Игры с дождём». Не знаю, может быть, ты когда-нибудь слышал о ней или даже смотрел… Так вот, Роман. Главную роль в нём сыграла я. Но всему этому предшествовало немало событий… Когда меня приняли на главную роль, сразу же нашёлся актёр и на главную мужскую роль. Мало того, что мы с ним должны были играть влюблённых друг в друга, так между нами действительно завязался роман. И всё последующее время мы проводили уже вместе. Это было время любви и свободы. Время счастья и смелых надежд. Однако вскоре выяснилось, что съёмки фильма отменяются из-за отсутствия финансирования. И было совершенно неизвестно, когда они возобновятся. Помню, в тот момент у меня буквально земля ушла из-под ног. И, словно сговорившись, неприятности перемещались с одного на другое. Оставаться в Москве для меня стало затруднительно. И совсем скоро я приняла решение уехать обратно. Я вернулась домой точно такой же девицей, какой и узжала в попытке устроить свою жизнь по велению мечты. С одной лишь только разницей: теперь я была беременной. Об этом я узнала сразу по приезду. Шли месяцы. В самом конце февраля 1991 года мне неожиданно позвонили из Москвы. Сообщили, что съёмки возобновляются и что мне нужно срочно отправляться в столицу на длительную и масштабную подготовку к фильму. Также некоторые его сцены нужно было снимать уже в самое ближайшее время, в зимний сезон, пока не расстаял снег. Я не знала, что сказать в трубку. До сих пор помню, как сжимала её в руках и не ощущала под ногами твёрдости. С трудом произнесла, что мне нужно время для решения. Они дали мне всего две недели. Наступил март. Я уже была на последнем месяце беременности, и на свет появился ты, сынок… Я назвала тебя Романом. И даже таким крошечным ты был очень похож на своего отца. В Москве все ждали от меня окончательного ответа, буду ли я играть главную роль в «Играх с дождём». Нужно было решаться. Да или нет. Быть моей карьере актрисы — или не быть. Много сил я потратила в те дни, пытаясь разобраться, что же мне нужно… Ох, сколько бессонных ночей и душевных мучений… Ехать вместе с тобой, только что родившимся, было невозможно. Ведь съёмки намечались в далёкой деревне и на неопределённый для меня срок. И рядом не было никого, кому бы я могла тебя оставить. Я сирота, сынок. Всю свою жизнь была одна. И одна же осталась перед этим сложнейшим выбором… Настал крайний срок. На следующий день мне нужно было либо отправляться в Москву, либо, пожалуй, навсегда остаться здесь — вдали от дела всей своей жизни. Если не поехать, беспокойно размышляла я, это поставит крест на моей мечте. Такой шанс выпадает юным актрисам один на миллион. А ребёнок… ребёнок в этом деле только обременяет, сковывает возможности… Что было дальше, ты знаешь сам. Я не сообщала твоему отцу, что весь свой отъезд жила беременной. Хотя и думала написать ему письмо или даже позвонить. Мне казалось, что съёмки фильма уже никогда не возобновятся и что с ним мне уже никогда не увидеться. Не сделала я этого и когда вернулась в Москву. Мне и подумать о содеянном было жутко, не то что кому-то рассказывать, пусть даже и твоему родному отцу. Я решила, что если уж раньше ничего не сказала, то и теперь буду молчать. Вот так я и стала вливаться в рабочий процесс. Старалась не думать обо всём этом. Отгоняла от себя все плохие мысли надеждой, что настанет день, и я непременно верну тебя. Только пусть закончатся съёмки — и обязательно верну. Но прошёл год, а я так и не осмелилась. Хоть ты и был тогда ещё малюткой, мне почему-то казалось, что, явись я к тебе снова, ты меня возненавидишь. Не примешь как свою мать. А это стало бы вдвойне больнее. Больнее той ужасной боли, что уже всё это время сидела внутри меня. Наш фильм стал успешным. Его высоко оценили критики, даже за рубежом. Мне и твоему отцу стали предлагать роли другие режиссёры. Поступали предложения даже из Европы. Тогда-то между нами отношения и ослабились. Он купался в славе и наслаждался этим. А я не знала, куда себя деть от того, что совершила… Вскоре я абсолютно ясно поняла, что больше не смогу играть в кино. Не смогу ничему радоваться. Я наконец в полной мере осознала, насколько ужасную совершила ошибку. Из-за всего этого я стала закрытой, неразговорчивой. А через какое-то время и вовсе решила уехать из Москвы. Меня долго отговаривали, но моё решение было окончательным. С того времени я жила недалеко от тебя, сынок. В одном городе. Валерий, мой друг с детства, старался меня поддерживать. Однажды даже предложил выйти за него замуж. Но я отказалась. Не видела в этом смысла. Ни в чём его не видела… Через несколько лет я узнала, что больна. У меня начались сильные боли в груди, продолжавшиеся все последующие годы. И только сейчас я понимаю их истинную причину… Роман, я пишу тебе это письмо в ту минуту, когда могу с полной уверенностью заявить, что мои дни сочтены. Это моё наказание, сынок. И я с ним полностью согласна. Ведь до сих пор мне снится, как я оставляю тебя, спящего с сосочкой, на крыльце того ужасного здания… До сих пор вскакиваю в слезах. Не было дня, чтобы я не жалела о содеянном. Я знаю, что это такое — жить в приютских стенах почти с самого рождения. Я осталась без родителей в два года и тоже оказалась в специальном учреждении. Наверное, поэтому так и не научилась ценить самое важное — родных людей. Ведь у меня их никогда не было. Ты — мой первый родной человек за всю мою жизнь. И я тебя бросила… Никогда себя не прощу. Даже несмотря на то, что знала, что тётя Клара приходит мыть полы ранним утром. Она очень любила меня, когда я жила в доме ребёнка. Я пробыла в нём целых пять лет из-за проблем со здоровьем. И именно тётя Клара всегда помимо своей работы приходила ко мне и ухаживала за мной, играла, раговаривала, смеялась, подбадривала. Став постарше, я стала навещать её на работе. Мы очень тепло общались. Так что я хорошо знала, когда именно она возвращается после помывки всех этажей в свою маленькую комнатку попить чаю. Знала, что она, конечно же, заметит в окно идущую к крыльцу женщину с ребёнком. Знала, что сразу же выбежит, увидев происходящее…