Мартин посмотрел на дверь гардеробной, на темноту за горизонтальными рейками. Когда он обходил кровать, шторы слегка колыхались от ветерка. Памела вздохнула и повернулась на бок. Отгибая одеяло, Мартин не сводил взгляда с реечной двери. Из глубин гардеробной донесся слабый скрип. Вентиляционный люк открылся, понял Мартин. Кто-то из мальчиков сейчас проберется в дом. Мартин не сможет спать здесь. Он взял со своего ночного столика упаковку валиума и медленно попятился в коридор. Он не спускал глаз с двери гардеробной и для опоры придерживался за стену. Обернулся он, только когда пальцы наткнулись на дверной косяк. По спине прошла дрожь. Мартин вышел в прихожую, перешагнул через валявшийся на полу поводок и двинулся дальше, к гостиной. Там он включил напольную лампу; комната осветилась. Бродяга спал в своем кресле. Мартин прошел по скрипучему паркету, увидел в темном стекле балконной двери собственное отражение. Сзади что-то задвигалось. Мартин, не оборачиваясь, подался в сторону, чтобы видеть, что происходит в прихожей. За спиной у него поблескивала глянцевая дверь ванной. Мартину показалось, что блестящая поверхность поехала в сторону, и он понял: кто-то открывает дверь. Детские пальцы выпустили дверную ручку и проворно исчезли в темноте. У Мартина заколотилось сердце; он обернулся. В темноте прихожей он все-таки разглядел, что дверь в ванную открыта нараспашку. Мартин задом отступил в угол гостиной и съехал на пол, привалившись спиной к стене. Отсюда можно наблюдать за окнами, закрытой кухонной дверью и темным проемом, ведущим в прихожую. Сегодня Мартин весь день пытался справиться с отчаянием. Ему не хотелось сорвать удочерение Мии, но у него никак не получалось объяснить Памеле, что нейролептики не действуют, потому что мальчики существуют на самом деле. На журнальном столике, рядом со стопкой бумаги, стоял стакан с сангиной, ручками и грифелями. Иногда Мартин обращался к своим материалам для рисования, чтобы писать записки Памеле, хотя подозревал, что старший мальчик умеет читать. Так лучше, чем говорить. Не сводя взгляда с темной прихожей, Мартин проглотил четыре таблетки валиума. Руки у него так тряслись, что он уронил блистер на пол. Глаза щипало от усталости. Мартин скорчился у стены ярко освещенной гостиной. Он задремал, и ему приснился солнечный свет. Свет проникал сквозь лед и мерцал на поверхности воды, как желтые облачка. Пузырьки вокруг него позванивали, словно стеклянные. Мартина разбудил какой-то скрип. Звук почти сразу затих. Пульс гулко застучал в ушах: Мартин понял, что это отворилась дверь гардеробной. Кто-то потушил лампу, и в гостиной стало темно. Тускло светился синий индикатор телевизора, отчего мебель казалась прихваченной льдом. Стена с проемом, ведущим в прихожую, была черной. Ветер раскачивал на балконных перилах застрявший с Рождества обрывок гирлянды. Мартин вытянул руку и пошарил под диваном, куда он уронил валиум. Таблетки исчезли. Ему стало ясно: сегодня ночью мальчики не оставят его в покое. Чувствуя головокружение от таблеток, Мартин подобрался к столику, взял лист бумаги и палочку угля. Надо нарисовать крест и держать его перед собой, пока не рассветет. Мартин начал рисовать, медленно и тяжело двигая рукой. В темноте он плохо видел, что у него получается. Мартин всмотрелся на рисунок. Перекладина с одного конца вышла длинноватой. Поколебавшись, Мартин — сам не понимая зачем — пририсовал вторую перекладину. Из-за валиума ему казалось, что он утратил волю. Мартин снова поднес уголь к бумаге и изобразил рядом с первым еще один столб. Заштриховал балки и продолжил рисовать, хотя веки у него отяжелели. Мартин взял новый лист. Крест вышел кривым, Мартин начал заново, но бросил: из прихожей донесся торопливый шепот. Мартин бесшумно отполз назад, прижался спиной к стене и уставился в темноту. Вот они, мальчики. Идут. Один из них случайно задел ногой поводок — звякнули стальные звенья. Мартин старался дышать потише. Он вдруг увидел, как в проеме, ведущем в прихожую, что-то задвигалось. В гостиную шагнули две фигуры. Одному мальчику всего три года, второму лет пять. В жидком голубом свечении, исходящем от диода телевизора, Мартин видел, как желтоватая, оттенка серы, кожа натянулась на черепах, как она собралась складками под подбородком. Острые кости выпирают под тканями и оболочками, вырисовываются под кожей, вот-вот прорвут ее. Мартин взглянул на рисунки, оставшиеся на журнальном столике, но не решился потянуться за ними. На младшем мальчике были только пижамные штаны в горошек. Он взглянул на старшего и, улыбаясь, повернулся к Мартину. Медленно двинулся к нему, наткнулся на столик; ручки со звоном посыпались на стекло. Мартин скорчился на полу. Малыш остановился перед ним: его фигура едва угадывалась в тусклом свете. Голова немного свесилась вперед. Мартин понял, что мальчик стягивает штаны. Промежность и ноги ему залила струя холодной мочи. Памела проснулась еще до звонка будильника. Ее трясло, болела голова. Страстно хотелось позвонить на работу и сказаться больной, налить в кофейную чашку водки и остаться в кровати. Часы показывали четверть седьмого. Памела спустила ноги на пол. Мартина в кровати не было. Уже выгуливает Бродягу. Памела натянула халат. Испытала приступ дурноты, но сказала себе, что справится. Выйдя в прихожую, она увидела на полу поводок и заглянула в гостиную. Торшер горит, столик стоит косо, под кроватью — пустая упаковка валиума. — Мартин? Мартин спал, скорчившись в углу и привалившись к стене. Подбородок собрался гармошкой. От мужа несло мочой, штаны были мокрыми насквозь. — Господи, что случилось? Памела бросилась к мужу, обхватила его лицо ладонями. — Мартин! — Я заснул, — пробормотал Мартин. — Идем, я тебе помогу… Мартин тяжело поднялся, Памела поддерживала его. Идти ему было трудно; Мартин пошатнулся и сел на диван.