— День жаркий, нам хотелось пить, — объяснила Аманда. — И ты высыпала гравий, чтобы привезти воды? — спросил Цезарь. — Нет… Аманда дрожащими пальцами застегнула верхние пуговицы пропотевшей насквозь блузки. — Стоит мне отвернуться — и вы делаете вид, что правила ничего не значат, — заговорил Цезарь. — Что это с вами? Что вы станете делать без меня? Будете сами заботиться о себе, сами добывать еду и покупать украшения? — Простите. Нам просто хотелось пить. — Значит, Бог, по-твоему, не знает о ваших нуждах? — Цезарь повысил голос. — Он… — Все начинается с недовольства, — перебил Цезарь. — А от недовольства и до мыслей о побеге недалеко. — Она ничего такого не имела в виду, — заговорила бабушка. — Она… — Вы сами вынудили меня ужесточить наказания, — рявкнул Цезарь. — Я этого не хотел, я не хотел сажать вас под замок. — Я никуда не убегу, — заверила его Аманда. — Ты что, собака? — Цезарь облизал губы. — Чего? — Собаки не сбегают, — проговорил Цезарь, глядя на нее. — Если ты собака, то почему стоишь не по-собачьи? Аманда с отсутствующим лицом положила лопату в тачку и опустилась перед ним на четвереньки. Блуза выбилась из юбки, обнажив блестящий от пота крестец. — Фанни пыталась сбежать, Йенни пыталась сбежать. Еще кто-нибудь хочет попробовать? — спросил Цезарь. Он схватил Аманду за волосы, задрал ей голову и полоснул мачете по шее с таким звуком, с каким топор втыкается в полено. Аманда завалилась вперед, тело несколько раз дернулось и застыло. — Я займусь ею, — прошептала бабушка и положила руку на кулон, свисавший с ее шеи. — Зачем? Она не заслуживает погребения. Пусть гниет на обочине шоссе. И Цезарь зашагал к дому. Ким, дрожа, стояла возле трупа Аманды и смотрела, как Цезарь тянет через двор удлинитель, как втыкает в него штепсель болгарки. Следующие несколько часов прошли как в тумане. Цезарь распиливал труп, а Ким и Ясин рассовывали отпиленные части по пластиковым мешкам и заматывали их скотчем. Мешки они относили в прицеп фуры. В последний мешок, с головой и правой рукой, Цезарь швырнул бутылку воды, несколько украшений, сумку и велел бабушке выбросить мешок куда-нибудь подальше. 34 Мия Андерсон сидела напротив соцработницы, ответственной за рассмотрение ее дела, в комнате на первом этаже. Кружка с кофе у нее в руках успела остыть. Что бы ни происходило с Мией, ее всегда преследовало чувство одиночества. В детстве о ней никто не заботился. Необходимость содержать себя в чистоте и что-нибудь есть целиком и полностью лежала на ней. В семь лет Мия обнаружила своих родителей в ванной, мертвыми. Передозировка фентанила. Мия попала сначала в одну временную семью, потом две недели провела в приемной семье в Сандвикене, но разругалась с другим ребенком. Мия красила свои светлые, как у матери, волосы в голубой и розовый цвет. Густо мазала брови и ресницы, жирно подводила глаза. Кривые зубы придавали симпатичной, в общем, улыбке зловещее выражение. Мия носила черные джинсы, тяжелые ботинки и мешковатые кофты. Она уже поняла: доброты в людях нет. Все просто используют друг друга. Нет ни настоящей любви, ни истинного сочувствия, есть только красивые слова. Как в той брошюре: ориентированный на результат торговый агент придерживается методов, доказавших свою эффективность. Мия ненавидела эту систему. Совершенно очевидно, что некоторые дети никому не нужны. А те, кому они все-таки нужны, сами те еще типы. Памела звонила сегодня, но Мия не ответила. Когда Памела через пять минут позвонила еще раз, Мия заблокировала ее номер. — Что думаешь, Мия? — Ничего. Соцработнице было лет пятьдесят. Седое каре, на необъятной груди — очки на золотистой цепочке. — Я понимаю, что ты расстроилась из-за отказа комиссии. — Да ладно, ничего. Время, проведенное с Микке, было единственным в жизни Мии периодом, когда ей казалось, что у нее есть семья. Но и потом, когда Микке посадили, она не смогла осознать, что была влюблена в него, что он хорошо обращался с ней только потому, что она добывала деньги воровством. — До того как попасть сюда, ты жила в двух приемных семьях. — Да, ничего не вышло. — Почему? — Спросите у них. — Я спрашиваю тебя. — Ну, там надо было мило улыбаться, а я не из таких, и меня это иногда раздражало. Люди хотели решать за меня, а сами ни фига про меня не понимали. — Мы собираемся провести дополнительное психиатрическое обследование. — Я не псих, вот уж точно не псих. Я просто не вписалась в семью такой, какая есть. — А сюда ты вписываешься, — без улыбки заметила соцработница. Мия почесала лоб. Начальство интерната утверждает, что заботится о ней, но эти люди — не ее родители и не хотят ими быть, у них есть собственные дети, у них такая работа, им за нее платят. Они не плохие люди. Но все же ее проблемы для них — просто источник дохода. — Я хочу попасть в настоящий дом, — сказала Мия. Соцработница заглянула в лежащие перед ней бумаги. — Ты уже внесена в лист ожидания. Я считаю, что ты, безусловно, должна в нем оставаться, но, честно говоря, шансы у тебя не очень. Тебе же скоро восемнадцать. — Ну да, понимаю, чего уж тут. — Мия проглотила комок в горле. Она поднялась, сказала «спасибо», пожала соцработнице руку. Вышла в холл и села на ступеньку лестницы, ведущей наверх. У нее нет сил подниматься, когда у Лувисы случаются припадки. Она сидела на ступеньке, читала мемы в телефоне и вдруг увидела новостной заголовок: стокгольмский следователь Арон Бек, руководивший предварительным расследованием убийства Йенни Линд, заявлял, что прокурор ошиблась, потребовав заключения Мартина Нордстрёма под стражу. С Нордстрёма полностью сняли обвинение в убийстве, и теперь следователи рассматривали его как ключевого свидетеля. Мия спустилась по лестнице и вышла на улицу. Было жарко. Трава, ревень и кусты сирени, которыми была обсажена беседка, источали сладкий запах. Мия прошагала мимо двух машин, стоявших во дворе, пробежала по подъездной дороге, свернула налево и коротким путем, через высокую траву вышла на Варвсгатан. Обернулась, посмотрела через плечо. На обочине немолодой мужчина с длинными седыми волосами фотографировал шмелей, вьющихся над люпином. Мия прошла по лесной опушке, поглядывая на стволы деревьев. Ей все еще казалось, что за ней кто-то наблюдает.