— Мне оно напоминает горячие клейма, которые раньше ставили американские скотоводы. Они могли бы выглядеть примерно так. Разве что менее детально. Возвращаясь к машине, Йона думал, что Постнова права: клеймо на жертве — знак не идентификации, а принадлежности. Преступник хочет показать, что помеченная женщина принадлежит ему даже после смерти. — Мы слишком копаемся. Если мы его не найдем, погибнут еще девушки, — сказал Йона и открыл дверцу. — Знаю. Меня просто мутит, когда я об этом думаю. — И может быть, он уже держит кого-то в плену. 37 У больницы Святого Йорана Памела расплатилась и вылезла из такси. Она открыла дверь Первого входа, убедилась, что за ней не следят, и поднялась на лифте в Четвертое отделение. Там она отметилась в регистратуре и оставила телефон. В комнате дневного пребывания Мартин играл в карты с могучим мужчиной, сидевшим в инвалидном кресле. Памела узнала этого человека — он то покидал Четвертое отделение, то снова возвращался. Человека звали Пророк. На кончиках пальцев у него были вытатуированы маленькие кресты. — Здравствуй, Мартин, — сказала Памела и села за стол. — Здравствуй, — тихо ответил Мартин. Памела положила пальцы на запястье мужа и несколько секунд смотрела на него, а потом он отвернулся. На лбу у Мартина все еще белел пластырь, но синяк на щеке уже начал желтеть. — Как ты? — спросила она. — Ничего не чувствую, — ответил Пророк и хлопнул себя рукой по ляжке. — Я к Мартину обращаюсь. Пророк поправил на переносице очки с толстыми линзами, собрал карты и принялся тасовать колоду. — Сыграешь? — спросил он Памелу и поменял местами верх и низ колоды. Памела кивнула, и Пророк начал сдавать. Мускулистый санитар стоял возле другого стола, за которым пожилая женщина раскрашивала мандалу. Перед телевизором дремал человек с седой бородой. В динамиках раздалось тихое потрескивание аплодисментов: показывали запись какой-то викторины. — Десятки, — прошептал Мартин и бросил взгляд на застекленную дверь. — Хочешь мои десятки? — улыбнулась Памела. — Может, лучше девятки возьмешь? Мартин замотал головой, и Памела сдала ему три десятки. Она покосилась на часы. Скоро Мартин закричит, забьется в конвульсиях. От этой мысли у Памелы тревожно заныло в животе. — Бери карту, бери, — сказал Пророк, и тут дверь отворилась. Памела подняла глаза и увидела, как в комнату входит Примус — человек, донимавший ее, когда она была здесь в последний раз. За Примусом шел санитар. Седые волосы Примуса были распущены, на плече висела спортивная сумка. Примус низко поклонился Пророку, поправил в промежности тесные джинсы и остановился за стулом Памелы. — Сегодня положили, сегодня же и выписали, — с улыбкой проговорил он. — Сделаешь, как сказано, — сказал Пророк и снова занялся своими картами. — Вот уж натрахаюсь, — прошептал Примус и пососал указательный палец. Послышался голос санитара: — Встань рядом со мной. — Ладно. А сколько сейчас времени? Санитар отвлекся на часы, и Примус погладил Памеле шею мокрым пальцем. — Пора идти, скажи всем «до свидания», — сказал санитар. — Зачем мне идти? Я умею летать, — отозвался Примус. — Но ты не свободен, — напомнил Пророк. — Ты всего лишь Цезарев денщик, муха, которая с жужжанием вьется вокруг своего повелителя… — Хватит, — нервно прошептал Примус. Памела наблюдала, как он следом за санитаром направляется к двери, как санитар сует карту в картридер, вводит код, и дверь открывается. Мартин так и сидел с потрепанными картами в руках. — У тебя тройки… — Тройки, — отозвался Пророк и взял карты со стола. — Да. — Бери, — сказал Пророк и повернулся к Памеле. — Будь любезна, сдай все семерки. — Бери. — Сейчас много внимания уделяют гиноидам. — Пророк почесал картами подбородок. — Один ученый, Макмуллен его фамилия, создал секс-робота, куклу, которая слушает, запоминает, что ей говорят, разговаривает, морщит лоб и улыбается. — Пророк отложил карты и вскинул руки ладонями вверх. Памела не удержалась и взглянула на его пальцы с десятью маленькими крестами. — Сдай мне, пожалуйста, всех королей, — сказал Мартин. — Скоро гиноида будет не отличить от живой девчонки, — пояснил Пророк. — И не будет у нас больше ни изнасилований, ни проституции, ни педофилии. — Что-то не верится, — заметила Памела и встала. — Роботы нового поколения будут уметь кричать, плакать и умолять. Они будут отбиваться, потеть от страха, их будет рвать, они станут мочиться под себя… Пророк замолчал: в комнату вошла круглолицая медсестра с «гусиными лапками» в уголках глаз и позвала Мартина и Памелу. — Не ели сегодня? — как всегда, спросила медсестра, пока Мартин укладывался на каталку в приемной. — Нет. — Мартин поглядел на Памелу, и глаза на изможденном лице беспомощно зажмурились. Медсестра ввела ему в сгиб локтя катетер и вышла. Деннис уже объяснил Памеле, что такое электросудорожная терапия. С помощью электрического тока у человека, чтобы восстановить баланс медиаторов головного мозга, вызывают контролируемый судорожный припадок. Мартин вернулся в клинику всего через несколько дней, и теперь его психиатр видел в ЭСТ единственный шанс помочь ему. — Примус сказал, что… что меня посадят… в тюрьму… — Не посадят. Тот полицейский, Арон, обманом заставил тебя признаться в том, чего ты не совершал, — объяснила Памела. — Верно, — прошептал Мартин. Памела погладила мужа по руке, и он открыл глаза. — Просто имей в виду: тебе больше не нужно разговаривать с полицейскими. — Все нормально. — После того, через что они заставили тебя пройти, у тебя есть полное право отказаться разговаривать с ними. — Я сам хочу, — прошептал Мартин. — Я знаю, что ты хочешь помочь, но, по-моему… Памела замолчала: в приемную вошли двое санитаров. Мартину пора на процедуру. Памела пошла рядом с каталкой. Из пожелтевшего пластмассового гнезда свисали провода, тянувшиеся к кронштейнам с мониторами. Анестезиолог с седоватыми бровями сел на табурет и стал поправлять экраны. Мартина вкатили в процедурную, и сестра-анестезистка стала подключать его к разным приборам. Заметив, что муж нервничает, Памела взяла его за руку. — Процедура займет около десяти минут, — сказала вторая сестра и дала Мартину наркоз через катетер.