Металлическое пощелкивание походило на тихий треск льда на озере. Вспомнилось, как он лежал на животе посреди белой равнины и всматривался через прорубь в воду. Два крупных гольца осторожно приблизились к поплавку из темноты и снова скрылись. Задрожало стекло станционных часов. До поезда всего четыре минуты, он вот-вот подойдет. Оставив Бродягу лежать, где лежит, Мартин подошел к краю платформы и заглянул в темный изгиб туннеля. Между стенами отозвались тяжелые шаги и звяканье ключей. Мартин прищурившись, взглянул в сторону эскалатора, но на платформе было пусто. Может, кто-то прячется за автоматом с конфетами? Мартину показалось, что он видит плечо и изжелта-бледную руку, но он понимал, что ему, скорее всего, только кажется. Глухой вибрирующий гул нарастал, мелкий мусор и пыль пришли в движение. Мартин смотрел на свои ноги на краю платформы. Внизу темно поблескивали рельсы, шпалы и камешки. Мартин поднял взгляд. По ту сторону зияния, на грубой шероховатой стене темнела его собственная тень. На ум пришли острые скулы и крепко сжатые рты мальчиков. У старшего сломана ключица, и плечо косо повисло. Мартин подошел еще ближе к краю и снова заглянул в туннель. Далеко в темноте светилась красная лампочка. Лампочка мигнула — кто-то на секунду заслонил ее. Ритмичный стук усилился, приближался поезд. Мартин снова взглянул на неровную стену. Тень показалась ему шире, чем минуту назад. Внезапно от нее отделилась еще одна тень. Мартин понял, что кто-то прятался у него за спиной, и не успел он обернуться, как кто-то сильно ударил его между лопаток, и Мартин полетел на рельсы. Он упал на колени, выставив руки и до жгучей боли ссадив ладони о жесткие камни. Поднялся, повернулся, поскользнулся на гладком рельсе. Прямо на него, гоня перед собой нечистый воздух, надвигался поезд. Мартин попытался взобраться на платформу, но окровавленные ладони соскальзывали. В ушах гремело, пол под ногами дрожал. Мартин заметил желтую металлическую табличку «Провода под напряжением», поставил ногу на нее, оттолкнулся, перебросил тело на платформу и откатился в сторону. В ту же секунду рядом с визгом и скрежетом затормозил поезд. 74 Белая штриховка пролетала по дороге рядом с машиной, колеса гудели. Правая рука Йоны покоилась на руле. В солнечных очках отражалось летнее небо, мелькавшее сквозь верхушки ельника. Судебно-психиатрическая клиника Сетер располагалась между Хедемурой и Бурлэнге, в двадцати милях к юго-западу от Стокгольма. Пациенты отправлялись сюда со всей страны по приговору суда; сюда же ехали пациенты, требующие специального лечения. Мартин подслушал, как Примус обсуждает с Цезарем убийство Йенни. От Ульрики полиции удалось узнать, что Примуса надо искать в «Орлином гнезде». Йона успел провести всего один допрос, а потом Примус сбежал. Примусу явно нравилось увиливать от вопросов и давать загадочные ответы. Нарциссически высокомерный Примус считал, что контролирует ход допроса, и явно поджал хвост, поняв, что случайно проболтался. Благодаря ему Йона получил первую ниточку, которая действительно может привести к Цезарю. За последние шестьдесят лет ни суды, ни судебно-психиатрическая экспертиза не помещала человека по имени Цезарь ни в одну шведскую клинику. И все же Йона понял, что Примус, говоря об Освенциме, имел в виду Сетер. Не исключено, думал Йона, что все произошедшее «Орлином гнезде» стоило этой маленькой детали. До допроса Цезарь был просто именем, но теперь Йона знал точно: этот человек когда-то лечился в Сетере. Как Примус описывал Цезаря во время того короткого допроса: Сатурн, Леопольд, дарвинист, Чад, патриарх? Все эти имена указывают на деспотизм и мужественность в превосходящей степени. Йона свернул с шоссе номер шестьсот пятьдесят и въехал в Шёнвик. Мимо проплыл старый корпус Сетера. Тридцать лет назад его закрыли, а через тринадцать лет после закрытия строение еще и пострадало от пожара. Похожая на какой-нибудь господский дом постройка выглядела как под снос: крыша провалилась, на окнах ржавые решетки. Входная дверь заложена, а с фасада отваливается, обнажая кирпичную кладку, штукатурка. Сквозь листву пробивался солнечный свет. Йона сбросил скорость, заглянул в карту, повернул и остановился перед зданиями, в которых теперь размещалась клиника. Большой больничный комплекс вмещал восемьдесят восемь пациентов; здесь работали сто семьдесят человек персонала. Чувствуя жжение в зашитой ране, Йона вылез из машины. Он прошел рамку металлоискателя, сунул очки в нагрудный кармашек и предъявил удостоверение в регистратуре. К Йоне вышла главный врач — высокая женщина лет сорока, черноволосая, с гладким лбом — и прикрепила ему к воротничку рубашки кнопку тревоги на случай нападения. — Мы, конечно, в курсе, какими красками изображают Сетер… Всем сразу представляются пациенты, которых накачивают бензодиазепинами и психотропами… Гештальтисты, терапия страхов, психологи формируют вытесненные воспоминания, которых на самом деле не было… — Не исключено, — заметил Йона. — Критика часто обоснована, — продолжала врач. — Пробелы у старой школы психиатрии просто огромны. Врач вставила карту в картридер, ввела код и придержала Йоне дверь. — Спасибо. — Конечно, мы далеки от идеала. — Женщина повела Йону по коридору. — Но мы стараемся стать лучше. Недавно уполномоченный по делам юстиции раскритиковал нас за принудительные меры. Но что делать с пациентом, который норовит вырвать себе глаза, стоит только ослабить ремни? Врач остановилась возле маленькой кухни. — Кофе? — Двойной эспрессо, — попросил Йона. Врач достала две чашки и включила кофеварку. — У нас своя система ценностей, на ее основе мы разработали стандарты лечения. Оценка опасности — очень важный момент, мы постоянно совершенствуем шкалу рисков… Оба взяли чашки, в кабинете врача уселись в кресла и какое-то время в молчании пили кофе. Наконец Йона поставил чашку на стол и начал: — У вас здесь проходил лечение пациент по имени Цезарь. Главный врач села за компьютер и залогинилась. После нескольких минут молчания она подняла глаза: — Такого пациента не было. — Был. Врач пристально посмотрела на Йону, и на ее лице впервые появилась тень улыбки. — Можете назвать его фамилию или личный номер? — Нет. — Когда, по-вашему, он здесь был? Я работаю здесь восемь лет, а все базы данных оцифровали лет двадцать назад. — Другие базы есть?