Полиция пыталась найти общее между останками и описаниями людей, пропавших без вести за последние десять лет, но опознание не обещало быть легким. — Мы еще не начали обследование, но ее, похоже, лишили жизни, перерубив шейные позвонки, — проговорил Нолен. — Меч, топор… посмотрим. — После смерти ее разрезали болгаркой, а части тела разложили по четырем мусорным мешкам. — Шая начала показывать. — Голова и правая рука лежали в одном мешке с пластмассовыми украшениями, сумочкой и бутылкой воды. Нолен сбрил покойной волосы на затылке и показал Йоне монитор с увеличенными фотографиями. Холодное клеймо светилось белым на потемневшей коже; вдоль нижнего края экрана виднелись волоски, облепленные желтыми яичками. Штемпель был тот же самый, но на этот раз изображение смотрелось отчетливее. То, что на затылке Йенни Линд казалось стилизованной «Т», здесь походило на крест. Примечательный крест. Или фигуру в остроконечной шапке и в длинном балахоне с расклешенными рукавами. Точнее рассмотреть было невозможно. Йона, не отрываясь, смотрел на фотографию. Ему на ум приходили коровьи клейма, пробы на серебре, тысячелетние рунические кресты. В голове мелькнуло воспоминание, но поймать мысль не удалось. В глубине глазницы кольнула боль. Черная капля канула в море черной воды. Теперь полиция имеет дело с тремя убийствами и одним похищением. Цезарь, без сомнения, вошел в активную — смертоносную — фазу. Памела сидела на полу, поглаживая Бродягу и рассматривая Мартина. Муж подтянул колени к груди, обхватил их руками. Лоб пошел морщинами, на щеке пятно кирпично-красной краски. — Ты был на детской площадке. — Памела пыталась понять что-нибудь по лицу мужа. — Ты видел Йенни, ты ее нарисовал… Йона говорит: он уверен, что ты слышал слова Цезаря. Рот Мартина тревожно сжался. — Ты их слышал? Мартин на несколько секунд прикрыл глаза. — Я тебя сто раз спрашивала. Что говорил Цезарь? Отвечай, — резко произнесла Памела. — Речь уже не только о твоих страхах, речь о Мии. Еще немного, и я на тебя рассержусь. Мартин кивнул и какое-то время грустно смотрел на нее. — Толку не будет, да? — простонала Памела. По щекам мужа скатилось несколько слезинок. — Я хочу, чтобы ты еще раз съездил к тому гипнотизеру. Ты готов? Мартин еле заметно кивнул. — Хорошо. — Но они меня убьют, — прошептал Мартин. — Не убьют. — Они столкнули меня на рельсы, — едва слышно проговорил он. — Какие еще рельсы? — В метро. — Мартин прикрыл рот руками. — Мартин. — Памела даже не пыталась скрывать утомление. — Мальчиков не существует, они — порождение твоей болезни, ты же сам это знаешь. Знаешь? Мартин не ответил. — Убери руки ото рта. Муж замотал головой и снова перевел взгляд на прихожую. Памела не сдержалась и вздохнула. Она поднялась, ушла в кабинет и позвонила Деннису. — Деннис Кранц. — Привет, это Памела. — Как я рад, что ты позвонила. Я уже говорил, но… прости меня, я вел себя недопустимо. Честное слово, это больше не повторится… Я сам себя не узнаю. — Да ничего, забыли. — Памела отвела прядь со лба. — Я слышал, что Примус сбежал… Не знаю, что вы на это скажете, но я хотел предложить вам с Мартином пожить у меня в загородном домике, пока все не успокоится. — Какой ты хороший. — А как же. Памела заметила у стены большой холст, на котором был изображен зачерканный дом. — Вообще я позвонила, чтобы сказать: Мартин хочет еще раз посетить Эрика Барка. — Уж не для гипноза ли? — Для гипноза. Памела услышала глубокий вздох. — Мое мнение вам известно. Огромный риск ретравматизации. — Мы должны сделать все, чтобы найти Мию. — Да, конечно, — согласился Деннис. — Я думаю о Мартине, но… да, я вас понимаю. — В последний раз — и все. 78 Эрик Мария Барк сидел у себя в кабинете за лакированным столом, глядя в заросший сад. Стояла послеобеденная жара. Эрик взял отпуск в Каролинской больнице, но продолжал вести прием дома, в Гамла Эншеде. Утром к нему заходил сын Беньямин — ему понадобилась машина. Эрик никак не мог привыкнуть к тому, что сын уже такой взрослый: живет вместе со свой девушкой, изучает медицину в Упсале. Подернутые сединой волосы Эрика стали жесткими, под глазами, от которых к вискам тянулись «гусиные лапки», залегли темные полукружья. Воротник голубой рубашки он расстегнул. Правая рука лежала между клавиатурой и открытым блокнотом. После разговора с Йоной Эрик позвонил Памеле Нордстрём, и они договорились, что она привезет Мартина прямо сейчас. В прошлый раз Эрику не удалось пробиться сквозь блок, не дававший Мартину рассказать об увиденном на детской площадке. Эрику никогда еще не доводилось работать с человеком, который был бы настолько напуган. Мартин слышал, как Цезарь произносит ту же фразу, что и тридцать лет назад в доме сетерского психиатра. Может быть, на этот раз Эрику удастся благодаря голосу Цезаря направить Мартина к тому, на что он не отваживается смотреть. Ветер с шелестом перелистнул страницы в блокноте, и все снова стихло. Косо крутились лопасти вентилятора на краю стола. На полу вдоль стены стояли стопки книг с разноцветными пометками; на стуле лежали стопки распечаток: научные отчеты, исследования. Дверь большого архивного шкафа была открыта. На металлических полках хранились результаты исследований самого Эрика: видеопленки, диктофонные кассеты, жесткие диски, истории болезни и папки с неопубликованными статьями. Эрик испанским стилетом вскрыл конверт и пробежал глазами приглашение прочитать цикл лекций в Гарварде.