Капли из разбрызгивателя долетали до выложенной камнем дорожки. Анита уже заметила Йону и дожидалась его в дверях. Платье в горошек перетягивал широкий мягкий пояс. — Не заблудились, — сказала она. Йона снял солнечные очки и пожал хозяйке руку. — Угощать мне особо нечем, но есть горячий кофе… Анита провела гостя в кухню, выложенную белым кафелем, с круглым обеденным столом и белыми стульями. — Симпатично, — заметил Йона. — Правда? — улыбнулась Анита. Анита предложила гостю садиться, достала две фарфоровые чашечки с блюдцами, ложечки, разлила кофе и выставила на стол небольшой пакет молока и сахарницу с рафинадом. — Я знаю, что уже спрашивал, — начал Йона, — но не сохранилось ли у вас фотографий того времени, когда ваш отец работал в главном корпусе? Какие-нибудь групповые снимки, проводы на пенсию, например? Анита задумалась, размешивая сахар в кофе. — Есть фотография, где я в отцовском кабинете… у меня это единственная фотография с интерьером старого корпуса… она вам ничего не скажет. — И все-таки я хотел бы взглянуть. У Аниты покраснел кончик носа, и она достала из сумочки бумажник. — На семь лет папа где-то раздобыл мне маленький медицинский халат. — Анита положила перед Йоной черно-белую фотографию. На снимке семилетняя Анита с тощими косичками и в белом халате сидела за громадным отцовским столом, на котором громоздились толстые книги и стопки историй болезни. — Чудесная фотография, — сказал Йона и вернул Аните снимок. — Папа звал меня «доктор Анита Шееле», — улыбнулась она. — Он хотел, чтобы вы пошли по его стопам? — Думаю, да, но… Анита вздохнула, и между медового цвета бровями образовалась глубокая морщина. — Вам было лет пятнадцать, когда отец рассказал вам про тот ночной визит Цезаря. — Да. — Вы не спрашивали, что мог иметь в виду Цезарь, говоря «дети играют, мамы смотрят на них»? — Спрашивала, конечно. — И что он ответил? — Папа дал мне почитать главу из его исследования, там говорилось о первичной травме Цезаря. Травме, связанной с матерью. — В каком смысле? — Исследование написано исключительно научным языком, — ответила Анита и бесшумно поставила чашку на блюдце. Лоб у Аниты был в морщинах, словно она постоянно о чем-то размышляла, делая перерыв только на сон. — Знаете, что я думаю? — спросил Йона. — Что вы продолжаете хранить отцовскую работу о Цезаре. Анита встала, поставила чашку в раковину и молча вышла из кухни. Йона стал рассматривать стоявший на столе радиоприемник с выдвижной антенной. За окном мелькнула тень какой-то птицы. Вернувшись, Анита положила на стол перед Йоной стопку страниц в триста. Листы были сшиты красной ниткой, на первой странице неровными, отпечатанными на машинке буквами значилось: ОТРАЖЕНИЕ Психиатрическое исследование Университетская больница, отделение психиатрии Профессор Густав Шееле, стационар психиатрической больницы в Сетере Анита снова села, положила руку на монографию и взглянула Йоне в глаза. — Не люблю врать, — сказала она. — Я приучила себя отвечать, что после смерти отца все сгорело… почти все, на самом деле. «Отражение» он держал дома. — Вы хотели защитить его. — Это исследование явило бы миру все злоупотребления шведских психиатров, — без выражения ответила Анита. — Папа стал бы Минотавром, доктором Менгеле, хотя он пишет об интересных вещах. — Мне придется позаимствовать у вас рукопись. — Вам придется прочитать ее здесь, с собой вы ее не заберете, — с отсутствующим видом проговорила Анита. Йона кивнул, глядя ей в глаза. — У меня нет какого-то особого мнения об исследованиях вашего отца. Мое дело — найти Цезаря до того, как он убьет еще пару-тройку человек. — Но это же просто описание клинического случая, — попыталась объяснить Анита. — В исследовании содержатся прямые или косвенные указания на личность Цезаря? — Нет. — В нем указаны имена или адреса? — Нет, ничего такого… текст почти исключительно теоретический. Все описанные примеры наблюдались только в стационаре… У Цезаря не было документов, и к нам он явился пешком. — Там говорится о норках или вообще о разведении животных? — Нет. Точнее… В одном месте Цезарь пересказывает кошмарный сон: он лежит в тесной клетке. Анита провела рукой по шее и левому плечу, причем ладонь нырнула под платье. — Цезарь явился к вам домой и потребовал, чтобы его положили в больницу, что было потом? — Его отправили в стационар. Сначала давали довольно серьезные препараты, подвергли стерилизации — тогда это было нечто само собой разумеющееся. Ужасно, но делали именно так… — И? — Когда папа предположил, что у Цезаря диссоциативное расстройство личности, он снизил медикаментозную нагрузку и начал цикл собеседований, которые и легли в основу его исследования. — Можете описать их в двух словах? — У папы был очень убедительный тезис: Цезарь страдает от двойной травматизации. — Анита погладила рукопись. — Первая травма произошла в раннем детстве, Цезарю не было еще и восьми лет, потому что кора головного мозга формируется примерно к восьми годам… вторая травма имела место, уже когда Цезарь был взрослым человеком — незадолго до того, как он явился к моему отцу. Первая травма создает предпосылки к тому, чтобы человек начал делить себя на несколько личностей… но по-настоящему диссоциация разыгрывается только после второй травмы. Папа сравнивал случай Цезаря со случаем Анны К. — женщины, в которой обитали около двадцати личностей… среди них был слепой, и зрачки Анны К. во время медицинского обследования не реагировали на свет. Йона быстро пробежал глазами краткое описание на английском языке и стал читать содержание. — Читайте спокойно. В кофейнике есть еще кофе, — сказала Анита и встала. — Спасибо. — Если вам что-нибудь понадобится — я в кабинете. — Позвольте задать один вопрос, пока вы не ушли. — Да? Йона вывел на экран телефона снимок норочьего черепа, увеличил изображение и показал Аните.