Девушка подняла брови. – Простите? – Беременная вдова в компаньонках у незамужней девушки – это может произвести плохое впечатление при дворе. Матильда, а именно она перехватила контроль, потому что Малена как цепенела от одного вида Рисойского, так и продолжала цепенеть, дрожать и заикаться, пожала плечами. – Я вообще считала, что Ровена ко двору не поедет. – Да? – удивился Астон. – Ей туда не хочется. И вообще, ей бы полежать, отдохнуть до родов, а не по балам. Да и зачем мне компаньонка? В доме, где живет моя несчастная больная матушка. И где есть ее сиятельство, в честности и порядочности которой… Графиня Элинор просто расцвела, мол, да, я такая! – …не посмеет усомниться и самый подлый из лжецов. – А ко двору… – Разумеется, мы поедем сначала с ее сиятельством, а потом уж я вывезу остальных. Граф кивнул. Его такой расклад устраивал. А вот Силанту… – Ты думаешь, мама не сможет встать? – Встать – сможет, – пожала плечами Малена. – Ходить – уже не знаю. Дядюшка, что там с моей несчастной матушкой? От избытка чувств герцогесса даже слезу вытерла, заставив Аманду недовольно нахмуриться. Говорила же, что горчица слишком острая! Надо отругать повара. Лоран тоже нахмурился. – Лорена пока еще слишком слаба. – Это потому, что мы экономим на лекарях. Говорила же – надо еще троих пригласить, – покачала головой герцогесса. – Тетушка Элинор, если вас не затруднит… Графиня склонила голову. Разумеется, ее не затруднит. – Дядюшка мог бы сопровождать тебя ко двору. – Силанта продолжала атаковать. Матильда хмыкнула. – Сестричка, ты себе как это представляешь? Мы с дядюшкой и до короля-то не дойдем. – Почему? – А его раньше убьют, – небрежно пожала плечами Матильда. Лоран поперхнулся от такой перспективы, и герцогесса едва успела увернуться от винного душа. – Меня? – Дядю? – А что в этом странного? Если наставляешь людям рога, не удивляйся, что тебя ими и забодают. Сказано было увесисто. Крепко так сказано. Лоран задумался. – Вроде бы… – То-то и оно, что не точно. Кстати, дядюшка, вы завещание уже написали? На всякий случай? Лоран скрипнул зубами и полез из-за стола. Матильда проводила его нежным взглядом. – Он так переживает… бедненький. Астон хмыкнул. Кажется, Лорана приговорили, теперь можно держать пари на его участь. Отравят, зарежут, случайно кирпич уронят – посмотрим. – Ваша светлость, к вам королевский стряпчий, – доложил слуга. Малена бросила салфетку и встала из-за стола. – Проси в кабинет. – Да, ваша светлость. – И прикажи туда же привести борзую. Лакей поклонился, показывая, что все понял, и исчез. Малена улыбнулась Силанте. – Кстати, дорогуша, капитан Сетон с утра выходил от твоей матушки. Развернулась и вышла раньше, чем Силли успела отреагировать. Силанта хлопнула глазами раз, другой, а потом развернулась и помчалась выяснять, что к чему. И, конечно, не сказала Лорану ни про какие визиты. Не до того! Тут мужчину уводят, а она про каких-то стряпчих? Глупости! * * * Барист Тальфер уже ждал в кабинете. Когда вошла Малена, он встал из-за стола, раскланялся… «Опасный человек». «Очень, – согласилась Мария-Элена. – Давай пока я с ним поговорю, а если что – ты перехватишь контроль?» «Давай», – кивнула Матильда. Что может быть такого опасного в средних лет толстячке, одетом в простую темную одежду? Ни оружия на виду, ни грозного лица – ничего. Самый обычный лавочник средней руки. И такое впечатление поддерживается, пока ему в глаза не посмотришь. А вот потом… Глаза у Бариста Тальфера темные, яркие и пронзительные. Да, в этом мире рентген изобретет вовсе не приказной подьячий Иван Пушков, это уж точно[2]. Герцогесса приветливо улыбнулась. – Я рада вас видеть, господин Тальфер. Ваш визит – большая честь для меня. – Что вы, ваша светлость. Наоборот, я благодарен вам за любезность. – Кто же может отказать правой руке его величества? – краешками губ улыбнулась Малена. Мол, при чем тут любезность. Тальфер намек понял. – Вы преувеличиваете мою значимость, ваша светлость. Я всего лишь скромный стряпчий. – Королевский. Теперь настала пора улыбнуться Тальферу. – Я был поверенным вашего отца, ваша светлость. И оглашал его завещание. Малена вздохнула. Осенила себя святым ключом и приняла как можно более постный вид. – Мой несчастный отец. Я так страдаю… Слова говорили одно, выражение лица – совсем другое. Барист понял, что ему предлагают быть чуточку откровеннее, и решил попробовать.