Маркиз посмотрел с благодарностью. И решительно взял себя в руки. Встряхнулся, собрался. – Вереш, попробуйте рассказать нам все с самого начала. Вы как считаете, где у этой истории начало? – Сложно сказать, милорд. Наверное, она началась около двух лет назад, может, чуть больше, когда нас посетила леди Сорийская. – Френсис Сорийская? – Да, со своей кузиной. Дианой Лофрейнской. Рид сдвинул брови. – И что им было нужно? Разговор прервался по вине трактирщика, который лично, не доверяя слугам, поставил на стол поднос и принялся сгружать с него снедь. Большой кувшин с вином и чуть поменьше – тут шиповниковый отвар, для госпожи, тарелки с нарезанным мясом и сыром, со свежим хлебом, с копченой рыбой, с разной зеленушкой… – Уж простите, господа, а только приготовить еще ничего не успели толком. Разве что яичницу сболтать? Рид поглядел на Вереша и кивнул: – Давай. На… Барист? Кивок. – Мария-Элена? Герцогесса кивнула. Мясо пахло так, что она чуть слюной не захлебывалась. И вообще – она не эфемерное хрупкое создание. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. «Малена!» «Тильда! – рыкнула в ответ герцогесса. – Это неэтично, когда у прекрасной дамы урчит в животе. Да так, что голодные тигры завидуют». «Не надо было тебе «Полосатый рейс» показывать». «Правильно. А завтракать – надо». – На всех. – Сейчас сболтаем. С ветчинкой, с зеленушкой, господа. Как в лучших домах будет, не извольте беспокоиться. С тем трактирщик и удалился. А Малена утащила кусочек вкусно пахнущего мяса. Рид лично налил ей отвара шиповника. Кисленький… И разговор продолжился. Вереш начал с самого начала: – Ласти… она ведь дочка степняка. Ее мать в свое время в плен попала, потом сбежать смогла, здесь замуж вышла. А Ласти родилась уже после побега. Здесь, но отец ее был… оттуда. И внешность у нее была тоже… такая. Своеобразная. Травницей она была хорошей, но народ к ней идти не хотел – степняцкое отродье. Дети обзывались, мы с ними дрались… – Вы? – уточнила Матильда. – Мы. Я с ней с детства рос, я ее… любил. Простите. Вереш сделал несколько глотков вина, потом покачал головой, выплеснул вино прямо на пол (судя по пятнам, он тут даже не сотый такой) и протянул кубок: – Налейте мне тоже шиповника? Боюсь, срубит, а спать сейчас не ко времени. Барист тут же исполнил его просьбу. – Так вот. Ласти пыталась просто травами заработать, руки у нее из нужного места росли, потом ее несколько раз обманули, предложили в любовницы взять, еще по мелочи… она озлилась. И стала Лэ Стиорта. Мы влезли в долги, купили лавку, начали вести торговлю, и дело пошло на лад. Люди, они ж странно устроены. Скажешь им: не ори на супруга, спи с ним два раза за ночь, улыбайся поласковее, и не будет он по бабам гулять, – так нет. Не она виновата, порчу на нее наслали. А дашь зелье да скажешь, что четыре раза в день надо мужу с улыбкой в еду подливать, да называть только солнышком, да еще ночью стараться, чтобы приворот закрепился, – из кожи вон вылезет. А в чем разница? – В степени дурости, – ответила Матильда. – Вы этим и занимались? – Ну да, и этим, и травами тоже, Ласти неплохой травницей была. Не ее вина, что так сложилось. Это понятно. Не ее, а то еще парень в себе замкнется и ничего не расскажет. Шервуль с ней, с ведьмой. Все равно мертва уже… – Вот, эти две твари хотели получить настой, чтобы ребенка сбросить. – Сучки, – не удержалась Матильда. И почему-то мужчины покосились на нее одобрительно. Хотя ругаться – некрасиво. – Настой Ласти им продала, а потом пришел – Он. – Кто? – Ласти называла его Господин. Всегда так, с большой буквы. И Ласти легла под него почти мгновенно. Он много чего обещал. Жениться, сделать ее благородной дамой, забрать с улицы Могильщиков, клялся… она к нему бежала, как на крыльях… – А вы терпели? – А я ее любил. Дурак, да? Матильда поглядела на Рида. И уверенно ответила: – Если и дурак, то счастливый. – Ее уже нет. – Зато в вашей жизни было это чувство. Я вот ни об одной минуте не пожалею. – И я, – отозвался Рид. И глядя на их переплетенные пальцы, все было понятно без слов. Вереш вздохнул и продолжил рассказ, прерываясь, только чтобы сделать глоток отвара. – Он Ласти в это и втянул. Когда к нам пришел принц, я знал, что это плохо кончится. Я начал за ней следить. Ласти ходила в одно место, на Кожевенную улицу. Я… – Кто был ее любовник? Имя? – подался вперед Тальфер. – Виконт Трион. – Сын начальника департамента Дознания? – Не Тарейнский? – Ромуальд? Рид, Барист и Матильда отреагировали по-разному. Переглянулись и задумались. Первым высказался Барист: – А при чем тут Тарейнский? – А вы думаете, одному такое под силу? – прищурился Вереш. – Все они там. Трион – по нему почему-то бабы сохнут. Канцлер – мозг, его сынок – тоже в деле. – А власть они как делить будут? – Вопрос для Тальфера был не лишним. Власть – по определению не колбаса, на части не поломаешь. И потому умные люди не участвуют в заговорах. Они понимают, что побеждает тот, кто останется в живых. А вот когда начнут резать претендентов… вот ведь загадка? – А мне, простите, не докладывали. Знаю, кто в заговоре, и то в основном от Ласти. Принца использовали, как уличную шлюху, потом выкинут. Или отцеубийцей представят. Ласти убили. Трион-младший и убил, лично ручки запачкать не побрезговал, паскуда… – Жаль, доказательств у вас нет, – вздохнул Рид. – Слова – это хорошо, но мало. Вереш фыркнул. – Вот это – подойдет? На столе появились два кольца, одно из которых принадлежало его высочеству, а второе – загадочному «господину», виконту Триону, потом несколько писем, собственноручно написанный рассказ Ластары… Два письма были полуобгоревшими, но почерк был отлично знаком Риду. Канцлер. – Ласти их из камина вытащила. – Вы попросили? – Она сама, пока еще по уши не влюбилась… В письмах не было ничего «такого», там не было написано «подложи под принца Сорийскую» или «пусть этот кретин отравит отца», но… Фамилии, рода, какие-то поместья. Матильда с Маленой и десятой части не знали, а вот Рид что-то понимал. Пробежал глазами, протянул Тальферу. – Готовились, мрази. Заранее имущество делили. Тальфер тоже что-то понимал, Матильда это видела. – Моей фамилии там нет? – спросила она.