– Что именно? – Вот приходишь ты в дом мужа. А там сложившиеся компании, своя специфика… то есть порядки и правила, кто-то кого-то любит, кто-то не любит, враждует, ругается, ненавидит, подличает из-за угла… понимаешь? – Да. Так везде, наверное… – А тебе-то там жить! И управлять этими людьми! Поэтому главное – умение находить общий язык с любым человеком, правильно определять, что ему нужно, уметь использовать в нужном месте… Нас этому не учат. Разве что специфические группы людей, и они своим опытом ни с кем не делятся. А бабуля у меня своим умом до этого дошла и принялась меня натаскивать. Ну, как могла… – Как именно? – Таскала по кружкам, клубам, психологическим курсам, везде показывала людей, рассказывала, что к чему… Не могу сказать, что у меня хорошо получается, и опыта маловато, и ум нужен… да много чего нужно. Правильно управлять людьми – это великое искусство, доступное лишь немногим. Я не умею. Но кое-какие приемы усвоила. Высшая математика в жизни пригодится или нет – неясно, но на любой кафедре ты будешь работать с людьми. – Что такое кафедра? И разговор ушел совсем в другую сторону. Глава 4 Лорена Домбрийская Томор умирал. Агония длилась вот уже второй день. Герцог словно специально дожидался отъезда королевского стряпчего, чтобы потерять волю к жизни. Стоило ей проводить Бариста Тальфера, и на следующий день Томор впал в беспамятство. Стонал, бредил, звал первую жену… Просил дочь прийти к нему, говорил в бреду, как любит свою Малечку, как они поедут в столицу, как устроит ей первый бал… Лорену он не звал. Это не мешало «безутешной вдове» заворачиваться в серые тряпки[8], сидеть у кровати мужа, поить его водой с ложечки и вытирать лоб (менять простыни все же доверялось служанкам), но как же это злило! Просто из себя выводило! За эти два дня Лорена возненавидела падчерицу больше, чем за предыдущие восемь лет! Получалось так, что она в душе мужа следа не оставила. Никакого… Хорошо хоть, королевский стряпчий уехал. Лекарь суетился рядом, то возжигал какие-то курения, то пускал герцогу кровь… И к концу второго дня добился своего. Герцог стал дышать все реже и реже. Краска покидала его лицо, оно на глазах словно бы покрывалось серой вуалью смерти… синели губы, теряли краски глаза… – Не вижу… ничего не вижу… Анна! Анна, ты здесь! Анна, возьми меня за руку, прошу, мне страшно… Лорена протянула руку, сжала костлявые пальцы мужа в своей ладони, но тот вырвался с неожиданной силой, сел на кровати. – Анна! Я уже! Иду… И упал, как подкошенный. Лорена подумала пару секунд – и тоже упала в обморок. Она могла бы изобразить безудержное горе, и даже истерику, но к чему тратить силы? Скучно, господа… Вокруг герцога засуетились плакальщицы, они же обмывальщицы и переодевальщицы в посмертный наряд, а «бесчувственную» Лорену подхватили и отнесли в ее покои. Там лекарь зажег у нее под носом перо, и она пришла в себя. – Мой муж… – Крепитесь, ваша светлость. Ваш супруг… Лорена махнула рукой, развернулась и уткнулась лицом в подушку. Плечи женщины затряслись в безудержных рыданиях. – Оставьте меня. – Но, ваша светлость… – вякнул было лекарь. – Оставьте меня одну! Повторного приказа никто ослушаться не осмелился. Все вышли, и только спустя минут пять, убедившись, что осталась одна, Лорена оторвалась от подушек. Заплаканная? Вот уж – нет! И незаплаканная, и нерастрепанная, а вполне спокойная и довольная жизнью. Теперь она вдова, и в этом положении есть свои плюсы и минусы. С завтрашнего дня она начнет претворять свои идеи в жизнь… Дверь скрипнула. Лорена едва не вызверилась на вошедшего, но потом узнала брата и успокоилась. – Лоран! – Слуги прибежали чуть ли не в панике. Кричат, что ты в обмороке, что можешь покончить жизнь самоубийством… – Пусть и не мечтают. – Пусть. Хорошо играешь, сестренка. Лоран присел на кровать рядом с сестрой. Лорена вздохнула и уткнулась лицом в его серую рубаху. Мужчины в Ромее одевались достаточно просто – в Аллодии, во всяком случае. Штаны, заправленные в сапоги, нижняя рубаха, поверх нее обычная рубаха, и жилет сверху. Шляпа на голову. Это одежда повседневная. Разумеется, жилет можно было заменить на куртку – или накинуть сверху плащ, а жилет поменять на камзол. Фасоны и ткани тоже разнились, как и вышивки, и прочее, но общий стиль оставался неизменным. И Лоран с удовольствием следовал ему, потому что штаны отлично показывали его длинные стройные ноги, да и мужское достоинство у него было хорошее, можно не скрывать, пояс подчеркивал тонкую (до сих пор!) талию, рубашки красиво облегали плечи и руки… Вся его одежда, даже траурная, была из шелка и бархата. И сейчас он не изменил себе. Лорена была в платье из серого бархата. Рубаха Лорана выполнена из серого шелка, а жилет расшит золотом так, что траурным его назвать язык не поворачивался. Лоран привычно погладил сестру по голове. По золотым волосам… – Не плачешь? Лорена фыркнула. – Ты знаешь, сколько мне оставил этот негодяй. – Ну, жить-то на это можно… – Выжить – можно, жить – нельзя. – Лорена негодующе надула губы. – Я к такому не привыкла. – Отвыкла. – Это не важно. Лоран, я хочу в столицу! – Вот приедет эта малышка… Мария-Элена, я женюсь на ней, и мы сразу отправимся в столицу. – Сначала в столицу, потом женишься. Понял? Лоран усмехнулся. – Не учи, сестренка. Обольщать малышку придется уже здесь, а ты можешь готовиться к выезду в столицу. Лорена довольно улыбнулась брату. В дверь постучали. – Мама? Можно? Лорена переглянулась с братом. – Да, дочка. Можно…