– Отодвинуть. Переставить сюда мой прибор. Лорена, замешкавшись от неожиданности в гостиной, потеряла пару минут и попала как раз к кульминации. Герцогесса усаживалась в кресло, помнившее еще ее отца. Сквозняк пронесся по комнате, свечи взблеснули, и Лорена вдруг поежилась. Взгляд у Марии-Элены был не девичий, нет… Холодный, жесткий, надменный. Она уже приговорила всех присутствующих и теперь просто забавляется. Но в следующую минуту женщина уже тряхнула головой. Наваждение спало. Это все та же ее падчерица, что в ней такого? Силанта же не задумывалась над такими сложными материями. Она сразу же пошла в атаку: – Смотрю, сестричка, ты спутала места? Мария-Элена удивленно поглядела на Лорену: – Мамуся, я в недоумении. Это элементарные требования этикета. Я – местоблюститель, который потом передаст и место, и титул супругу. Или сыну, как пожелает король. Но пока – мое право и мое кресло, да. Неужели вы не объясняли Силли таких элементарных вещей? Кошмар! Лорена резко выдохнула: – Я дала своей дочери лучшее образование. – Ну так проверьте ее знания. – Матильда смотрела невинно. – Ладно еще – здесь она такое ляпнет. Но если при дворе? Навек опозоримся! – А вы уже планируете поездку в столицу, дорогая племянница? Мужчина смотрел так, что молодая девушка (по замыслу) должна была растечься в лужицу, покраснеть, раздеться и отдаться прямо на столе. Этак… соблазнительно, словно на пирожное. И одновременно оценивающе, чисто мужской взгляд, который говорит: «Хочу и получу». Но говорить такое Матильде было чревато. И смотреть – тоже. Ответный взгляд прошелся по Лорану частым гребнем, четко давая понять, что видали мы мушкетеров и поавантажнее. Шея грязная, руки не отманикюрены, волосы подстрижены не слишком ровно, а что до голубого цвета одежды… Скажи спасибо, товарищ, что здесь секс-меньшинств нет. Ты бы еще петуха на одежде вышил. – Голубой я, голубой, никто не водится со мной… – тихо пропела девушка. – Простите? – оторопел Лоран. – А вас есть за что прощать? Хорошо, потом расскажете, – кивнула Матильда. – Дядюшка, полагаю, как Рисойский, вы должны знать, что все главы родов приезжают к королю. В обязательном порядке. Дать присягу и получить подтверждение титула. Лоран перенес удар достойно. – Разумеется, я это знаю, Мария-Элена. Вы ведь позволите вас так называть? – Конечно, дядюшка. Наша разница в возрасте такова, что никто не подумает плохого, – с невинной улыбкой заверила его Матильда и кивнула Шадолю, который чем-то подавился и сейчас пытался прокашляться. – Прикажите подавать на стол, я проголодалась. * * * – А казачок-то засланный. – Что? – Говорю, дядя твой к тебе клеится, хоть стамеской отдирай. – Он мне не дядя! – И может этим воспользоваться. – Фу-у-у-у-у! Мысленно Матильда вознесла хвалу Антону. Вот уж не знаешь, где и кто пригодится! Раньше Мария-Элена могла бы и запасть на этого средневекового секс-символа. Но сейчас? Когда есть Антон Великолепный? И первая девичья любовь? Горячая и страстная? Перца по вкусу, соли не надо? Лорану решительно нечего тут ловить. Но… – А король может разрешить ваш брак? – Эм-м-м… не знаю. – Если ты влюблена, беременна, умоляешь его не губить твою любовь? – Говорят, его величество Остеон обожал свою супругу. Может и разрешить. – И считай, у Рисойских дело в шляпе. Ты влюблена, сидишь в поместье, они весело проводят время в столице. Впрочем, раз в год, сделать ребенка, муж к тебе приедет. Если не забудет. – Фу-у-у-у-у! Просчитать ситуацию было несложно, тем более что дядюшка откровенно пытался присесть поближе, завладеть тонкими девичьими пальчиками, а то и положить что-то вкусненькое на тарелку и чуть ли не накормить с ложечки. Наверное, по местным меркам, это были изысканные ухаживания. Мария-Элена должна была растаять, восхититься и без звука отдать прекрасному принцу свое сердце и состояние. На Матильду это не действовало никак. Вообще никак. От фасоли она отказалась, шепнув дядюшке по большому секрету, что живот пучит, от пирога тоже, поела немного жареного мяса, пометив себе на будущее научить местных готовить шашлыки, в качестве гарнира помучила тушеные овощи, придирчиво выбирая морковку и откидывая в сторону капусту, горох и репу, съела яблоко – и подумала, что в монастыре и того иногда не давали. Сыта по горло, да-с… Завладеть девичьей рукой и романтично ее поглаживать тоже не получалось. После того как громко и отчетливо было заявлено: «Дядюшка, я сюда кушать пришла, а не за ручки держаться», Лоран приутих. А уж накормить… – Вы считаете, я не умею пользоваться столовыми приборами? Лоран, не ожидавший такой прыти, невольно стушевался, а Матильда показала в сторону его тарелки. – Дядюшка, я кушаю сама с раннего детства. И обслуживать меня не надо. Поухаживайте за мамусей, а то она сидит такая печальная. У меня сердце кровью обливается на нее глядеть… – Я потеряла мужа, – напомнила Лорена, делая скорбную мину. – Да. И я потеряла отца, – охотно согласилась Матильда. – Давайте завтра пойдем и помолимся за его душу… – Ты так легко об этом говоришь! – возмутилась Силанта. Матильда только фыркнула. Легко, как конфетку у младенца отнять. И так же правильно – нечего детям всякую гадость давать. – Силли, хочу тебе напомнить, что наша мамуся послала за мной слишком поздно. Мой отец умирал, а я не могла быть рядом с ним, держать его за руку, утешать его… я была в дороге. Ах, если бы мамуся вызвала меня на месяц-два пораньше, подумав о наших с отцом чувствах! Если бы она понимала, как мы страдали в разлуке все эти годы! Пафоса в голосе Матильды было столько, что слуга, который снимал нагар со свечей, едва не упал навзничь. От переживаний. А девушка поднялась из-за стола и махнула рукой: – Сидите, кушайте. Я пойду поплачу… Ах отец, отец мой, какое горе… Впрочем, вышла она хоть и быстро, но с достоинством. Дверь захлопнулась, едва не прищемив Шадолю нос. Лоран переглянулся с Лореной. Сестра тоже поднялась из-за стола. – И как тебе эта… мыш-ш-ш-шка, братик? Мужчина откинулся на стуле. Да, такого он не ожидал. Но… – Восхитительна! Сестричка, она просто великолепна! Кажется, я влюбился! Лорена взвыла – и выбежала из столовой. Лоран потянулся под взглядом оторопевшей Силанты, подмигнул племяннице. И та не выдержала. – Дядя, вы это всерьез? – Не знаю. Но согласись – она великолепна?