— Он был днем, — промямлила она, сглотнув горечь в горле, ей было трудно говорить. — Сказал, что все в руках Боженьки… — Ленивый эскулап! — выругался он. — Давай я приведу другого?! Почему Кудашев не привел другого? Я сейчас, Ириша… — Нет, постой! — окликнула она Измайлова, когда тот уже устремился прочь от нее. Услышав ее глухую мольбу, он тут же вернулся обратно. — Но как же, Ириша? — выпалил он с надрывом. — Побудь со мной, прошу… мне осталось совсем немного… Поняв смысл ее жуткой фразы, Александр стремительно пал перед кроватью на колени. Он притиснулся горячими губами к Ирининой руке, лежащей сверху покрывала, целуя нежные пальцы: — Прости меня, — выдохнул он. Продолжая осыпать ее руку поцелуями, он что-то бессвязно бормотал о несправедливой судьбе и горькой доле. Ирина же, прикрыв воспаленные усталые глаза, наслаждалась звуком его голоса, и чувствовала, что ей безумно радостно оттого, что он здесь. Через некоторое время она словно опомнилась и, вновь открыв глаза, подняла руку и запустила пальцы в его темные волосы, лаская его. — Милый… Оленька сказала, что ты не придешь… и я поверила… Вмиг подняв на нее лицо, он страстно выпалил: — Я намеренно солгал ей, Ириша. Меня не должны видеть здесь. Не хватало еще, чтобы твое имя склоняли всякие сплетницы. Потому я ждал, когда Виктор уйдет. — Я прогнала его. Он что-то кричал о моей дурости и… — выпалила она с горячностью, и сама поразилась, откуда сейчас у нее взялись силы для этой гневной фразы. Но неприятные воспоминания об истерике мужа, когда он вместо понимания набросился на нее с обвинениями, вновь вызвало в ее существе негодование. Ее голос сорвался. — Подай мне воды… Быстро поднявшись на ноги, Александр устремился к кувшину и спустя минуту, бережно приподняв Ирину, помог ей напиться. — Ты посидишь еще со мной, не уйдешь? — попросила она с надрывом, испепеляя его горящим взором, едва он поставил кружку на прикроватный столик. — Конечно, — закивал он. Быстро присев в изголовье кровати, он бережно переложил подушку с головой Ирины на свои колени. — Удобно? — Вполне. Благодарю, милый, — вымученно улыбнулась она, смотря на него снизу вверх. Они вновь замолчали, и Александр начал осторожно гладить ее ладонью по голове, лаская и успокаивая одновременно. Пьяный дурман совсем выветрился из его головы, и он с нежностью взирал на любимое лицо, печально думая о том, что все это неправильно, ненормально и до безумия несправедливо. Отчего он должен, как вор, скрываться и прятаться ото всех, когда его душа жаждет находиться каждый миг рядом с нею. И еще одно мучило его, что своими поступками он невольно подтолкнул любимую к этому безумному шагу. — Я так виноват перед тобой, — прошептал молодой человек спустя некоторое время, устремляя горящий взор на ее лицо. — Твоя сестра сказала, что из-за меня ты… — Ты? — удивилась Ирина, не понимая посмотрев на него. — При чем тут ты? — Ольга обвинила меня. Заявила, что я преследовал тебя и мучил, и из-за этого… — он сглотнул и через силу добавил: — Ты так страдала… — Глупость! — вымолвила она с горячностью. — Ты тут ни при чем. Она просто не поняла, наверное. Это все он! Виктор! — Твой муж? Из-за него ты так расстроилась, что… — Да… как все до жути страшно, Саша, — пролепетала она, и ее лицо исказила мука. — Ты во всем был прав. Он чудовище! Я ходила в тот дом и видела всё собственными глазами. Этот бесчестный сатир там миловался с другой! Я так безгранично верила ему, пыталась полюбить и была верна. А он… растоптал всё… мое доверие, мои чувства, наш обет перед Богом! Она глухо выдохнула со стоном, схватившись за живот от сильного спазма. — Господи, Ириша, успокойся, — обеспокоенно велел он, приподнимая ее вместе с подушкой и прижимая к себе, приникнув к ее лбу губами. — Если бы я знал, что это так расстроит тебя, и слова бы не сказал тебе про его шашни с этой актеркой… — Ты все верно сделал, Саша! Мне надо было узнать правду. Почти два года я терпела этого обманщика, а он смеялся за моей спиной, и ведь мне говорили о том мои подруги, а я не верила, думала, они из зависти клевещут на него. От обуявших ее переживаний она вдруг закашлялась, и он немедля подал ей вновь воды. — Ириша, тише, не надо так, — шептал он над ней. — Тебе совсем плохо? — обеспокоился он, видя, как она поморщилась. — Тошнит опять… — Ты помолчи, не говори, Ириша, — велел он. — Не трать силы. Они вновь замолчали и некоторое время сидели, прислушиваясь к дыханию друг друга. Им было не тягостно сидеть в тишине. Они оба знали, что слова им не особо нужны, потому как они чувствовали душевную близость. — Скоро будет светать, — сказал через некоторое время Александр. — Я уже так долго у тебя… — Останься еще немного, — взмолилась она. — Как прикажешь, Ириша. Склонившись к ней, он нежно поцеловал ее в лоб и вновь выпрямился, так и удерживая ее на подушке на своих коленях. Он гладил ее по волосам, чуть покачивая Иришу на руках, словно убаюкивая, как дитя. Она же снова прикрыла глаза, и в ее голове кружились мысли о том, что, если бы у нее только появилась возможность все исправить. Но она помнила неутешительные прогнозы доктора и предполагала, что, возможно, ей осталось жить на этом свете совсем недолго. Она и сейчас ощущала сильные тянущие боли в желудке и животе. Однако присутствие Александра успокаивало ее душу и дарило радость. Ее перестали терзать сомнения и неприятные мысли о Викторе и ее доверчивости. Приподняв руку, она положила ладонь поверх его сильной руки, которой он удерживал ее под грудью, и тихо спокойно задышала. В эти минуты Ирина была счастлива, Саша был рядом. Как давно она мечтала об этом, как давно терзала себя мыслями о том, что этого не может быть. И вот теперь Боженька сделал ей перед уходом в другой мир такой подарок. Он обнимал ее, и она чувствовала, что он всё такой же любящий, порывистый и нежный, как и два года назад, когда они признались друг другу в любви. Впадая в беспокойную дрему, она глубоко вздохнула, думая, что, скорее всего, более не проснется на этом свете. Трепетным беспокойным взором Александр следил за мимикой любимого лица. Он пытался передать ей через прикосновения, через дыхание, через взгляд дыхание жизни. Несмотря на всю трагичность и ужас теперешней ситуации, Измайлов ощущал, что сейчас он по-настоящему счастлив. И более ему нечего было желать, кроме, конечно, одного — чтобы она выкарабкалась и осталась жить. Он отметил, как Ирина спокойно задышала во сне. Он так и не прекращал осторожно гладить ее по светловолосой голове, следя за малейшим подрагиванием век и ресниц. Вскоре он и сам задремал, приникнув головой к ее виску с влажными кудрями. Проснулся он внезапно, оттого что Ирина беспокойно зашевелилась в его руках. Тут же посмотрев на нее, он пробежался тревожным взглядом по ее лицу. — Как ты? — спросил он тихо, отмечая, что за окном светает. — Не знаю, — пролепетала она. — Живот вроде перестало крутить… Она улыбнулась ему, и Александр вдруг понял, что самое страшное уже позади и Ирина будет жить. Ибо в ее глазах сейчас, после кратковременного сна, появилась некая искорка, а на лице румянец. — Хочу признаться тебе, Сашенька, — произнесла она тихо, всматриваясь в его бледно-голубые добрые глаза. — Я так была неправа, надеялась, что забуду тебя, полюблю его. Думала, что сердце можно заставить любить, но я так жестоко ошиблась насчет всего… и теперь знаю только одно — я люблю тебя… ты был прав… Он счастливо улыбнулся ей в ответ и, чуть сильнее прижав к себе, прошептал ей на ухо: — Я никогда и не сомневался в твоей любви, Ириша. Ты пыталась разуверить меня и говорила все эти холодные слова, но я все верно чувствовал… Склонившись к ней, он немедля приник к ее губам и сильнее прижал ее к себе. Он целовал ее так трепетно, страстно и обреченно, словно это был последний его миг на этой бренной земле. Ирина же, подняв руку, обвила его голову ладонью, ответив на поцелуй, и ощущая себя безмерно счастливой. Александр ушел через час, когда удостоверился, что Ирина снова заснула. К обеду княгине Кудашевой стало лучше, а на следующий день она вовсе поднялась с кровати вполне здоровой. Оленька, которая все эти дни не отходила от сестры, была крайне удивлена и обрадована ее выздоровлением. Как, впрочем, и Виктор, который накануне говорил с женой в повышенном тоне, обзывая ее глупой, раз она совершила подобное. Ирина не сказала князю, что знает о его измене, как и о том, благодаря кому она в ту роковую ночь решила все же остаться на этом свете. Эту тайну княгиня Кудашева хранила глубоко в сердце. Глава XI. Вдова Кисловодск, 1827, 3 июля — Все же я волнуюсь, папа, — произнесла Оля, осматривая разномастную публику вокруг. — Лакомка хотя и быстра, но всегда есть место для удачи. Свежее утро был прекрасным. Теплая безветренная погода располагала к прогулкам. Сегодня местные власти Кисловодска устраивали уличное гуляние, точнее сказать, подвижное увеселение. Скачки на скорость обещали стать довольно увлекательным зрелищем, собрав много здешних отдыхающих дворян. Трубецкой с младшей дочерью и князья Кудашевы прибыли одними из первых на равнинную местность, раскинувшуюся у подножья гор, и теперь находились в самой гуще дворян-отдыхающих. Играли местные музыканты, нечто веселое и приятное слуху. А многочисленные дворяне прохаживались по зеленой лужайке, беседуя и выбирая скамьи для лучшего просмотра. Дело в том, что место для скачек было выбрано неслучайно, и путь для забега пролегал чуть ниже, на склоне холма, и прекрасно просматривался сверху, где и находилась основная публика. Оленька тоже участвовала в сегодняшних скачках. Хотя Николай Николаевич был не в восторге от этого, запрещать дочери что-то он не посчитал нужным. Ирина с мужем сидели на одной из лавочек, расставленных длинной вереницей, а Оленька с отцом стояли чуть в стороне от них, разговаривая с графом Игнатьевым и его женой. Во время разговора Оля крутила в руках небольшой хлыст, волнуясь о предстоящих скачках. Хотя она и знала, что забеги будут разделены на мужской и женский, но все же ей было неспокойно, проигрывать она не любила еще с детства. Участники скачек и гости все прибывали, и стало уже довольно многолюдно. Игнатьевы вскоре покинули Трубецких, пригласив Николая Николаевича с дочерями к себе завтра в гости на ужин в номера ресторации. Спустя некоторое время среди глазеющей и беседующей публики появилась группа молодых офицеров, среди них были братья Измайловы, подпоручики Черкасов и Анненский. За локоть штабс-капитана Измайлова держалась прелестная дама, шатенка лет двадцати пяти. Ольга сразу же узнала ее. Это была Евгения Ивановна Красовская, вдова майора. Рано потеряв мужа, который погиб в боях под Шушей на Кавказе, Евгения осталась вдовой в весьма приятном молодом возрасте, хотя и без большого достатка. Она была красива, статна, имела бледный цвет лица по моде и обладала чарующими черными очами с азиатским разрезом. Красовская пользовалась успехом у мужчин. Но, насколько была осведомлена Ольга, Евгения Ивановна искала себе нового мужа именно по достатку, не гнушаясь поклонниками в возрасте. Потому появление ее с молодыми офицерами, которые явно не могли похвастаться богатством, вызвало недоумение у Ольги, ведь Красовская предпочитала более состоятельных мужчин. Трубецкой тоже заметил компанию молодых людей и замолчал, поменявшись в лице. Это не укрылось от Ольги, и она увидела, как отец вперил в Евгению и Кирилла цепкий взор. Молодая Красовская как-то вызывающе кинула темный взор на Николая Николаевича, словно показывая свое превосходство. Нахмурившись, Оля поняла, зачем Евгения явилась на гуляние под руку с этим молодым гвардейцем, видимо, специально, чтобы позлить ее отца. Девушка прекрасно знала, что с этой Красовской отец имел интимную связь уже пару лет, исправно посещая ее дом на Васильевском спуске. Но, насколько помнила Ольга, месяц назад между Николем Николаевичем и этой своенравной вдовой произошла неприятная размолвка и они расстались. И Оля думала, что Трубецкой позабыл о Красовской, но, судя по нервной бурной реакции отца, он все еще испытывал некоторые чувства к Евгении. Измайловы со своей дамой приблизились к Кудашевым, а Черкасов и Анненский последовали далее. Александр чересчур вежливо поздоровался с князем Виктором и поцеловал руку Ирине, задержав пронзительный взор на ее лице. Та же в ответ так же поздоровалась со старшим Измайловым. Следя за сестрой и этим невозможным поручиком, Оленька решила, что на этом все кончится. Но не тут-то было. Александр завел разговор с Виктором, спросив его о чем-то, и тот ответил ему. Далее к беседе присоединилась вдова Красовская, что-то уточняя у Кудашева и уж очень призывно улыбаясь то князю, то своему спутнику Кириллу Измайлову. Однако Евгения не забывала косить взглядом в сторону Трубецкого, видимо, желая увидеть его реакцию. Кирилл, на руке которого висела вдова, вел себя безразлично и холодно, словно разговор с князями Кудашевыми его совершенно не волновал. Ирина следила за всей этой пафосной слишком уж дружелюбной картиной и чувствовала некую фальшь в поведении и словах Красовской и Александра. В какой-то момент, когда Кудашев отвечал на очередной вопрос Евгении, Ирина, так и сидя на скамье, вдруг обронила на землю свой платок. Немедля Александр сделал два шага к молоденькой княгине и подал ей платок, но зоркий взор Оленьки отметил, что вместе с платком поручик сунул в ладонь сестры записку.