Она провела по нему злым непокорным взглядом и едко ответила: — Ах, какое у меня большое желание рассказать всем, что Трубецкая бегает к тебе в спальню. Чтобы завтра же по всему Петербургу о ней прошла дурная слава как о блуднице! — Только попробуй, — жестко чеканя слова, огрызнулся Измайлов. — И завтра же поедешь в Тверское имение ловить жаб вместо петербургских женихов. Девушка долго пронзительно смотрела на брата, а потом вихрем вылетела прочь из кабинета. Разговор с сестрой выбил Кирилла их колеи. Почти весь день после этого он пребывал в мрачных думах, сначала съездив в военное министерство, а потом нанеся визит знакомому генералу. Однако вечером, по возвращении в особняк дяди, его ожидало приятное известие. Его посыльный принес от Трубецких ответ на его утреннее послание. Ольга написала, что приехала еще вчера и вечером будет у него. Почти четыре дня они не виделись, и эта новость вызвала в его душе тихую радость. Около десяти вечера Оленька вошла в его спальню, пахнущая какими-то свежими сладкими духами. Невозможно прекрасная в лазоревом платье с открытыми плечами и прозрачной светлой шалью. — Я скучал, — произнес Кирилл страстно, быстро сжимая ее в объятьях и властно завладевая ее губами, и тут, словно опомнившись, добавил: — По вашим сладким прелестям, конечно. — Даже не знаю, радоваться тому или нет? — как-то ехидно заявила она, однако подставляя свое лицо его нетерпеливым губам. Он сильнее склонился, стиснув сильной рукой ее талию. А его вторая рука начала тянуть вниз вырез ее платья, сильнее оголяя девушку. — Ваши упругие грудки так мило смотрятся в этом платье, — хрипло прошептал он. — Боже, Кирилл Григорьевич, вы могли бы немного сдерживать свои фразы? Они смущают меня. — Неужели? — оскалился он довольно и быстро прошелся губами по верху ее груди, словно наперекор ее словам. Затем выпрямился и, пронзительно смотря ей в глаза, спросил: — Тогда я продолжу молча, моя сладкая нимфа? Она не сопротивлялась его напору, когда он вновь завладел ее губами. Быстро приподняв девушку над полом, Измайлов перенес ее чуть в сторону и осторожно опрокинул животом на круглый стол. Склоняясь, он в запале прикусил губами мочку ее уха и начал быстро задирать юбки. Как и в прошлые разы, на ней не было панталон и второй нижней юбки, лишь шелковые голубые чулочки закрывали ножки до середины бедра. Он проворно расстегнул свою одежду и нетерпеливо прижался бедрами к ее ягодицам. Оленька не сопротивлялась, немного ошарашенная его горячностью, лишь уперлась ладонями в столешницу, покрытую зеленым сукном, ощущая, как его горячее тело притиснулось к ее обнаженной плоти сзади. В следующий минуту молодой человек резко стремительно овладел ее лоном. Она даже невольно вскрикнула от яростного выпада его естества. Сильнее отводя рукой ее ногу в сторону, Кирилл быстро задвигал бедрами, созерцая затуманенным взором темный завиток на ее шее, чувствуя безумное вожделение к этой горделивой девице, которая теперь, как послушная ласковая кошечка, отдавала себя на его милость. Спустя миг его рука начала ласкать ее белые ягодицы, чуть сильнее сгибая ее ножку в колене и приподнимая. Так интимная поза стала еще теснее, и молодой человек уже входил в ее горячее лоно более мощными рывками. Через минуту он впился губами в ее ушко, а вторая его рука принялась властно ласкать ее грудь через ткань платья, оттягивая глубокий вырез все ниже и стараясь добраться до ее нежной выпуклой плоти. Вскоре его сильные пальцы яростно сжали ее сосок, и Кирилл удовлетворенно простонал, продолжая все более исступленно входить в ее узкую промежность. Прикусив губу, Оленька ощущала его неистовое вторжение в свое лоно, и ей казалось, что он наполняет ее с каждым движением все больше и глубже. В какой-то момент, когда он ласково и в то же время дерзко прихватил губами ее ухо, она ощутила, что это действо вызывает в ней дрожь и даже некое удовольствие. Через миг она хрипло задышала, чуть приоткрыв рот, и даже прикрыла глаза, ощущая, как Кирилл сильно сжимает ее ягодицы рукой, направляя их в такт своим безудержным движениям. — Благодарю, это было чудесно, — проворковал ей на ухо Измайлов, когда все закончилось и он осторожно поставил девушку на ноги, разворачивая ее к себе лицом. Девушка, раскрасневшаяся и смущенная, отводила от его лица взгляд, чувствуя себя какой-то развратной вакханкой с картины Растрелли. Позволила овладеть собою прямо на столе, даже не раздевшись. Но Кирилл понимал ее смущение, и это было ему по нраву, ведь это подтверждало, что девушка не распутна и невинна. Он ласково улыбнулся ей, лаская пальцами ее щеку, и предложил: — Продолжим на кровати? Или сначала накормить тебя цукатами и игристым вином? — Я бы выпила вина, Кирилл Григорьевич, — ответила она, чувствуя, что от всех этих интимных игр у нее пересохло во рту. — Кирилл, Оленька. Хватит называть меня так официально, я же просил тебя. Я же тебе не супруг, а пока только любовник, — подтрунил он. — Я смотрю тебе нравится мое унизительное положение, — фыркнула она недовольно, вырвавшись из его объятий и отходя от него. Она начала нервно оправлять вырез платья, из которого вульгарно торчала правая грудь. Он тут же обвил руками ее стан, прижимая ее спиной к своей груди. — Глупости все это, Оленька. Прекрати терзать себя. У нас сделка, позабыла? — он начал целовать ее шею, а его рука опять дерзко вытянула ее грудь из выреза. — Думаю, все же стоит раздеться, пока я ненароком не порвал твое прекрасное платье… Через неделю Олегу осматривал семейный доктор Измайловых. После он доложил обо всем Кириллу, который ждал за дверью. — Ольга Николаевна тяжела, — заявил тихо доктор, едва вышел в гостиную, претворяющую спальню Кирилла. — Но всего полтора месяца, — опешил молодой человек. — Срок мал. Но все симптомы налицо. К осени она разродится, — с уверенностью сказал доктор. — Благодарю за услуги, Лев Нилович, — кивнул Измайлов, протягивая ему вексель. — Надеюсь, эти новости останутся между нами? — Непременно, Кирилл Григорьевич, как мы с вами и условились изначально. — Ну что же, моя шалунья, я очень рад, — проворковал Кирилл спустя четверть часа, едва придя в себя от заявлений доктора и, войдя в спальню, быстро обнимая Оленьку. — Насчет свадьбы. Я думаю устроить ее недели через три. — Так скоро? — воскликнула в сердцах она, думая, что к этому времени ни одна портниха на сошьет ей платье. — По-моему, условия ставлю здесь я? Если вас что-то не устраивает, Ольга Николаевна? Вы всегда можете отказаться. — Нет, что вы! Простите, Кирилл Григорьевич, я, конечно, согласна, — тут же засуетилась она, ощущая настоящую радость оттого, что скоро ее жизнь упорядочится и ей более не надо будет тайком посещать этот дом. — Ну что ж. Тогда давайте устроим свадьбу через три недели. Помолвку назначим на ближайшее воскресенье, — быстро произнес Измайлов. — Завтра же я приеду в ваш дом, все обсудить насчет предстоящего венчания и дня свадьбы. Думаю, до свадьбы вам не следует более приезжать ко мне. Чтобы лишний раз не вызывать сплетен. Ольга, хотя и довольная, все равно была немного огорошена всем этим. — Вы молчите? — продолжал он, не спуская с нее испытующего взора. Наклон ее темноволосой головы и чуть видимая ложбинка упругих грудей приковали его взор, и молодой человек ощутил, как его ладони вспотели от дикого желания прикоснуться к ней более интимно. — Я согласна. — Тогда на следующее утро после венчания я перепишу дворец вашего отца и одно из поместий на имя вашего батюшки. Также назначу ему годовое содержание в двести тысяч рублей, дабы он мог содержать дом. Думаю, этого будет достаточно. Вы же переедите жить ко мне и ни в чем не будете нуждаться. Все как мы и договаривались. — Хорошо, благодарю, Кирилл Григорьевич. Глава XXVI. Невеста Три недели пролетели довольно быстро. Из-за неясного положения Ольга не посещала балы и за это время осмелилась сделать лишь пару визитов к давним подругам. После помолвки, которая состоялась двадцатого января, по городу быстро разлетелась весть о том, что младший племянник графа Измайлова женится на первой красавице столицы, Оленьке Трубецкой, и все после того, как ее отец был разорен все тем же Кириллом Григорьевичем. Эта новость возбудила многочисленные сплетни и пересуды по всему Петербургу и стала самой обсуждаемой на всех светских раутах. Немногочисленные подруги твердили Оленьке, что она сделала прекрасный выбор и они за нее искренне рады. Оля же в ответ трагично молчала, а про себя несчастно думала о том, что теперь ее жизнь станет такой же мрачной, как у сестры. Ибо выйти замуж по любви у нее вряд ли уже получится. Накануне венчания, десятого февраля, Оленька плохо спала ночь. Темные неприятные думы терзали ее существо, и, лишь под утро забывшись неспокойным сном на несколько часов, она встала разбитой и совсем не отдохнула. В этот краткий отдых ей отчего-то виделись странные неприятные сны — в них она постоянно убегала от Кирилла сначала по лесу, потом по темным улицам. Эти погони кончались одинаково — он нагонял ее и, схватив в объятья, начинал целовать, причем так неистово и крепко, что казалось, хочет задушить. В шесть утра Ольга лежала в прохладной ванне, желая отделаться от кошмарных снов и тревоги перед неприятным будущим. К десяти часам она была полностью готова. Подойдя к зеркалу, оглядела себя. Отражение показало ей стройную юную девицу, одетую в прекрасное нежно-розовое кружевное платье, на темных блестящих локонах сияла серебряная диадема, тяжелая кружевная фата шлейфом ложилась на спину и прикрывала до груди бледное лицо. Время уже поджимало, но Оленька никак не могла заставить себя ехать в церковь. Ближе к одиннадцати она отослала свою горничную. Присев на мягкий пуфик, стоявший у ее трюмо-зеркала, Ольга с отчаянием смотрела на свое прелестное отражение и горестно вздыхала. Она знала, что гости уже давно в церкви, как и жених. Отец уже трижды осведомлялся о ее здоровье и уже час ожидал ее внизу. Но как же она не желала этого венчания, ибо Кирилла она совсем не любила. Однако понимала — выбора у нее не было. На одной чаше весов стояла ее честь, законное рождение малыша и дворец отца, а на другой нищета и позор. Ей думалось, что Кирилл как-то умело загнал ее в капкан, заставив играть по своим правилам. Или ей это только казалось? И просто так сложились обстоятельства? Наконец, решившись, Оленька встала, оправила фату и направилась к двери. Когда карета Трубецких достигла золотоглавого храма, на паперти было многолюдно. Приглашенные, родственники и просто глазеющие с интересном смотрели на невесту в сопровождении бывшего государственного сановника. Николай Николаевич подал руку дочери, дабы она вышла из кареты, и на минуту остановился. Погладив ее по руке, он пробежался по ней печальным взглядом и тихо сказал: — Ты такая красивая, Оля. И должна быть отдана этому дерзкому хлыщу. — Батюшка, прошу вас, не начинайте вновь. Мне и так не по себе, — пролепетала тихо Ольга. Разве она могла сказать отцу, что этот самый «хлыщ» уже был ее мужем в постели и отцом ее малыша, а сейчас только вершилась законная справедливость. — Прости, доченька, не буду… — вздохнул Трубецкой и, подставив локоть дочери, направился с нею к широким церковным воротам. Венчание проходило в полнейшей тишине под сводами старинного храма Всех Святых. Оленька стояла рядом с Измайловым, тревожная и подавленная. Она смотрела перед собой на центральную икону Спасителя печальным взором и едва вслушивалась в слова молитвы, которые бубнил священник. С момента встречи на паперти и до этого мига Кирилл не проронил ни слова. Лишь при встрече он окинул ее пронизывающим взором и, подав ей локоть, повел к алтарю. Чуть позже, остановившись рядом с нею перед царскими вратами, Измайлов замер, словно изваяние, и более не шевелился. Кирилл отчетливо слышал тихие вздохи Оленьки, стоявшей рядом, и лишь сильнее хмурил брови. Огромным усилием воли он контролировал каждый свой жест и движение. Он не позволял себе даже взглянуть на Ольгу, боясь, что что-то пойдет не так и венчание, которого он жаждал так долго, не состоится. Но пока все шло хорошо. И даже Оленька, такая прелестная и юная в этом нежном розовом платье, которое он заказал для нее еще неделю назад, казалась вполне спокойной. Только ее периодические вздохи рождали у него мысли о том, что девушка стоит теперь рядом с ним от сильной нужды. Но молодой человек надеялся на одно — вскоре он сможет добиться взаимного чувства от этой холодной прелестницы. Он чувствовал в себе силы бороться за будущее счастье, счастье, в котором Оленька его непременно полюбит. Главное теперь было сделать ее по закону своей, чтобы дальше осуществить намеченный план. Священник дочитал последние молитвы и разрешил молодым обменяться кольцами. Александр, стоявший рядом, подал Кириллу небольшую подушечку с золотыми венчальными кольцами. Жених взял маленькое колечко и, развернувшись к Ольге, уверенным движением надел на ее тонкий палец. Оленька, в свою очередь, нерешительно взяла пальцами другое с подушечки. Вдруг ее рука дрогнула, и она нечаянно выронила чеканное кольцо. Оно звонко стукнулось о каменный пол и чуть откатилось в сторону. Гости ахнули, и по церкви прошелся испуганный ропот о том, что это дурное предзнаменование. — Ох, простите меня, — пролепетала Оленька как-то испуганно, боясь даже взглянуть на Кирилла, наверняка он разозлился. Кольцо быстро подняли и, вновь положив на подушечку, подали невесте. Подняв глаза на Измайлова, Ольга опешила от бьющего недовольного взора, который жег ее лицо. Нервно схватив кольцо, она быстро надела его на безымянный палец молодого человека и опустила глаза. Испарина выступила на лбу Кирилла, едва она уронила кольцо на пол. Дурное предчувствие смутило его, и он сжал челюсти. Нет, он не позволит испортить это венчание, тут же поклялся он сам себе. А упавшее кольцо ничего не значит. Это все глупые суеверия, и брак будет счастливым. Он докажет это. Когда Ольга наконец надела кольцо на его руку, Кирилл, подчиняясь сиюминутному мощному порыву, наклонился над молодой женщиной. Уверенным движением подняв ее фату, он откинул ее назад, а затем нежно обхватил голову Ольги ладонями и впился страстным отчаянным поцелуем в ее дрожащие губы. Как будто доказывая себе, ей и всем окружающим, что союз с этой непокорной девицей будет счастливым, и никак иначе. Священник благословил их. На краткий миг бросив на нежное бледное лицо жены пронизывающий страстный взгляд, Измайлов быстро отвернулся от нее и, подставив свой локоть, сухо приказал: — Пойдемте… Ольга осторожно положила руку в кружевной белой перчатке на локоть мужа и последовала с ним по душной церкви к выходу. Часть приглашенных гостей уже ждала на паперти, а остальные вальяжно вышли вслед за молодыми. Едва Измайлов с молодой женой начали спускаться с высокой церковной лестницы, грянул колокольный звон. Холодное солнце, ярко светившее до того, вдруг неожиданно спряталось за серую тучу, и поднялся ветер. Со всех сторон раздавались поздравительные крики.