— Ольга Николаевна! С вами все хорошо? — воскликнул он, оглядывая дрожащую Ольгу и Измайлова в мокрой рубашке с мрачным лицом. — Уйдите с дороги, милостивый государь! — сквозь зубы процедил Кирилл. — Как у вас хватает наглости интересоваться здоровьем Ольги Николаевны, когда именно вы затащили ее на этот опасный помост, который рухнул! Именно из-за вас она оказалась в воде. Я насилу вытащил ее! — Но я совсем не хотел, — воскликнул обиженно Разумовский. — И вообще, Кирилл Григорьевич, вы ведете себя невежливо! — Я солдат и привык изъясняться по-простому! И манерам, как ухлестывать за чужими женами, не обучался, как вы! — выпалил зло Измайлов и с угрозой добавил: — Впредь не смейте показываться мне на глаза, иначе я сломаю об вас свою трость! — Кирилл Григорьевич! — воскликнула в ужасе Оленька, опешив от такого гневного выпада мужа в сторону Разумовского. — Помолчите, сударыня! Этот разговор вас не касается, — уже окончательно взбеленившись, выдал Кирилл. — Вы поняли меня, Роман Михайлович? Я думаю, что вы уже достаточно скомпрометировали мою жену. И более я не намерен терпеть ваши выходки! Так что отныне держитесь от Ольги Николаевны подальше! — Вы угрожаете мне? — набычился Роман. — Нет, — процедил сквозь зубы Измайлов. Он угрожающе зловеще оскалился одними уголками губ и прохрипел: — Я лишь предупреждаю! Властно обхватив Ольгу за талию, Кирилл быстро поволок жену дальше по направлению к каретам, устремившись вперед за Халимом. Едва они наши свой экипаж, Измайлов распахнул дверку и, подтолкнув Оленьку, велел: — Скорее садитесь, а то совсем простынете! — Она чуть замешкалась, путаясь в тяжелом мокром платье. Потеряв терпение, Кирилл совершенно бесцеремонно ухватил Ольгу за ягодицы и почти впихнул ее внутрь кареты. — Халим, гони к дому! — скомандовал он громко. — Слушаюсь, господин, — крикнул в ответ слуга, уже занявший место на козлах рядом с кучером. Проворно вскочив на подножку, Кирилл захлопнул дверцу и уселся напротив молодой женщины. Внимательно оглядывая Оленьку с головы до ног, он прошелся взглядом по мокрому платью, которое, вульгарно облепив ее грудь, отчетливо обрисовывало соски, застывшие от холода, и сильнее нахмурился. — Говорил я вам, не ездить на это мероприятие, — проворчал он, вытирая с лица мокрые капли воды, которые стекали с его темно-русых волос. — Но вы, как всегда, слишком упрямы… — Я же не думала, что будет такая давка и пристань не выдержит и рухнет. Удивительно, как вы оказались поблизости? — произнесла она невольно, откидывая мокрую прядь волос с бледного лица. — Ведь вы не собирались приезжать в усадьбу. — Вообще, я случайно оказался там. Проезжал мимо, решил посмотреть, что там такого наворотил Аракчеев, — умело соврал Измайлов. — А потом стоял неподалеку от этой злополучной беседки. — И как-то заметили в этом водовороте именно меня? — Вас трудно не заметить. Вы были единственной женщиной в таком ярком алом платье. — Я думала, что утону, когда меня потоком понесло по реке. Да и Халим ничего не смог сделать, его самого течением отнесло в другую сторону. А эти несчастные, что утонули. Просто нет слов. Как представляю, что я могла бы быть на их месте, — трагично закончила она. — Будет вам, Ольга. Вы достаточно сильны, раз смогли продержаться в вашем тяжелом платье на плаву так долго, — заметил вдруг Кирилл и, внимательно посмотрев в ее серебристые печальные глаза, добавил: — Не ожидал от вас подобной выносливости. — Если честно, — пролепетала она, обхватив себя руками. — Я уже была без сил, когда вы вытянули меня. Еще немного, и я бы точно утонула. Я почти не чувствовала одну из ног. — Да уж, пришлось мне пробежать за вами почти полверсты по берегу, чтобы нагнать поток, — заметил он. — Если бы не вы, Кирилл Григорьевич, — заметила она как-то траурно, — не знаю, что бы со мной было… — Зачем же о плохом думать? — по-доброму ответил он. — Все окончилось довольно сносно, если не считать того, что завтра мы с вами наверняка заболеем. Вода-то ледяная в реке. Надо сразу по приезде велеть обе бани протопить, попариться. — Обе? — Для вас господскую, а я пока в дворовой попарюсь. — Но зачем же обе, хватило бы и одной, — начала неуверенно Оленька. — Да? — опешил Измайлов и цепким взглядом вклинился в молодую женщину. — Вы предлагаете попариться нам вместе? Он вдруг как-то странно призывно улыбнулся и смутил ее. — Я неправильно выразилась. И не это имела в виду, — тут же возмутилась она. — А что же, позвольте спросить? — Ничего. Делайте, как знаете. Если хотите, топите две бани, я не возражаю. — Благодарю вас, сударыня, за разрешение, — сказал Кирилл язвительно-насмешливо, пройдясь в очередной раз напряженным взором по ее мокрой груди, которую вульгарно обтягивала мокрая ткань. И все же даже после бани Оленька заболела. Почти три дня у нее держался жар, а затем начался насморк. Однако уже через неделю молодая женщина пошла на поправку и почувствовала себя лучше. Остатки насморка и кашель беспокоили ее всю вторую неделю, и горничная Паша постоянно отпаивала ее травами. К концу второй недели, хотя Оленька безвылазно сидела дома, все же каждодневно гуляла по саду, набираясь сил. В отличие от нее, Измайлов, который так же принял баню сразу же по приезде, чувствовал себя прекрасно, и на его организме никак не отразилось купание в холодной воде. Глава XXXIII. Муж В конце июля погода наладилась и стало гораздо теплее. В ту ночь Оленьку мучила бессонница, и она, накинув легкий пеньюар, вышла на балкон. Ее тут же окутала прохлада, и она зябко обхватила себя руками. Было безветренно и тихо. Звезды покрывали почти все безоблачное небо, и она с упоением вдыхала свежий запах цветов и трав из сада. Она долго всматривалась в притягательную ночную высь и в далёкие очертания леса, что простирался в версте от усадьбы, и размышляла о своей жизни. Опять она думала о Кирилле. Все эти две недели, пока с горячкой просидела больная в особняке, она вспоминала день, когда он спас ее из реки. Все тогдашние события не укладывались в ее голове и казались странными. Сначала Измайлов пытался запретить ей ехать к Аракчееву вместе с Разумовским, и это походило на приступ ревности. Но все же отпустил ее. Затем каким-то странным образом Кирилл оказался в усадьбе, хотя изначально не собирался ехать и словно специально последовал за ней. Потом это спасение из бурной реки, когда она почти отчаялась выбраться и уж тем более не ожидала чьей-то помощи. Он не побоялся прыгнуть в ледяную воду, чтобы вытащить ее, рискуя собственной жизнью. Но самыми упоительными были, конечно же, воспоминания о его поцелуях, которыми он осыпал ее, когда думал, что она без сознания. Мысли об этих сладостных моментах бередили ее сознание, и Оленька нутром чувствовала, что далеко не безразлична мужу. Однако, едва они оказались в тот злополучный день дома, Кирилл вновь превратился в надменного безразличного Измайлова, которого, казалось, совершенно не волновала ее персона. Но его безразличие к ней теперь выглядело только маской, которую он умело надевал, когда ему это было выгодно. Раздался шорох, и Оленька невольно опустила взор на зеленую лужайку, которая простиралась под ее балконом. Фигура мужчины в темных одеждах внизу вызвала у нее оторопь и даже страх. — Ольга Николаевна, не бойтесь, это я, Роман! — раздался громкий шепот молодого человека, который снял шляпу, поклонившись. — Что вы здесь делаете, Роман Михайлович? — опешив, выдохнула Оленька. — Немедленно уходите! — О! Не гоните меня! Я так хотел увидеть вас! Я две ночи подряд гулял под вашими окнами, но вы никак не выходили на балкон. — Но отчего вы не вошли через дверь днем, как все нормальные люди? — Ваш муж не пускает меня на порог. А я так хотел узнать о вашем самочувствии! — Я вполне здорова, спасибо, — тихо ответила она. — Я так рад. Мне сообщили, что вы сильно простудились. — Теперь все в порядке. — Мне надобно поговорить с вами! — воскликнул Разумовский уже громче, приближаясь к дому. — Поговорить? Сейчас? — удивилась она. — Да-да. Я более не могу ждать! Ольга глухо выдохнула, понимая, что Разумовский не уйдет, пока не скажет, что хотел. Он отличался невероятным упрямством. — Говорите поскорее, что хотели, и уходите, пока вас не увидели слуги, — велела она строго. — Ольга Николаевна, тогда, на реке, я так перепугался за вас. Я правда потерял вас из виду в той сутолоке в воде. Я хотел вас спасти, правда, хотел, но… — Я не виню вас, Роман Михайлович. Халим тоже не смог меня вытащить из воды. — Да, но все же, — он чуть помолчал. — Однако я хотел вам сказать еще кое-что, — мялся Роман, как будто боясь продолжать свою речь. Задрав голову и не спуская с молодой женщины поглощающего взора, он громко выпалил: — Я вас люблю, Ольга Николаевна. Безумно! Я не могу без вас жить! — Тише! — воскликнула громко Оленька, склонившись с балюстрады. — Ольга Николаевна, вы должны мне ответить! Любите ли вы меня? — Вы с ума сошли?! — воскликнула она. — У меня есть муж! — Это не помеха! — произнес молодой человек. — Уходите, Роман Михайлович, мне кажется, вы пьяны и несете всякую чушь. Завтра вы будете каяться, что говорили подобные вещи. — Я немного выпил для храбрости. Я давно уже хотел признаться вам. Но… — Уходите! Я вам приказываю! — уже нервно выпалила Оленька. — Мы и так уже, наверное, разбудили половину дворни. — Вы правы, меня не должны видеть! Тогда я поднимусь к вам! Я более не в силах быть вдали от вас! — он приблизился к ажурной решетке с зеленым вьюном, видимо, решив осуществить то, что сказал. — Ненормальный мальчишка! Только посмейте это сделать, и я клянусь, что более не только не подам вам руки при встрече, но и навсегда забуду ваше имя! — испуганно воскликнула она, ни на шутку испугавшись его порывов. Хотя они с Романом были ровесниками, Ольге казалось, что она гораздо старше и опытнее его по действиям и мыслям. — Уходите, я вам сказала! Если хотите, завтра мы можем встретиться в трактире на Фонтанке, что у моста, и все обсудить. — Завтра? Но я думал… — Разве вы не понимаете, что компрометируете меня? Уходите, немедленно! Поговорим завтра днем.