Тот взглянул на фотографию убитой девушки, прочел сообщение о пропаже и с явным недоумением вернул листок комиссару. – А это тут при чем? Ответил Фацио: – Если бы вы открыли сундук утром тринадцатого, то увидели бы ее внутри. Зарезанную и упакованную. Реакция Миччике была неожиданной. Он вскочил, весь побагровев: кулаки стиснуты, зубы оскалены – дикий зверь, да и только. Монтальбано даже испугался, что сейчас он вспрыгнет на стол. – Вот гаденыш, сукин сын! – Кто? – Спиталери! Знал ведь и ничего мне не сказал! Уже по тону его мог бы догадаться, что он решил меня подставить! – Сядьте и успокойтесь. Зачем, по-вашему, Спиталери вас подставлять? – Чтобы вы решили, что это я девчонку убил! Когда я уехал, в Пиццо Дипаскуале остался! И про все эти дела я ни сном ни духом! – Вы когда-нибудь видели эту девушку поблизости от стройки? – Никогда! – Когда двенадцатого после обеда вы закончили работать, не помните, что вы делали? – Откуда я помню? Шесть лет прошло! – Уж постарайтесь, синьор Миччике, – сказал Фацио. – Это в ваших же интересах. Миччике снова рассвирепел. Прежде чем Фацио успел его остановить, он вскочил, разбежался и со всего маху грохнул головой в закрытую дверь кабинета. Пока Фацио силком усаживал его на место, дверь распахнулась и на пороге возник слегка обалдевший Катарелла: – Синьор комиссар, что ли, вы меня звали? 10 Чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя, пришлось Фацио с Монтальбано наперебой заговаривать ему зубы, улещивать и щелкать наручниками. Наконец Миччике, который уже минут пять сидел смирно, обхватив голову руками, в отчаянной попытке вспомнить, принялся бормотать: – Погодите… погодите… – Не иначе от удара в голове прояснилось, – прошептал комиссар. – Погодите… кажись, в этот самый день… Да… Да… Он опять вскочил, но Монтальбано с Фацио были уже наготове и быстренько его скрутили. Можно сказать, уже наловчились. – Но я просто жене хотел позвонить! – Ну тогда ладно… – разрешил комиссар. Фацио протянул ему аппарат с выходом на городскую линию. Миччике набрал номер, но второпях ошибся и попал в колбасную лавку. Набрал снова и опять ошибся. – Давайте я, – предложил Фацио. Миччике, не выпуская из рук трубку, продиктовал ему номер. – Кармелина? Это я. Помнишь, шесть лет назад наш сын Микилино ногу сломал? Неважно, зачем я спрашиваю, скажи просто «да» или «нет». Помнишь? А не помнишь, это шесть лет назад было? Подумай хорошенько. Шесть лет назад? Да? А случайно не двенадцатого октября? Да? Положил трубку. – Теперь припоминаю. Отстрелялся я в тот день рано, поэтому прилег и задремал. И будит меня Кармелина, вся в слезах. Микилино упал с велосипеда и сломал ногу. Я повез его в больницу в Монтелузу. Жена со мной поехала. И проторчали мы в этой больнице до вечера. Можете проверить. – Обязательно, – сказал Фацио. Они с Монтальбано переглянулись. – Можете пока идти, – разрешил комиссар. – Спасибо. Пойду набью морду Спиталери, пускай хоть увольняет! – И вышел из кабинета, скрежеща зубами. – Как будто из зоопарка сбежал, – прокомментировал Фацио. – Как ты думаешь, почему Спиталери не сказал ему ничего про убийство? – спросил комиссар. – Потому что Спиталери, будучи в отъезде, никак не мог знать, что сын Миччике сломал ногу. Поэтому был убежден, что у него нет алиби. – Так что Миччике верно заметил: Спиталери хотел его подставить. Вопрос в том, зачем. – Может, он считает, что в этом деле замешан Дипаскуале? А для Спиталери куда ценнее Дипаскуале, который кучу всего про него знает, чем простой работяга вроде Миччике. – Пожалуй. – Ну что, вызываю опять Дипаскуале? – Что за вопрос? Так в игре появился новый игрок – прораб. Отправившись, по обыкновению, пообедать у Энцо, комиссар задержался у будки Катареллы, который тут же вытянулся в струнку. – Вольно. Что там в итоге с вентиляторами? – Нету нигде, синьор комиссар. Даже в Монтелузе. Дня через три-четыре, говорят, подвезут. – За это время мы уже до костей прожаримся. Катарелла проводил его до дверей и остался стоять на пороге. Стоило Монтальбано открыть дверцу машины, как оттуда дохнуло таким жаром, что он не нашел в себе мужества сесть за руль. Лучше, наверное, дойти до траттории пешком – всего-то минут пятнадцать – и держаться, разумеется, теневой стороны. Он сделал несколько шагов. – Синьор комиссар! Вы что, пешком пойдете? – Да. – Погодите минутку. Катарелла вернулся в здание и вышел, размахивая зеленой кепочкой с козырьком наподобие бейсболки. Протянул Монтальбано: – Вот, наденьте, это вам голову прикрыть. – Да перестань! – Синьор комиссар, вас удар хватит! – Уж лучше удар, чем выглядеть так, будто собрался в Понтиду на митинг ультраправых! – Куда-куда собрались, синьор комиссар? – Проехали. Минут пять он брел, глядя под ноги, как вдруг услыхал: – Купи-купи? Монтальбано поднял глаза. Перед ним стоял араб с нехитрым товаром: солнечные очки, соломенные шляпки, купальники. Но возле лица он держал штуковину, которая сразу привлекла внимание комиссара. Что-то вроде карманного вентилятора, работавшего, судя по всему, от батарейки.