– Ты не понял. Мне не нравится, что так я тебя не вижу. Монтальбано сходил за стулом и поставил его напротив. Сидеть на расстоянии от Адрианы ему было спокойнее. Да что ж такое, уже почти ночь на дворе, а жарит по-прежнему. – Налей мне вина. Это было белое вино, крепкое и ледяное. Пилось оно просто восхитительно. В холодильнике стояло еще две бутылки. – Прежде чем я начну, мне непременно надо выяснить одну вещь, – сказал Монтальбано. – У меня нет парня. И в данный момент я ни с кем не встречаюсь. Комиссар смутился: – Я не к тому… я не имел в виду… Вы со Спиталери лично знакомы? – С застройщиком? С тем, что спас Рину от Ральфа? Нет, не знакомы. – А как так вышло? Вы же с сестрой жили буквально в нескольких метрах от его стройки. – В общем-то, да. Но, понимаешь, я в то время больше жила с дядей и тетей в Монтелузе, чем с родителями в Пиццо. Поэтому мы так ни разу и не пересеклись. – Уверена? – Да. – А потом? Когда искали Рину? – Дядя с тетей почти сразу увезли меня назад в Монтелузу. Родители с головой ушли в поиски – не спали, не ели. Дядя с тетей решили выдернуть меня из этой гнетущей атмосферы. – А в последнее время? – Вряд ли. На похороны я не пошла, от интервью телевидению отказалась; только в одной газете написали, что у Рины была сестра, но без уточнения, что мы близнецы. – Может, начнем есть? – Конечно. А почему ты спросил про Спиталери? – Потом скажу. – Ты говорил, есть какие-то новости. – Об этом тоже потом. Ели они молча, то и дело переглядываясь, и вдруг Монтальбано почувствовал, как ему в колено ткнулась коленка Адрианы. Он чуть развел ноги, и ножка девушки тут же проскользнула между них. Второй ногой она захватила в плен его ногу, крепко стиснув. Каким-то чудом комиссар не поперхнулся вином. Но почувствовал, что краснеет, и тут же сам на себя рассердился. Потом Адриана указала на морских улиток: – Как их едят? – Подцепляют и вытаскивают двузубой вилочкой, я ее положил тебе с другими приборами. Адриана попробовала, но у нее ничего не вышло. – Давай лучше ты. Она открыла рот, и Монтальбано положил туда извлеченную из раковины улитку. – Вкусно. Еще. Каждый раз, когда она приоткрывала ротик в ожидании улитки, Монтальбано был близок к инфаркту. Бутылка вина опустела в мгновение ока. – Пойду принесу вторую. – Нет, – сказала Адриана, крепче стискивая плененную ногу. Но, видимо, заметила замешательство и смятение Монтальбано, потому что тут же его отпустила. – Ладно, иди. Вернувшись с открытой бутылкой, комиссар сел не на стул, а на скамейку рядом с Адрианой. Они закончили есть, и Монтальбано убрал со стола, оставив только бутылку и бокалы. Когда он снова присел, Адриана обвила его руку своей и опустила голову ему на плечо. – Почему ты все время убегаешь? Пришло время для серьезного разговора? Может быть, так и лучше: поговорить наконец начистоту. – Адриана, честное слово, мне совершенно не хочется никуда убегать. Редко бывает, чтобы кто-то мне нравился так сильно, как ты. Но ты понимаешь, что у нас тридцать три года разницы? – Я же не замуж за тебя собираюсь. – Согласен, но все равно. Я уже, считай, старая развалина, и, думаю, не годится… Тебе бы кого-нибудь более подходящего по возрасту… – Более подходящий по возрасту – это какой? Двадцать пять лет? Тридцать? А ты их видел? Слышал их разговоры? Знаешь, как они себя ведут? Да они понятия не имеют, что такое женщина! – Понимаешь, я для тебя – мимолетное увлечение, но ты для меня, боюсь, станешь чем-то намного бо́льшим. В моем возрасте… – Хватит этих разговоров про возраст! И не думай, что мне просто захотелось тебя, как мороженое. Кстати, а есть у тебя? – Мороженое? Есть. Он вытащил брикет из морозилки, но оно было твердое – не разрезать. Принес на веранду. – Сливочное с шоколадом. Будешь? – спросил Монтальбано, садясь на прежнее место. И она опять обвила его руку своей и положила голову на плечо. За какие-то пять минут мороженое оттаяло до нужной кондиции. Адриана съела его молча, не меняя положения. И, убирая стоявшее перед ней пустое блюдечко, Монтальбано увидел, что она плачет. Сердце у него сжалось. Он попытался приподнять ее голову, заглянуть в лицо, но она уперлась. – И еще одно тебе надо уяснить, Адриана. Что я уже много лет в отношениях с женщиной, которую люблю. И что я всегда, как мог, старался хранить верность Ливии, которая… – …недоступна, – сказала Адриана, подняв голову и глядя ему прямо в глаза. Должно быть, что-то подобное случалось в битвах стародавних времен с осаждаемыми замками. Они стойко держались, сносили голод и жажду, поливали кипящим маслом всех, кто лез на стены, и казались совершенно неприступными. А потом один-единственный меткий выстрел из катапульты – и всё: железные ворота вдруг рушатся, и осаждающие врываются внутрь, не встречая более сопротивления. «Недоступна». Адриана подобрала верное слово. Что услышала она в его голосе, когда он это слово произнес? Гнев? Ревность? Слабость? Одиночество? Монтальбано обнял ее и поцеловал. Ее губы пахли сливками и шоколадом. Он будто тонул в этой августовской жаре. Потом Адриана сказала: – Пойдем в дом. Они встали, не разжимая объятий, и тут кто-то позвонил в дверь. – Кто это может быть? – спросила Адриана. – Это… это Фацио. Совсем забыл. Я просил его прийти. Не говоря ни слова, Адриана ушла и закрылась в ванной. Едва выйдя на веранду и увидев два бокала и два блюдца из-под мороженого, Фацио тут же спросил: – У тебя тут кто-то еще? – Да, Адриана. – А. Уже уходит?