— Прекращай истерику. — Рычит он. Он расчетлив и бессердечен. Как и все эти… волки. Я выглядываю из-за широких плеч Замута — явилась его бабка. Шаркает своими подкрадулями так не вовремя, морщит красные губы. Бабка обходит Замута и становится между нами. — У Тёмушки предположительно заражение крови. Это серьезно. Тёмушка. Какой фарс! Бабка переглядывается с Замутом, и я понимаю, что они уже о чем-то договорились. — Громов выкарабкается, можете не волноваться! — я не уверена, и сейчас мне хочется биться головой о стенку. А нельзя. Стискиваю зубы и иду обратно в гостиную. — Черт! Кто опять выключил свет?! Не прикасайтесь к лампам, все остается так же! Они словно надсмехаются, смотрят, как я снова щелкаю выключателями. Голова идет кругом, сердце болит. Юлой верчусь по первому этажу и восстанавливаю заведенные порядки. Без Касыма мне страшно, и у меня потеют ладошки. Входная дверь распахивается — возвращается Касым. Никогда прежде не была так счастлива его видеть. На секунду мне становится хорошо и, кажется, все позади. Касым перешагивает порог и закрывает створку. — А… где? Я забываюсь. И теперь уже все равно на посторонних. Моя последняя ниточка надежды вот-вот порвется. Я дышу часто, и воздух в доме будто исчезает. — Произошла авария. Летальный исход. Тот, кого вы ждали, не справился с управлением. Мои ноги подкашиваются, и я падаю на колени. Берусь за голову. Это не случайность. Громов, как всегда, был прав. Касым подходит ближе и протягивает мне руку: — Встаньте, Вероника Сергеевна. Вы должны быть сильной. А у меня помутнение. Я рассматриваю туфли наемника, рядом с ними появляются еще одни. Чувствую, как меня хватают за кофту и против воли вынуждают подняться. Ничего не соображаю. Кричу, когда Замут резко отталкивает Касыма и тащит меня. Я будто возвращаюсь в прошлое и вспоминаю подсобку ювелирного магазина. Пытаюсь вырваться. Царапаю ногтями руку наемника. — Хорош, Сергеевна! Он затаскивает меня в кухню, а там его бабка уже стоит у плиты, надела фартук в ромашку. Она поставила кастрюльку и разложила на столешнице какие-то травы и склянки. — Что происходит? Наемник подпирает собой дверь, чтобы Касым не смог войти следом. — Глафира может помочь. — Чем же? — Она знает рецепт снадобья, который увеличит действие лекарств. Глафира поставит Грома на ноги. Я мобилизуюсь. Делаю глубокий вдох. — Делайте все, что нужно. Только, Глафира, приготовь три порции. Медленно отхожу к соседней тумбе. Поглядываю на непонятную семейку. Грубый мужлан и названная бабка. Невероятное сочетание. Бабка шкрябает поварешкой по кастрюле и говорит: — Не хватает одного ингредиента. — Какого? — Твоих слез. Собери их в серебряную ложку. Без них ничего не получится. — Ты несешь чушь, Глафира! Какие слезы?! — Возмущаюсь. Да я готова продать душу Дьяволу, лишь бы Артёму стало легче. Но, извините… слезы? Серьезно? Бабка пожимает плечами и настаивает на своем. Ладно. В самый ответственный момент у меня не выходит и слезинки выдавить. Замут еще уставился. Лыбится, неандерталец такой. — Глафира, а если лук понюхать? Он не испортит слез? Я переживаю, ведь каждая минута на счету. — Нет. Поторопись. Кидаюсь к коробу с луком. Ногтями и зубами разрываю шелуху. Жадно вдыхаю. Прислоняю ложку к векам. Бред какой-то. У меня режет ноздри и глаза. На что только не пойдешь ради Громова. Хлюпаю носом. — Столько хватит? — протягиваю ложку. — Хватит, — говорит не глядя. — Теперь вымой ложку и положи обратно. — Ты издеваешься?! — ору, швыряю ложку в раковину и растираю глаза. — Нет. Тебя нужно было отвлечь, чтобы не мешала. Готово. Бабка снимает кастрюлю с плиты и достает кружку. Подхожу ближе. Чувствую запах дерьма и эвкалипта. Кривлюсь. Я слышу, как Замут шагает к нам. Наемник хочет лично отнести спасительное снадобье лидеру, а Глафира сияет. — Э, нет, — обхватываю запястье наемника. — Порции три. Сначала вы с Глафирой выпьете. В том же количестве, что собираетесь споить Громову. — Сергеевна, совсем ку-ку? У Грома жар, а нам напиток собьет температуру. — Не прибедняйся, Замут. Переживете. — Мелодрам пересмотрела? Бесишь. — Замут шипит, но делает глоток. Взглядом разбираю бабку до самых костей, и ей ничего не остается, как последовать примеру внука. Я наблюдаю за ними внимательно и для надежности засекаю еще три минуты после. — Давай сюда пойло! Громов не желает никого видеть. Я забираю бокал и фурией вылетаю. Никого вокруг не замечаю, отмахиваюсь от Касыма, бегу наверх. Плечом толкаю створку и несусь к постели Артёма. — Проснись, проснись, миленький. Ну же, открой глаза… Трясусь сама, трясу Громова. Аришка услышала. Соскочила. — Ну-ка быстро вернулась в кровать! — гаркнула на нее. — Артём же сказал — подходить нельзя! Срываюсь на ребенке. Эта ночь забрала у меня последнее самообладание. Шлепаю по щекам Громова. Чуть не вою. — Спокойно. Не кричи. — Господи… Ты живой? Приподнимись. Выпей. — Что это? Воняет дерьмом. — Он брезгливо морщит нос, но глотает. — На вкус мятный. Вспыхиваю со стыда, однако другого выхода не остается. Громов опустошает бокал и вновь ложится. Сползаю на пол, откидываюсь на край постели Артёма, глаз с него не свожу. Я прислушиваюсь к каждому шороху и держу наготове зеркальце. Периодически мне приходится вставать на ноги и прислонять его к лицу Громова. Молиться, чтобы оно запотело. Под утро опять пасмурно. В гостиной неожиданно раздается грохот, шум и множество грубых голосов. Началось. Стая потеряла вожака и вот-вот устроит революцию. Я уже говорила, что с наемниками нужно всегда быть начеку, не стоит забывать — от людей в них ничего не осталось. Громов, кажется, уснул. Я опять дотрагиваюсь его лба — огненный. Температура не спадает. Влажным полотенцем стираю пот и возвращаю тряпицу в чашу. Отстраняюсь и замираю не только телом. Грохот усиливается — наверное, черти принялись крушить мебель. — Мамочка… — Аришка просыпается. — Испугалась, доченька? Так не бойся. Дяденьки ремонт затеяли. — Дрожащим голосом отвечаю и кидаюсь к ребенку. Обнимаю, целую. Кончиком пальца щекочу носик-кнопочку. Моя маленькая копия Громова. Они всё ради чего я живу. — Арина, — сменяю тон на учительский. Когда говорю им, дочь слушается на сто процентов и без капризов. — Артём спит, и будить его не надо. Помнишь, как мы играли в королевишну и храброго рыцаря? — Ага. — Так вот. Артём — королевишна, а ты — храбрый рыцарь. Охраняй его сон, только не заходи за ширмы. Ведь пол — лава! С постельки наблюдай. Когда вернусь, доложишь мне все в подробностях. — Не уходи. — Я быстро. Еще чуть-чуть, и мы с Аришкой разревемся дуэтом. В ней и моя кровь тоже. Мы чувствуем друг друга, и эту связь не обмануть словами. Отвожу взгляд и, сохраняя остаточную невозмутимость, шагаю к двери. Я запираю комнату на ключ и краем глаза замечаю движение справа. — Глафира, что там происходит?