Но коварное сердце сжималось сладко и говорило — нет. Не просто желание. Не просто секс. И Алилесса прижимала пальцы к горящим губам, тихонько смеясь от удивления — неужели влюбилась?! Точно? А он? Интересно, любит ли Гранчестер ее? Внезапно Алилессе захотелось надеть на себя тот комплект белья, что он подарил ей к свадьбе, примерить эти крошечные черные прозрачные трусики, стать раскованной и смелой, сесть Гранчестеру на колени, поддразнивая, маня, и самой соблазнить его. Хотелось почувствовать его желание, его интерес к себе и свою власть над ним. Власть женщины, любимой и желанной. Встретит или нет? Даже этот простой вопрос тревожил, волновал ее, заставляя замирать от предвкушения встречи. Она пыталась успокоиться, напоминая себе, что, вообще-то, он может быть занят, на деловой встрече, в клубе или на ипподроме, да где угодно! В конце концов, она же не на год уезжала. Совсем не обязательно ее жрать и встречать… Но он ждал. Еще на подъездной аллее она заметила его фигуру на террасе дома, она не могла его спутать ни с кем. Кажется, его манера держаться, его жесты, посадка головы стали ей хорошо знакомы почти родные. Шурша колесами по гравию, машина подъехала прямо к парадному входу, и он сам открыл дверцу, помогая ей выйти наружу. — Хорошо добрались? — Да, отлично… Он сдержанно поцеловал ее руку, глянув на миг ей в глаза, и у Алилессы ноги подкосились, живот обожгло огнем. Ей показалось, что он готов наброситься на нее тут же, сейчас же, зарыться руками в ее волосы, зацеловать жадно, тиская, прижимая к себе, дрожа от нетерпения. — Устали? — уточнил Гранчестер, и Алилесса вспыхнула, услышав в этом невинном вопросе какой-то скрытый смысл. — Голодны? — Нет… немного… — Примете ванную с дороги? Да что же это такое! Каждый его вопрос звучал так, словно Гранчестер не просто спрашивал, а разведывал, осведомлялся о ее ближайших планах чтобы застать ее врасплох и напасть! — Да, пожалуй… — Я распоряжусь, вам приготовят. Обмениваясь ничего не значащими фразами, они прошли в дом. Алилесса словно плыла по воздуху, не чувствуя под собой ног. Поднимая глаза, она натыкалась на его горящий внимательный взгляд и еле сдерживала совершенно девчачье ликование, словно он был кумир, до которого добралась она, юная фанатка. «Какая я глупая!» — подумала она, но сердиться на себя не вышло. В ванне с горячей водой удалось расслабиться. Ее перестал бить озноб — она думала, что от нетерпения, совершенно не замечая, что на самом деле продрогла до костей. Горячая вода расслабила ее, каждая мышца стала мягкой, Алилесса блаженно прикрыла глаза и откинула голову, задремав. — Я ее поджидаю, а она спит! Голос Гранчестера коснулся ее слуха одновременно с тем, как его рука коснулась ее колена. Вздрогнув, Алилесса вынырнула из зыбкого сна, раскрыла глаза, и снова встретилась глазами с обжигающим взглядом мужа. — Я думал, вы хоть немного скучали обо мне. Чтобы добраться до ее тела, скрытого водой с хлопьями белой ароматной пены, он закатал рукав своей белой рубашки по локоть, и теперь его ладонь поглаживала ее по бедру, пальцы неспешно рисовали узор по разогретой коже. — Что? — спросил Гранчестер, наблюдая за его реакцией. — Я вот скучал. — Я вижу, — фыркнула она, когда его ладонь скользнула по внутренней поверхности ее бедра и вкрадчиво погладила ее между ног, мягко, но настойчиво разведя ее бедра. Нащупав клитор, мужчина мягко погладил его, помассировал, чуть надавливая, и Алилесса блаженно откинула голову, закрыв глаза и не сдержав громкого «ах!». Сердце ее заколотилось сильно, так, будто сейчас выпрыгнет из груди, потому что ее тайные мечты, которые она лелеяла по пути домой, начинали сбываться, и он — Гранчестер, — был таким, каким она рисовала его себе в воображении. И его прикосновения… Алилесса поняла, что плавится, тает под ними, желая их еще и еще, постанывая от нетерпения, когда его пальцы, ласкающие ее клитор, вдруг останавливаются, замедляют свои движения, отчего возбуждение начинало пульсировать в ее животе глубоко и сильно и пронзало все ее тело острым желанием. Желанием, чтобы он взял ее. Сию же минуту, здесь, сейчас, как можно более жадно, бессовестно, заставив кричать от удовольствия. Возбуждение, так долго сдерживаемое, разгорелось тотчас, она развела колени, из воды показалась ее маленькая ножка с розовым от жара пальчиками. Ею Алилесса уперлась в борт ванной, чтобы быть более открытой для ласкающей ее руки. — А вы? Вы не ответили… Его пальцы жадно, бесцеремонно скользнули в ее тело, толкнувшись страстно и слишком глубоко, так бессовестно, словно мужчина разодрать ее хотел, растерзать, наполнить собой до предела, и Алилесса вскрикнула от острого удовольствия, вцепившись руками в борта ванной. — Так скучали, — продолжил своим спокойным, вкрадчивым голосом Гранчестер, неторопливо, но резко трахая ее пальцами, — или нет? От каждого толчка в своем теле Алилесса вздрагивала, прогибаясь в пояснице, закусывая губу. Его пальцы на миг остановились, затем толкнулись глубоко, очень глубоко, изгибаясь, массируя самые чувствительные точки в глубине, и Алилесса заскулила жалобно, дрожа на его руке, жадно и беспощадно ласкающей ее лоно. — Я не слышу. Алилесса крутилась, извивалась, не произнося ни слова. Ей казалось, что стоит ей только заговорить, ответить что-то банальное и простое, как он уйдет, оставит ее, и исчезнет это странное, сексуальное напряжение, приятно покалывающее нервы. Его пальцы покинули ее тело, снова коснулись клитора, теперь напряженного и упругого, провели по нему так, что Алилесса вскрикнула. — Вижу, скучала… Склонившись, он погрузил руки в воду и вынул ее из ванной, как русалку, прижал к себе, совершенно не заботясь о том, что оба они сейчас мокрые, что его наглаженная рубашка вымокла насквозь и брюки можно отправлять в стирку. — Я больше не могу терпеть, — сказал он требовательно. — Сколько можно?! От мокрой одежды избавиться было нелегко, она липла к телу, но все же они справились с ней — Алилесса сама сдирала с его плеч рубашку, тонкая ткань треснула, не выдержав. Постель обожгла ее кожу прохладой, его тело было тяжелым и чуть подрагивало от нетерпения. Страстно прижавшись к ее горячему влажному телу, он припал к ее губам долгим, страстным поцелуем, лаская ее горячие губы, проникая в ее рот языком, и это было так же чувствительно и возбуждающе, как если б он проник в ее тело снизу. Алилесса застонала, и он выпил, вылизал этот стон, наслаждаясь им, словно изысканным блюдом. Постанывая, отвечая на его жадную, ненасытную ласку, Алилесса обняла его ногами, стиснула коленями, раскрываясь перед ним как цветок, жаждая только одного — чтобы он взял ее, сейчас же, сию минуту! И от первого проникновения, торопливого и мощного, она ахнула, задохнувшись от восторга и нахлынувшего удовольствия. Это было намного желаннее и острее, чем с игрушкой, и она постанывала, вбирая его в себя, надеваясь на его член, прижимаясь теплым мягким телом к его — прохладному и жесткому. — Моя, — шептал он, жадно целуя ее вздрагивающие губы. — Моя, поняла? Только моя… Толчки в теле молодой женщины были резкими и, пожалуй, грубыми, словно мужчина мстил ей за вынужденное ожидание, словно это ожидание довело его до исступления, до нервной жадной дрожи. Вжимаясь в ее горячее тело, пахнущее ароматными маслами, проникая в нее очень глубоко, заставляя ее стонать, вскрикивать и шумно часто дышать, словно воздуха ей не хватает, он сжимал ее так, словно хотел слиться с ней в одно целое, чтобы никакая сила не могла разъединить их. Удовольствие подкралось быстро, разгорелось огнем в ее животе, заставив ее голос вырываться из горла рваными хриплыми криками, а тело — сжиматься, пульсировать от горячих, сводящих с ума спазмов. — Погоди же, мошенница… Не дав ей отдохнуть, он развел ее сжавшиеся на его талии ноги и она протестующе застонала, чувствуя, как его член покинул ее лоно. Припав губами к ее подрагивающему телу, он покрыл поцелуями ее всю, пока не добрался до клитора, мокрых губок, чуть припухших, остро пахнущих ее возбуждением. Жадно вылизал их, словно хотел сожрать ее, впитать ее запах, и его губы сомкнулись на клиторе, набухшем и чувствительном после первого оргазма. — Я хочу послушать, как ты станешь кричать… Он вылизывал ее жадно долго, неторопливо, крепко прижимая язык к трепещущему лону и слушая ее гортанные, громкие стоны… Он сжимал ее мягкие ягодицы жадными пальцами, прижимаясь крепче лицом к ее такому мягкому и ароматному телу, дразнил ее языком до вскриков, до дрожи и жаркого дыхания, до жалобных всхлипов и до оргазма — с резкими выдохами, с рычанием, стонами, с содрогающимся от наслаждения телом. Она вцепилась руками в его пальцы, сжимающие ее бедра и выдыхала свое удовлетворение, медленно двигаясь, чуть задевая клитором за его язык. — Моя очередь! Он перевернул ее на живот, принудил встать на колени, и она слабым стоном встретила его проникновение — снова быстрое, жесткое. До самого чувствительного донышка, отчего она затрепетала на его члене и стиснула простыню побелевшими пальцами. Он толкался в ее теле, доставляя ей невыносимое удовольствие, от которого она стонала, кричала и извивалась, шепча в забытьи горячими губами «я люблю тебя!». И он вылизывал эти стоны и слова, лаская ее всеми доступными средствами, чтобы слышать эти беспомощные стоны и признания. И ни один из них не обращал внимания на вибрирующий на прикроватной тумбочке телефон…. Интрига (9) Телефон продолжал мигать красной лампочкой, тревожа, и сонная Алилесса протянула руку чтобы, наконец, выключить его. Отвечать не хотелось совершенно. Хотелось с головой забраться под одеяло, прижаться к спящему мужу и греться одним с ним теплом. Хотелось, чтобы во сне он обнял ее и прижал к себе. Но в такой ранний час могли звонит только девчонки — делиться своими новыми секретиками. Алилесса улыбнулась, взяла трубку, но номер оказался ей не знаком. В сообщении не было написано ничего, был лишь снимок, и спросонья Алилесса не поняла, что это такое вообще и зачем ей прислали это. Но когда присмотрелась, кровь бросилась ей в лицо, она слышала ее шум в ушах, и он казался ей вселенским грохотом, слезы так и брызнули у нее из глаз. Скучал… Он говорил, что скучал, а сам развлекался тут с девицами! Чтобы скрасить скуку, не так ли?! И девица совсем молоденькая, так бессовестно разлегшаяся на их постели! На ее, Алилессы, месте! Она рыдала, зажимая рот рукой, слезы лились рекой. Сердце рвалось на куски. Дура, дура, какая же она дура! Что говорила, что шептала, когда он ее терзал, доводил до дрожи своими умелыми пальцами?! А он слушал, целовал ее своими бессовестными губами, которыми до того ласкал вот эту… шлюху! И требовал — «повтори еще, что ты сказала». И она повторяла, много раз, и слова тонули в поцелуях, в страсти, в стонах от жестких проникновений… Что напридумывала себе, во что поверила?! Что что-то значит для Гранчестера?! Да у него этих девок море! Любовницей больше, любовницей меньше, подумаешь! Подарил дорогую побрякушку? Да что она стоит для него, если он денег не считает! Том тоже дарил ей колечки и сережки… Том… Алилесса закрыла лицо руками, испытывая мучительный стыд. Вот из-за этого бессовестного человека, заставившего ее называть себя мужем, она потеряла Тома! И самое ужасное, что его уже не вернуть, и не только потому, что Том обижен, что он сорвался и накричал на нее в их последнюю встречу. Не только поэтому. Алилесса почувствовала, что любовь к нему прошла совсем, и даже измена Гранчестера не помогла ей снова смотреть на Тома так, как прежде. С горечью она осознала, что любит, да, любит этого бессовестного, порочного человека, и хотела бы, чтобы и он ее любил, но не может заставить его сделать это. Он ее не обманывал — он ей в любви не клялся, он с самого начала был честен, сказав, что хочет ее трахать, и только. Раньше Алилесса вздохнула бы с облегчением оттого, что он переключил свое внимание на какую-то другую девушку и оставил ее, Алилессу, в покое, но не теперь. Теперь ей было слишком мало — быть одной из многих для него. Слезы ее просохли. Неспешно, очень тихо собрала она свои вещи — да их и было-то не так много, ведь она не взяла ни его подарков, ни платьев, ни колье — ничего, что появилось у нее с приходом в этот дом. Она отыскала свои старые туфли в гардеробной и свой чемоданчик, куда когда-то сложила свои лучшие платья, как ей тогда казалось. Телефон она оставила на ночном столике, с открытой фотографией. Не стала писать записок, объясняющих ее поступок — ей не хотелось говорить еще какие-то слова, ведь для него они значили так мало… «Я буду работать в магазине в три смены, но сама выучу и выращу девочек! — решила она. — Ничего. Жили же мы как-то без него, и дальше проживем…» Она, разумеется, не посмела воспользоваться его машиной и вызвала себе такси. Холодный, ужасный день продолжился такой же холодной ночью, и она торопливо бежала под проливным дождем к воротам, за которыми горел красный огонек ожидающего ее автомобиля…