— Своим поведением! — А вы предпочитаете сверху? — Что?! Алилесса едва не рыдала от ярости и негодования. Его непробиваемая, искусственная непонятливость, его циничные издевки больно ранили ее. Крича, требуя понимания и уважения, она получала в ответ только одно — равнодушную язвительную иронию. Пробуя пробиться к чему-то, хоть сколь-нибудь человеческому, она натыкалась на ледяную стену, которой он отгораживался от нее, нарочно отталкивал девушку от себя, всем своим видом показывая, что между ними не может быть близости и понимания. — Не смейте равнять себя с Томом, он никогда так не поступил бы со мной! В первую брачную ночь! Он любит меня и он был бы внимателен и осторожен… Впрочем, кому я говорю о любви! Что вам чувства других, если вы сами ничего не чувствуете! Не понимаете очевидных вещей! Вы были грубы! — выкрикнула Алилесса, негодуя. — Грубы и безжалостны! Вы не желали меня слушать, вы не хотели быть терпеливым, вы проделывали все эти вещи со мной, а ведь знали, что я никогда раньше их не делала, вы заставили меня почувствовать себя грязной! Это было отвратительно, противно, и посмотрела бы я на вас, если бы вас заставили делать то же самое против вашей воли с человеком, к которому вы не привыкли, которого вы и рассмотреть-то толком не успели!.. Алилесса кричала и кричала; глядя в его смеющиеся глаза, она понимала, что какие бы обвинения она не выдвинула, все они будет отвергнуты как нелепые и смешные. Она пыталась его унизить, обидеть отомстить за Тома, уверяя что в Томе благородства больше, но и эта горячечная мысль, высказанная ею в запальчивости, лишь рассмешила его. А произнести вслух то, что именно смутило ее, назвать вещи своими именами она не смогла. От одной только мысли о его члене в ее рту ее мутить начинало! — Ах, вот вы о чем, — снисходительно произнес он. Сама того не замечая, Алилесса рукой касалась губ, словно хотела оттереть их или как будто ее мутило. — Это вас оскорбило? Желаете реабилитации? — Да! — выкрикнула Алилесса дерзко. — Сию минуту! Вы извинитесь… — На стол, — негромко скомандовал лорд Терроз, аккуратно поставив свою чашку с кофе и поднимаясь, и Алилесса захлебнулась собственными гневными словами. — Что?.. — ошарашенно произнесла она, ничего не понимая. В поисках помощи (4) — На стол, — повторил мужчина, подходя ближе и становясь вплотную. Ее синие глаза смотрели в лицо ошарашенной Алилессы, и теперь она не могла сказать, что они холодны. Нет. Какое-то горячее, страшное чувство отражалось в них, и она замолкла, даже дыхание затаила, напугавшись такой странной реакции. — Зачем? — чуть слышно выдохнула она. Стрельнув глазами в сторону покинутого им места, она заметила его хлыст, самый его кончик, выглядывающий из-под кипы бумаг. Неужто он станет ее бить?! В своем отчаянии она совсем забыла его угрозы, его предупреждение и тот жгущий удар — тоже позабыла. Вероятно, холод и бесчувствие этого человека, старающегося сделать из нее удобную и безмолвную вещь для себя и не реагирующего на обиду страшили ее больше боли и оттого заставили ее забыть об опасности… — Я принесу вам свои извинения, — произнес он. Голос его чуть слышно хрипнул, он протянул руку и его ладонь легла на бедро девушки, пальцы сжались жадно, нетерпеливо. — Которых вы так просили. Алилесса задрожала всем телом, предчувствуя недоброе. Низ ее живота заныл, когда рука Терроза провела вверх по ее бедру и скомкала, сжала подол платья, словно мужчина боролся с желанием одним рывком сорвать его с Алилессы. — Не здесь же, — стараясь придать себе суровый, уверенный вид, произнесла Алилесса, храбро глядя в глаза мужчине. Кажется, она поняла, что видела в его взгляде — это была страсть, желание, жажда обладать ею здесь и сейчас. Какие странные чувства его обуревают… кто бы мог подумать, что он вообще на них способен! — Трахаться можно абсолютно везде, — тихо и зло ответил он, сжимая пальцы на ее теле так, что приятное прикосновение превратилось в яростное, несущее боль. — Сейчас же. Живо на стол, не то отведаешь кнута. Я хочу посмотреть на тебя. Там. Снизу. Кровь прилила к бледному лицу девушки, стыд снова вонзил свои когти в ее разум, когда она поняла, чего требует от нее лорд. Посмотреть. Рассмотреть. Сама же сказала — они и рассмотреть друг друга толком не успели. И вот он решил устранить эту оплошность. Извращает ее слова, сделав вид, что делает это ей во благо и по ее просьбе! Снова нарочно заставляет ее испытывать мучительный стыд, игнорируя ее слова о том, что ей неловко! И теперь это будет не в темноте, не между их телами, а на свету, под утренними лучами яркого солнца, и он наклонится, приблизит свое лицо и взглянет туда… Даже думать об этом невыносимо! — Что?! Нет, ни за что! — Алилесса хотела было воспротивиться, но он уже подхватил ее и грубо усадил на стол, его руки бесцеремонно забрались под ее платья и подцепили трусики, так же бесцеремонно стащили их и отбросили прочь. — Нет, не надо! — пискнула Алилесса, пытаясь прикрыться, но мужчина уже стаскивал с нее туфли. — Не смей мне сопротивляться, — яростно рыкнул он, перехватив ее руки, которыми она пыталась его оттолкнуть. — Никогда не смей мне сопротивляться, не то я сделаю тебе так больно, как ты себе и представить не можешь! Ты можешь стыдиться кого угодно и сколько угодно, но мне должна подчиняться безоговорочно и выполнять то, что я велю, поняла?! Я сказал, что хочу рассмотреть тебя как следует, и я сделаю это! Кажется, этого ты хотела? Меня ты имела возможность рассмотреть подробно, так почему я не могу взглянуть на тебя?! Уложив ее, сгорающую от стыда, на блестящую поверхность стола, он задрал ее платье, открыв стыдливо сжатые ноги, силой развел ее колени и склонился над ее животом, опаляя ее кожу своим горячим дыханием. Кажется, от возбуждения его трясло, и его первые прикосновения были жадными, нетерпеливыми. — Какая ты красивая здесь, — вдруг произнес он, и его горячая ладонь скользнула по округлости ее животика, тиская мягкую кожу, опустилась между ног, поглаживая напухшие с ночи губки. — Розовая. Нежная. Мягкая. Моя чистая девочка… Он неожиданно склонился и припал поцелуем в чувствительном месте, рядом со скрытым половыми губами клитором, отчего приятное тепло разошлось по животу девушки. Даже так, с раздвинутыми ногами, обнаженная, Алилесса выглядела невероятно невинно и соблазнительно одновременно. Ее юной чистотой можно было любоваться бесконечно, и мужчине хотелось попробовать ее. Да, так. Хотелось прижаться к ней лицом, попробовать губами шелк ее кожи, языком — ее вкус. Хотелось целовать ее и дышать ею, хотелось забыться в страсти, позволить ей свести себя с ума. Хотелось побыть самим собой, без запретов оглядок на кого бы то ни было… Его губы осторожно, нежно еще раз коснулись набухших губок, ладони нетерпеливо сжали бедра ахнувшей от неожиданности и смущения Алилессы. — Упирайся ступнями мне в плечи, — велел он хрипло и снова склонился над ней, целуя ее еще и еще, уже жадно, вдыхая ее волнующий запах. — Какая ты вкусная… Алилесса, подрагивая, повиновалась, и теперь его ладони ласкали ее бедра, скользя по ним, рисуя пальцами замысловатые узоры. Прикосновения его рук были нежными, а поцелуи, которыми он покрывал раскрытые перед ним бедра — жадными, горячими. Дорожки этих поцелуев влажными пятнами расцветали и испускались от колена вниз, вниз, оканчиваясь на лоне, прикрытом краснеющими губками. Жадно, словно желая сожрать, укусить, мужчина провел по сомкнутым губкам языком, еще и еще, пока они сами не раскрылись перед ним, влажные и мягкие, обнажая лоно и набухший бугорок клитора, припухший, чувствительный после ночных игр. Мышцы на бедрах девушки стыдливо подрагивали, она хотела свести колени, спрятаться от него, закрыться. Тонкая ласка была для нее нова и не так чувствительна, как касания пальцев, поэтому девчонка лежала смирно, не проявляя особого беспокойства. Но кто сказал, что эта ласка — удовольствие только для нее одной?.. Вдыхая аромат девушки, мужчина пальцами раскрыл лоно, пощекотал кончиком языка крохотную подрагивающую дырочку, погрузил язык в нее неглубоко, тревожа чувствительный вход. Бедра девушки отчетливо вздрогнули, и он крепче обнял их, заставляя ее лежать смирно. Медленно-медленно он провел языком от входа вверх, к набухшему чувствительному бугорку, пощекотал его кончиком языка и повторил свою ласку. Похоже, это понравилось девчонке больше, ее пальцы судорожно цапнули гладкую поверхность стола, нашли край и крепко вцепились в него. Мужчина надолго припал губами к чувствительному месту, мягко лаская набухший бугорок языком, и Алилесса почувствовала, как нежное удовольствие осторожно прорастает в ее теле, наполняя живот пульсирующим теплом. Она закрыла глаза, откинула голову на блестящую поверхность, ее колени дрогнули, расходясь шире, раскрываясь для ласк. Девушка задышала часто, чуть слышно постанывая, подрагивая, когда язык мужчины ласкал ее слишком настойчиво. Так нежно к ней не прикасался даже Том. Она не уверена была даже в том, умеет ли он так ласкать, соединяя в своем прикосновении такую нежность и страсть. Ей и в голову не приходило, что так можно, что так бывает, и что так — очень приятно… — Расслабься, — велел мужчина, оторвавшись на миг от нее, поглаживая ее бедра. — Ты слишком напряжена. Не надо этого. Он снова склонился над девушкой, вдыхая ее пряный аромат, его язык снова прикоснулся к чувствительному бугорку, дразня и лаская, а большой палец руки нащупал мокнущую дырочку и осторожно погрузился в нее, растягивая чувствительный вход. Алилесса шумно ахнула, сгорая от стыда, потому что пальцы мужчины оказались опаснее всего остального. Член растягивал ее всю, терся, заполнял ее, а пальцы, проникающие в ее тело, не только гладили внутри, но и тревожили какие-то особо чувствительные точки. Сначала большой палец поглаживал, дразня, вход, растягивая его, массируя, проникал неглубоко и, неторопливо поворачиваясь, ощупывая мокрую дырочку, заставляя девушку возбуждаться все сильнее и истекать прозрачной смазкой. Потом его сменили два пальца, проникшие в раскрытое, влажное тело девушки осторожно, но настойчиво, добравшиеся до какой-то чувствительной точки. Поглаживая ее, массируя, одновременно лаская языком клитор, мужчина услышал, что дыхание девушки участилось, она нетерпеливо завозилась, на ее ножках поджались пальчики. — Да, вот тут, — пробормотал мужчина, неторопливо и настойчиво массируя найденную внутри тела девушки чувствительную точку. — Вот тут будет хорошо… Не молчи, девочка моя. Я хочу послушать, как ты кричишь. Давай! Но Алилесса решила во что бы то ни стало промолчать на это раз. Стискивая побелевшими пальцами край стола, содрогаясь, выгибаясь дугой на поверхности стола, даже не замечая, что ногами крепче и крепче упирается в плечи мужчины, она дышала часто-часто, сцепив зубы, с шумом втягивая воздух. Мягкая ласка, которой она не опасалась поначалу, начинала превращаться в знакомое уже жжение. Настойчивые пальцы давили, гладили, тревожили ее изнутри, отчего девушке казалось, что ее сознание плавится, растворяется. И остается только удовольствие, глубокое, тяжелое, заполняющее весь живот, перерастая в знакомое уже тревожное ощущение, наваливающееся постепенно, пульсирующее между ног горячим наслаждением, взрывающееся в голове ослепительными вспышками, обжигающее нервы, отчего из ее горла вместо выдохов вырывалось сдавленное рваное рычание. А сама она, упершись ногами в плечи ласкающего ее языком мужчины, извиваясь, совершенно бесстыдно трется сама о ласкающий ее язык, кончая сумасшедше, сильно, забыв о том, что только что выкрикивала о том, что это не приносит ей никакого удовольствия… Соперники Терроз придерживал ослабевшие ноги Алилессы под колени и совершенно бессовестно, жадно вылизывал ее, вздрагивающую от каждого прикосновения его горячего языка, целовал так, словно не он заставил ее забиться от удовольствия, а она доставила ему невероятное наслаждение. — Так нужно тебе делать, да? Так ты хотела? — Я не… Он не слушал ее. Прикрыв кое-как ее ноги подолом платья, он сдернул ее со стола как тряпичную куклу — сравнение как нельзя более подходящее, потому что Алилесса чувствовала себя такой, мягкой и слабой, руки и ноги словно ватные. Алилесса, уже пришедшая в себя, лишь жалобно застонала, но это был стон не отчаяния, а предвкушения. И осознание этого напугало ее и заставило спрятать покрасневшее лицо на его груди. — Не нравится, говоришь? Подхватив на руки, прижав девушку к себе, придерживая ее за обнаженное бедро — юбка все-таки оказалась перекрученной и упрямо не желала закрывать нежное тело девушки, — он поспешил обратно, в спальню. Тот путь, что она шла так долго — полутемный коридор, лестница, — он преодолел быстро, Алилесса даже удивилась, увидев снова знакомую комнат и зеркальную стену, в которой лись они вдвоем — мужчина, держащий ее на руках, и она, уткнувшаяся лицом в его грудь. Гранчестер уложил ее на постель, поспешно избавляясь от одежды. Его рука жадно скользнула по ее бедру, забралась меж ног и пальцы проникли в мокрое лоно, заставляя девушку дышать чаще. — Как надо было сделать, чтобы тебе понравилось, а? Он стащил с нее платье, отшвырнул его прочь. Его ладони сжали его, губы жадно прижались к ее животу, целуя его, считая каждый удар пульса. — Как надо было делать, ммм? Он опустился на нее всем своим телом, Прижался животом к ее вздрагивающему животику. — Как, а? Его лаза оказались как раз напротив ее глаз, и Алилесса снова увидела то же самое выражение, так удивившее ее недавно. Желание. Дикое желание, которое было сильнее этого взрослого, упрямого человека. Он почувствовал желание этой женщины там, на том самом приеме, захотел ее сильно, настолько сильно, что никакие доводы разума не смогли заглушить этого дикого, до боли, до дрожи влечения. Хочу. Мое. Хочу! Но и реализовав его, удовлетворив свою страсть, он не почувствовал облегчения и удовлетворения. Напротив; его желание обрело конкретные черты, звуки, запахи. Стоны и крики этой девчонки сводили с ума, ее запах и вкус кружили голову. Именно она. Именно с ней. У него было много женщин, и красивых, и очень красивых. Они умели доставлять ему удовольствие. Некоторые любили его — и, разумеется, проявляли свою любовь и нежность, и страдали потом, когда наступала минута расставания, но эта девчонка отличалась от них ото всех. Ей было хорошо с ним. Он умел доставить удовольствие женщине, он как следует изучил женское тело и полагал, что душу знает так же хорошо. Он и в самом деле подумывал, что реализовав свою страсть, он услышит полный обожания голос девчонки, увидит восхищение в ее глазах и потеряет к ней интересе. Сначала уедет куда-нибудь, через полгода, год — разведется с ней, убрав с глаз долой. Но черт ее дери, она не хотела смотреть на него с восторгом!