Подсаживаюсь ближе и беру ее за руку. Ладонь как ледышка, хотя в квартире жарко. Нервничает, малышка, и зря! Согреваю ее своим теплом, крепко стискиваю ладонь и продолжаю слегка напирать: – Мне тоже тяжело начинать отношения после неудачного брака. Но прошло уже восемь лет, думаю, пора двигаться дальше. – Восемь лет, – повторяет она попугаем и смотрит на меня, будто ждет каких-то подробностей. Но что я скажу? Вспоминать даже не хочется всю ту грязь, поэтому ляпаю стандартное: – Считай, что не сошлись характерами, – пожимаю плечами, но ее, оказывается, волновал другой вопрос: – Ярик, как я понимаю, после развода остался с мамой, поэтому он чувствовал себя брошенным? Хотя, нет… если прошло восемь лет, получается, ему было только два года. Или ты его позже забрал? Мой нервный скип зубов эхом разлетается по кухне, ведь я злюсь на одну маленькую нахалку. Даже пальцы сжимаю в кулаки, настолько ярость кипит внутри только что проснувшимся вулканом. Ярик, Ярик… все время только он! Меня не существует для нее? – Ты таким образом искусно переводишь тему? Котенок, о Ярославе я расскажу только в том случае, если мы будем вместе. Иначе, я не вижу смысла в откровении. Так-то ты тоже не спешишь открываться мне. – Ты манипулируешь мною! – парирует Мия и скрещивает руки на груди. Тоже злиться, дует миленькие пухлые губки. Ух, так бы и поцеловал их! Зажать бы капризу у стены и доказать, что у меня самые что ни на есть серьезные намерения насчет нее. Но не сейчас. Позже поцелую и только по инициативе самой Мии. – Ни капельки, – возражаю, – я бы в любом случае молчал. Не имею привычки делиться личным с посторонними. На этом и ставлю точку. Да и возразить ей нечем. Мия прекрасно понимает, что она посторонняя для нас. Всего лишь нянька на неопределённый срок. Такими спустя два часа нас и застает Ярик: молчаливыми и задумчивыми. Мия кормит мелкого, а он если и ест, то без особого аппетита. Скорее – чтобы не огорчить няньку. Пока он медленно жует, я улавливаю странную гримасу на лице крестника. Мгновенная боль искажает детские черты лица, делает их заостренными и пугающими. – Яр? – уточняю, а он отмахивается: – Фигня, бесился с Джеком на улице и ударился. Ударился… Что-то тут не то. Но меня с мысли сбивает Мия: – Эрнест, если ты не поедешь на работу, то, думаю, сегодня я уже вам не нужна. Сбегает. Делает вид, что не было между нами никакого разговора. Ну, что ж. Пусть идет, кто я такой, чтобы насильно удерживать девушку. А там кто знает, вдруг за ночь что-то волшебным образом изменится и наши отношения перейдут на новый уровень? Мои слова ровно в полночь, как в той сказке, превращаются в тыкву вместо кареты. Надрывный плачь Яра вытаскивает меня не из сна, а будто с того света. Ракетой влетаю в комнату и включаю свет. Малой корчится от боли, плачет, но даже в таком состоянии пресекает все мои попытки позвонить в «скорую». И вот мы уже мчимся в больницу с долбанным первичным диагнозом, поставленным по телефону: острый аппендицит. – Мию хочу, пожалуйста! – скулит Яр, но я не могу дозвониться до нее. В итоге заношу мелкого на руках в больницу и практически впадаю в бездну паники, ведь для меня все это впервые. Нервничаю, злюсь, рычу на всех вокруг. Не успокаиваюсь даже, когда мелкого отвозят на срочную операцию. Мия Квартира встречает меня привычной тишиной. Специально швыряю ключи на тумбочку и успокаиваюсь от их резкого звона. Три секунды и меня снова окутывает пугающая тишина с ног до головы. Я же должна радоваться, так почему мне вдруг становится… некомфортно? Некомфортно до навязчивого зуда по телу. Непроизвольно чешу руки, щеки, ищу тот самый бесячий источник чесотки. Брожу по квартире и никак не могу найти себе места. Ни на кухне, ни в спальне – просто не знаю, чем себя занять. – Да ну что такое! – съеживаюсь от осознания, что меня бесит все вокруг. Я сбежала от Эрика и от его неудобных вопросов, но кажется, не сбежала от себя самой. Думала, что как только окажусь в собственной квартире, неловкость от разговора пройдет. А потом и вовсе забудется. На деле же, слова Эрнеста до сих пор звенят надоедливыми колокольчиками в голове. Даже кожа горит в тех местах, где касались его руки, жжется теплом и гоняет по телу волнительный трепет. А ведь я оживала в его руках, загоралась желанием за секунду! Подумать только! Я плавилась в объятиях Эрика, как горящая свеча, даже думать ни о чем не могла. Пылала так, что казалось, сгорю дотла и развеюсь по ветру. Да я до сих пор дрожу и явно не от холода. Мороз идет по коже от того, что ляпнула мужчине в порыве неконтролируемых эмоций. Чувствуя себя предательницей, захожу в коридор и не сдерживаю слезы. Они текут буйной рекой по щекам, отчего взгляд туманится, и я не могу взглянуть Роме в глаза на фото. – Я начинаю забывать тебя, – шепчу и вздрагиваю от собственных слов, – начинаю скучать по другому мужчине… Слова эхом отдаются в узком коридоре и больно бьют по ушам, до противных мурашек по коже. Не спешу стирать слезы, ведь тогда я неминуемо увижу его глаза. Спешно ухожу и запираюсь в комнате, прячусь от Ромы, от его внимания ко мне. Усаживаюсь на диван и поджимаю ноги к груди. Наверное, мама Вера была права, стоило снять наш с Ромой свадебный портрет и перестать мучить себя. Я не хотела тогда, посчитала предательством прятать фото где-то на антресолях. А сейчас… сейчас я уже ни в чем не уверена. Эрик так искусно ворвался в мою жизнь и буквально перевернул ее с ног на голову. Даже помог преодолеть несколько очень глубоких страхов. И ответ на его вопрос слишком легко слетел с моих губ, будто вырвался из глубины души. Стоит ли мне игнорировать его? Не нахожу ответ сиюминутно, падаю на подушку и просто расслабляюсь. Отдаю себя в руки блаженного сна, забываюсь в нем, отпуская прочь насущные проблемы. – Мия, – слышу такой родной и горячо любимый голос. Радость мгновенно омывает каждую клеточку, так, что хочется завизжать от счастья. Ромочка! Оглядываюсь, но вижу лишь нечеткую мужскую фигуру в тумане, не могу никак до нее дотянуться. Отчаянно бегу, но чувство, что топчусь на месте. До силуэта не достать! – Ром! – тянусь к нему рукой, но фигура так и стоит далеко от меня, даже не оборачивается. Собираю в кулак все силы, делаю рывок вперед, но снова ничего не выходит. Мои ноги приросли к полу – не выходит пошевелить ими. Злюсь и рычу от собственного бессилия, но все еще делаю слабые попытки подойти к силуэту в тумане. Это же Рома! Точно он! Я должна пойти к нему! Вот только, он постепенно начинает растворяться, а я все еще ничего не могу предпринять, поэтому безысходно кричу в пустоту: – Р-о-о-о-м! – Меня нет, Мия. – Отмахиваюсь от страшных слов, рьяно машу головой, ведь отказываюсь верить. Внутри из-за этого горят внутренности, а желудок скручивает в тошнотворный узел. Меня трясет, как при лихорадке и колени постепенно ослабевают. – Живи, – слышу последнее указание, после чего падаю в темную пропасть… Резко подскакиваю на диване и пытаюсь урывками хватать ртом воздух. Дышу рывками, а по телу бежит озноб, тянется ледяной цепочкой вверх по позвоночнику. Лоб вспотел, поэтому стираю испарину и смотрю в темноту перед собой, ничего не могу понять, как и прийти в себя. Это был сон… просто… сон. Реальность быстро догоняет меня и бьет звонкой пощечиной по лицу. Отрезвляет и возвращает с небес на землю. Ромы и, правда, больше нет. Он погиб. Нащупываю рядом с собой телефон, включаю его, а свет от гаджета парализует глаза на несколько мгновений. Жду и часто моргаю, как вдруг вижу несколько пропущенных вызовов от Эрнеста. Время – два ночи, а он звонил примерно час назад. Перезваниваю и лихорадочно дрожу, будто уже предчувствую беду. Еще сон так некстати расшатал нервы до предела. Буквально грызу ногти, пока жду ответа. – Мия, – голос Эрика тихий, наполненный печалью, а я содрогаюсь еще сильнее и потею, пока жду от него объяснений: – Ярослав в больнице, он… Не даю договорить, пищу в смятении: – Где? Адрес! Я сейчас приеду! Уже подскакиваю и мчусь к шкафу, достаю первые попавшиеся вещи, ведь не хочу медлить ни секунды. На ходу запрыгиваю в спортивные штаны, крепко держу телефон меж плечом и ухом, а Эрик тянет с ответом. – Поздно уже, не нужно никуда ехать, – тяжело выдает, но я уже все решила для себя: – Эрик! Адрес! Он сдается, называет номер больницы, и я сразу сбрасываю вызов. Вызываю себе такси через приложение, оно приезжает быстро. Юркаю в салон и прошу водителя поторопиться. В эту секунду не чувствую страха к железяке, ведь его перебивают другой. Намного сильнее и безысходнее, такой, от которого волосы дыбом. Ярик. Пока едем, перебираю в уме кучу вариантов, что могло произойти. Готовлюсь к самым худшим вариантам, ведь просто так не забирают в больницу посреди ночи! Сердце рвется на части из-за переживаний, никак не удается обуздать ураганные эмоции – они не приручаемые. Скачут внутри дикими зверками и раздирают мне душу в клочья. Я знаю мальчугана всего ничего, но чувствую, что «влюбилась» в него с первого взгляда. Прикипела всей душой! Милый и озорной хулиган, с ним обязательно все будет хорошо! Точно знаю, что Эрнест всю больницу на уши поставит, лишь бы вылечили сына. Влетаю в больницу и с порога врезаюсь в кого-то. Не вижу ничего перед собой – слишком нервничаю. Но когда теплые ладони касаются плеч, вздрагиваю от явного разряда тока. Вскидываю голову и вижу перед собой лицо Эрика. – Давай еще ты в больницу попади! – журит меня, пока окидывает отнюдь не добрым взглядом. Хмурюсь, но осматриваю себя и только сейчас понимаю, что выбежала из квартиры без курточки. Так спешила, что вылетела только в теплом спортивном костюме. – Да ну ерунда, – отмахиваюсь и добавляю с волнением: – с Яриком что? – Оперируют, – пристреливает словами. Мгновенно теряю под ногами твердую почву, сразу хватаюсь за руку Эрика, лишь бы не упасть из-за ослабших колен. Может, мне послышалась? Все же хорошо было, когда я уезжала вечером. Как так? – Н-н-н-очью? – заикаюсь и кошусь по сторонам, но что хочу найти, сама не понимаю. – Острый аппендицит, – стальной голос Эрика режет слух. – Но… но… – пытаюсь сказать, а все слова застревают в горле. Меня швыряет то в жар, то в холод, ведь это я не доглядела. Не поняла, что Ярику было плохо! Как же так? Как могла упустить такую важную деталь?! – Мне так жаль, – говорю и срываюсь на плачь, – я должна была… до-о-о-олжна-а-а-а… Неистово всхлипываю, а Эрик вместо того, чтобы ругать, прижимает меня к себе, заключает в невероятно нежные объятия. Гладит по голове и спине, явно пытается упокоить, но меня еще сильнее разрывает из-за этого. Эрнест не дает мне перекатиться в истерику: – Ярослав очень упрямый малый. И я не удивлен, что он терпел боль несколько дней. Если на то пошло, я тоже не доглядел. Ты же его видела, ни разу даже гримаса боли не проскочила на лице. Понимая, что я все равно не успокаиваюсь, добавляет с явной усмешкой: – Мы едва не подрались, прежде чем я вызвал «скорую». Видела бы ты, какой он был «больной». Здоровее всех здоровых! Пришлось скрутить и так в пижаме вести его в больницу. Несмело улыбаюсь и шмыгаю носом, киваю. Подбадриваюсь словами Эрика, но все еще мысленно корю себя. Каким бы хорошим ни был Ярик актером, я должна была понять! Ведь боль не так просто скрыть, особенно ребенку! Нужно было присматриваться к мимике и походке, а не оставлять ситуацию на самотек! Может быть, и никакого перитонита не было бы. Мне бы отойти, выпутаться из «захвата», но слишком волнительно ощущаю себя в руках Эрика. Тепло. Надежно. Защищенно. Как за толстой стальной стеной! Объятия дарят то самое давно забытое чувство комфорта и нежности, которых мне отчаянно не хватало. Нежусь в них, пока есть возможность и накапливаю эндорфины. Обнимая Эрика в ответ, пополняю свой пустой банк сочными эмоциями. Так и стоим, пока нас нагло не прерывают покашливанием. Эрик отстраняется, но держит меня рядом, скользит рукой по талии и прижимает к твердому боку. Его касание печет кожу даже через толстовку, а я настолько поражена и взбудоражена, что слышу слова врача, как сквозь вату: