– Прости, не могла бы ты одеться? Оторопев на мгновение, осмотрела себя. – Я одета. – Разве на тебе не нижнее белье? – Лавентин по-прежнему закрывал глаза рукой и подсматривать не пытался. Джентльмен. – Это верхняя одежда. Клянусь. О том, что никакого нижнего белья на мне нет и в помине, я благоразумно умолчала. Я был в домах всех глав родов страны (кроме новой формы дома министра). Несмотря на попытки женщин сделать жилище оригинальным и внесение элементов искусства других народностей, в конце концов все подчинялись общему знаменателю алверской архитектуры, и дома в целом выглядели однообразно. Мой дом теперь отличался от остальных разительно. Начиная с лестницы из подвала – она будто отлита из серого материала. Стены неровные, снизу их покрывала зеленая, лаково блестевшая краска, а верхняя часть и потолок были матово-белыми. Причем на потолке в одном месте появились подпалины, из которых торчали черные загогулины, в которых я не сразу опознал спички. Росписи на стенах, казалось, не имели системы. Словно разные люди рисовали на них что-то свое (в основном странные геометрические фигуры), не оглядываясь на остальных. Прихожая была маленькой, в стиле коридора в подвале. На стенах висели прямоугольные ящички с маркировкой. Дверь на улицу была в одну створку, так что ни одна длорка из-за пышного платья не сможет свободно войти в дом. Почесав в затылке, пришел к выводу, что это удобно, уберегает от лишних гостей. Оглядел несколько дверей: все одинаковые, темные, с маркировками и глазками. Зачем дверям внутри дома глазки? Не найдя разумного объяснения этой странности, стал заглядывать за них. Там обнаруживались пустые комнаты. Только в пятой был шкаф, стойка для обуви, коврик, скамейка. И слышался шум за одной из внутренних дверей, открыв которую, я увидел жену в нижнем белье. И, вспомнив сон, сразу задался вопросом: а реально ли повторить те движения по-настоящему? Сообразив, что смотреть на неодетую девушку неприлично, я прикрыл глаза ладонью: – Прости, не могла бы ты одеться? Повисла пауза, последовал недоверчивый ответ: – Я одета. – Разве на тебе не нижнее белье? – Верхняя одежда. Клянусь. Кажется, в ее голосе была насмешка. Шутит? Чуть раздвинув пальцы, открыл глаз. Зачем-то решившая готовить самостоятельно жена уже повернулась к плите. Я спросил: – Разве дом не предложил тебе одежду из запасов? – Предложил, но я не люблю платья. Тебе яйца поджарить? «Не любит платья. Любит готовить», – пронеслось в голове. Очень хотелось внести это в список исследования жены. Ничего, так запомню. Ответил: – Да. – Сколько? – Три. Жена недовольно посмотрела на сковороду, и та выросла в размерах. Оглядел кухню: странно, но приятно. А стеклянный стол вообще нечто. Я метнулся к нему и погладил. Постучал по поверхности. Отступившая девочка настороженно за мной следила. Вдруг тоже постучала по столешнице. И я постучал. И она. И я. Мы перестукнулись раз десять, а стол все стоял. Я опустился на колени и посмотрел на свое отражение в гладкой-гладкой поверхности ножек. Они были холодными и напоминали зеркало, но это металл. Не каждое ювелирное изделие могло похвастаться такой полировкой и блеском. – Нравится? – спросила жена. Вздрогнув, оглянулся: вооружившись лопаткой, она стояла у плиты. Я глянул на скрытый фартуком живот, во сне по нему ходили такие волны, что казалось, в ней нет костей. – Ножки нравятся? – переспросила жена. Я закивал. – Может, встанешь? – предложила она. – Пол чистый, но все же… – Ой, да, – опустив глаза, стал подниматься. Неловкость сковывала движения и мысли. «У них так принято одеваться», – повторял себе. «Ее кожа прикрыта», – увещевал себя, садясь на стул и опуская ладони на колени. «Достаточно представить, что я нахожусь на пляже. Правда, у женщин на пляже поверх штанов еще и тонкие юбки до щиколоток, но тут почти то же самое». Наконец я смог посмотреть на жену, она доставала из навесного шкафчика тарелки. Как плотно одежда облегала ее тело! Как у цирковых акробаток. Хотя, пожалуй, у тех ноги обтянуты сильнее, тут все же штаны, складочки на них… И почему бы сверху не быть небольшой юбочке, как у тех же циркачек? Жена разложила яичницу с беконом по тарелкам и подала их на стеклянный стол. Странно было видеть тарелку, будто вовсе без опоры парящую над коленями. Рядом легла вилка. Отломленный кусок хлеба. Глядя на его неровные края, я растерянно моргал: я всегда ел отрезанные ломтики, а тут… Потыкал его пальцем. – Что-то не так? – спросила жена. – Нет-нет, – мотнул головой. – Просто ни разу не ел отломленный хлеб. – Как так? – Ну… – Я взял сладко пахнущий сдобой ломоть. – К столу всегда подают нарезанные ломтики толщиной семь миллиметров. – И ты никогда не воровал еду с кухни? Ну так, перекус между трапезами… – Мама была против, и дом не давал. – А слуги? Разве слуги… Ой, забыла спросить: надеюсь, во время моих упражнений никто из них не пострадал? В ее глазах, кажется, отразилось беспокойство. Я заправил прядь за ухо. – Нет, они все – призрачные сущности, часть дома. Пока жив дом, живы и слуги. – В груди пробежал холодок воспоминания о доме Какики: его привратный дух был забавным, любил играть с детьми. – А-а-а… – протянула жена. – С такими, конечно, ни о каких шалостях и речи быть не может. Я тяжело вздохнул. – Ты ешь, – бодро предложила жена. – А отломленный хлеб вкуснее нарезанного. Отщипнув кусочек поменьше, положил в рот. Пожевал. Жена продолжала меня разглядывать. Чего она хотела? Кажется, из вежливости стоило согласиться с ее словами. Сглотнув, пробормотал: – Да, вкуснее. Ее губы дрогнули и растянулись в улыбке, глаза заблестели: – Да, по лицу вижу. Я коснулся своей щеки. Думал, что еще сказать, но жена принялась за завтрак. Вслед за ней за вилку осторожно взялась девочка. Судя по неуверенности движений, столовый прибор она использовала впервые. Значит, из совсем бедных. Салфеток жена не предложила. Было непривычно есть без ножа, поэтому с порцией я справился вторым. Густо покрасневшая девочка отчаянно пыталась нас догнать. – Не торопись. – Жена погладила ее по плечу. – Я пока травник поставлю. Выросший из столешницы травник она ловко наполнила водой из крана, блестевшего так же ярко, как ножки стола. Поставила на странную плиту. Движения были не такими выверенными, как у прислуги в домах обычных длоров, но достаточно умелые, чтобы подумать: жена часто хозяйничала на кухне. Заглянув в напольный шкаф, она вытащила из подъехавшего лифта масло с вареньем и стала намазывать бутерброды. Так странно видеть женщину за приготовлением еды, так… интимно. Словно я подглядываю за купанием в ванной или одеванием. Конечно, ни за чем подобным я не подглядывал, но ощущения, уверен, были бы примерно такие же. Опустив взгляд на столешницу, стал водить по ней пальцем. – Как продвигается подготовка к моему возвращению? – Жена поставила передо мной зеленоватый отвар душистого куста. – Я все проверил. – Краем глаза следил, как она ставит тарелку с бутербродами с маслом и вареньем. – Нужно будет снова тебя отправить, считать показания портального узла, попробовать его настроить. – Звучит не очень оптимистично. – В ее голосе послышалась нервозность.