Министр выглядел так, словно на него внезапно бросилась ковровая дорожка. Я точно помню, что у него при попадании в мою ковровую ловушку было такое же ошеломленное выражение. Прикрыв глаза, министр медленно выдохнул, его веки снова приобрели нормальный цвет, и он мотнул головой в сторону дверей во внутренние покои: – Идемте, надо поговорить. Я окинул взглядом сраженный наповал зал, задрал нос и, предложив жене руку, на миг застыл, глядя в ее сверкающие глаза. Ей тоже понравилось! Выйдя в коридор вслед за министром, я принял подходящий случаю виноватый вид. Хорошо еще Сарсанны сегодня нет, вдвоем они бы нас с ума свели. Министр заскочил в первую открытую гостиную и, едва закрылась дверь, грозно уставился на меня: – Я просил, предупреждал, посылал платье. Почему твоя жена явилась во дворец полуголая? Пока я мысленно составлял патетическую речь о том, что мужская одежда прикрывает женщин ничуть не хуже, чем мужчин, жена спросила: – А вы почему полуголый? – Я? Я полностью одет. – Разве? На вас тоже брюки, рубашка, жилетка. Правда, плащ есть, но впереди щель шириной с ладонь, и проходит она по паху, а выглядывающие в прорези руки закрыты лишь рукавами. Или для вас отсутствие подобного плаща или фрака – признак наготы? Министра настолько пробрало, что на обычно безразличном лице проявилось недоумение. – Вы женщина, вы можете считаться одетой, лишь когда находитесь в платье, – отчеканил он. – Покажите регламентирующий это закон. И ведь министр задумался. Я решил добавить аргументов: – В самом деле, мужская одежда прикрывает ее фигуру не хуже женской. – Я вижу ее ноги, это неприлично. – По какому закону? – поинтересовалась жена. Похоже, действие молока еще не прошло. – Так… испокон веков заведено. – Министр нервно взмахнул рукой. – Здесь императорский дворец, а не подворотня. Есть регламент, в конце концов, который предписывает при первом представлении ко двору надевать соответствующее платье. Платье! Точно! Про регламент первого приема я забыл. – А какое наказание полагается за несоблюдение регламента? – Жена нервно сдавила мою руку, но тут я знал, поспешил обрадовать: – Два золотых. Я заплачу. – Уже три, – процедил министр. – А давай мы сразу пару сотен внесем и будем приходить в какой угодно одежде? – воодушевился я. – Могу даже по двойной ставке. – И казне польза, – поддержала жена. – И на приемах веселее будет. С ужасом оглядев нас, министр глухо произнес: – Теперь у нас два Лавентина. Спаси нас Фуфун! Жена прыснула. Министр хотел что-то добавить, но дверь отворилась, вошел слуга: – Вас требует император. Теперь я осознала весь ужас ситуации: меня вели к императору, самому могущественному человеку в государстве. «За нарушение с одеждой полагается всего лишь штраф, – успокаивала себя. – И мы можем его заплатить». Раввер ввел нас в тронный зал, где дамы выстроились по стеночкам и смотрели в пол. А мужчины теперь внимательно меня разглядывали. Согласно протоколу я опустила глаза. Первым поклонившись, Раввер отступил, открывая меня сидящим на троне. Послышался судорожный вдох, кряхтение, шуршание ткани и отчетливый щелчок. Очень хотелось взглянуть на реакцию сидящих на троне, но по регламенту я, как не состоящая при дворе, должна смотреть в пол, пока мне не разрешат лицезреть монархов. Ожидание затягивалось. У меня ноги затекли. И руки. Пальцы Лавентина сжимали мою ладонь легко и спокойно, и это придавало уверенности, что действительно страшного со мной не случится. На тронах кто-то закашлялся. Зашептался. – Ах да, длорка Бабонтийская, можете поднять глаза. С трепетом я посмотрела на возвышение. На массивном троне сидел носатый старичок в золотом мундире и разглядывал меня через пенсне. Если бы знала, что император в таком почтенном возрасте, плащиком бы прикрылась, а то вдруг его инфаркт хватит. Императрице было лет сорок, она тяжело дышала, округлившимися глазами взирая на мои ноги. Сама запакована в платье так, что непонятно, как дышит. Третий, маленький трон занимала девушка лет восемнадцати с диадемой в жгуче-черных волосах. Она посмотрела мне в глаза со смесью ужаса и изумления. – Длорка Бабонтийская, – прокряхтел император и наклонился вперед, чтобы лучше меня разглядеть. – Почему вы в таком виде? – Хотела показать, как выглядят женщины моего мира. Сзади заохали, императрица стала обмахиваться веером. А я продолжала выбираться из ямы, в которую себя закопала. – К моему величайшему сожалению, при мне не было одежды, достойной посещения дворца, поэтому пришлось в гардеробе мужа выбрать нечто напоминающее привычный мне наряд. Но штаны из моего мира. Как вы можете судить по покрою и тому удобству, с каким они на мне сидят, это действительно женская одежда. – У вас женщины одеваются как мужчины? – полушепотом спросила принцесса. Императрица недовольно глянула на нее. Не ответить было невежливо, я слегка поклонилась: – Очень многие. У нас в брюках могут ходить и женщины, и мужчины. Также наша одежда значительно более откровенна. А платья, которые носят женщины, редко опускаются ниже колена. Так что, полагаю, для спокойствия общества даже хорошо, что я появилась лишь в брюках. – Это невозможно, – выпалила императрица. – Невозможно, чтобы женщины добровольно обнажали свои ноги! – Но аборигенки Черундии обнажают, мама, – тихо вставила принцесса. – А если такое возможно в нашем мире, то стоит ли удивляться, что возможно и в другом? Императрица залилась краской. Император продолжал рассматривать меня через пенсне, его нижняя губа мерно дрожала. «Только бы его кондратий не хватил», – взмолилась я. Сзади, судя по оху и шелесту, кто-то снова упал в обморок. Покосилась на Лавентина. Он стоял со скорбным видом, но уголок губы норовил завернуться вверх, да и нижнюю губу ему постоянно приходилось закусывать. Ну что, и я приняла скорбный вид, только от этого тоже захотелось смеяться. Пришлось закусить губу. Но меня предавали уголки губ. Как не к месту! Наверное, это нервное. От сдерживаемого смеха заныли мышцы живота. Император запрокинул седую голову и рассмеялся: – Лавентин, ты нашел жену себе под стать! Лавентин расплылся в улыбке. – Спасибо за высокую оценку моего выбора. – Ладно! – Император махнул пенсне. – Наслаждайтесь вечером. После ужина останься, нам нужно обсудить кое-какие дела. Взгляд императора стал холодным и серьезным, он надел пенсне и оглядел шокированных гостей. Мы отошли к стеночке. Только теперь поняла, что у меня дрожат колени – как после педсовета, на котором меня костерили за тройной прокол уха и кожаные штаны с клепками. К нам ало-черным духом возмездия подступил Раввер. Выражение лица – словно у моей школьной директрисы. Только здесь, в отличие от школы, между мной и воплощением порядка наконец кто-то встал. Лавентин. Приятно как… – Если император не возражает, я тоже не возражаю, – процедил Раввер. Перевел пронизывающий взгляд на меня. – Вам повезло. Император хоть и стар, но до сих пор любит созерцать полуодетых девиц. – Она одета. Раввер, я тут подумал… – Лавентин встал так, чтобы оказаться под прицелом его взгляда. – В свете того, что мужские костюмы оставляют женщину как бы не совсем одетой, можем ли мы, мужчины, считаться одетыми? – А я думал, тебя больше интересует, что случилось со старшей Какики. Лавентин расправил плечи и сразу стал выше. Я физически чувствовала охватившее его волнение. И голос у него изменился, исчезла бравада. – Ты что-нибудь узнал? – Когда собирался сюда, пришла информация по делу. Или, думаешь, я просто так позволил бы вам явиться сюда без моей проверки? Ну все, этот Раввер – моя директриса и завуч в одном лице. Нащупала неожиданно холодную руку Лавентина и сжала. Он стиснул мои пальцы в ответ.