— Милый, зачем нам все это? Сообщество, Устав, сборища? Зачем? Он обернулся, сжал ее в объятиях, зарываясь в волосы лицом, и ответил, тоже шепотом: — Я думал, что все должно быть правильно. Но правила, по которым они играют, нам не подходят. — Тогда почему ты так переживаешь? Она искренне не понимала причин его подавленного состояния. Он сжал ее лицо в ладонях и сказал горько: — Нас больше никто не прикрывает. Ни Шталь, ни договор о неразглашении, который подписывают все, вступая в сообщество. Понимаешь? Если Каверину завтра вздумается сообщить твоему или моему начальству о нашем увлечении? Он мог сделать фотографии на собраниях. — Но там нет ничего такого, — возразила Людмила. — Сам факт нашего там присутствия уже компромат. Пока Каверин жаждет мести, мы не можем чувствовать себя в безопасности, — горько сказал Руслан, и у него на лбу залегла скорбная складка. Людмила нежно разгладила ее пальцами. — Пусть попробует. — Моя смелая девочка, — улыбнулся Руслан, нежно целуя ее. — Больше всего я боюсь, если каким-то образом эта информация дойдет до нашего сына, — продолжил он тихо. И тут Людмиле стало по-настоящему страшно. Вздрогнув все телом, она прижалась к груди мужа и прошептала в отчаянии. — Он не посмеет, не посмеет…. Еще несколько дней были отравлены сомнениями, страхами и попытками найти выход. Людмиле хотелось сбежать вместе с сыном на край света, туда, где никто и никогда не сможет ему навредить. Страшная мысль о том, что зайдя на свою страничку «Вконтакте», Антон увидит фото родителей на фоне групповой оргии, не давала ей покоя. Это все просто сводило ее с ума. Наконец, Руслан не выдержал и позвонил Шталю. Через три дня они получили приглашение к нему в офис. В нем сообщалось, что эта встреча будет носить примирительный характер, на нее также приглашены Каверин и Анна Черкасская. Они приехали в знакомый дом на углу улицы Декабристов ровно к восьми вечера. В приемной никого не было. Шталь ждал их в кабинете, за письменным столом. Невозмутимый и бесстрастный. Людмила опасалась, что ей опять предложат подождать в приемной. Она не хотела мучиться ожиданием и неведением. Но когда они вошли, Шталь скользнул по ней бесстрастным взглядом и жестом указал на два свободных кресла. В третьем, вальяжно развалившись, уже сидел Каверин. Он цинично и бесстыдно оглядел Людмилу с головы до ног, заставив ее вздрогнуть от омерзения. Она будто опять почувствовала его потные ладони и грубые пальцы. Руслан перехватил его взгляд и скрипнул зубами. Каверин лишь усмехнулся. Анны в кабинете Шталя не было. Людмила, утонув в глубоком кресле, внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Ей хотелось почувствовать на своих плечах сильные руки мужа. Но показывать свой страх перед Кавериным она не хотела. Выпрямила спину и сложила руки на коленях, опустив глаза, понимая, какую роль она должна здесь играть. — Итак, — начал Шталь, — напоминаю вам, что встреча носит примирительный характер. Я, как председатель сообщества, обязан заботиться о соблюдении Устава и мирном разрешении любых конфликтов. Все участники встречи обращаются друг к другу без использования псевдонимов, поскольку реальные имена всем известны. То, что на этой встрече присутствуют сабмиссивы, не совсем согласуется с правилами. Но таково было условие господина Каверина. Последняя фраза царапнула Людмилу смутным беспокойством. Этот мерзавец явно что-то задумал. — Господин Каверин, — обратился к нему Шталь, — можете изложить суть ваших претензий. — Но я не вижу Анны Черкасской? — спросил он с сарказмом. — Неужели столь опытный сабмиссив позволяет себе опоздания? — Конечно, нет, — ответил Шталь спокойно. — Ей даны указания ожидать в соседней комнате до того, как я посчитаю нужным ее позвать. Каверин удивленно приподнял брови. Вежливо наклонил голову: — Как будет угодно председателю. Потом продолжил, с вызовом глядя на Руслана: — Мои претензии просты и понятны. Господин Сикорский на том злосчастном вечере неделю назад позволил себе не только вмешаться в отношения между мной и моим сабмиссивом, но и сделать мне публичное замечание, поставив под сомнение мое право распоряжаться своей собственностью. Более того, он прикоснулся к моему сабмиссиву без разрешения, тем самым оскорбив меня действием. — Это все? — спросил Шталь холодно. — Не совсем, — Каверин усмехнулся, скривив губы, — поведение господина Сикорского повлекло за собой отказ сабмиссива выполнять свои обязанности по договору. Таким образом, мне не только нанесено оскорбление, но и причинен ущерб. — Претензии ясны, — констатировал Шталь и обратился к Руслану, — господин Сикорский, вам есть что сказать? Людмила замерла, слушая, как глухо стучит ее сердце и ноет в груди от тревоги. Спокойный уверенный голос мужа придал ей сил: — Позвольте не согласиться, — произнес он. — Я лишь попросил господина Каверина не устраивать публичных разборок со своим сабмиссивом, которая, кстати, отрицала, что в договоре предусмотрены публичные унижения. Признаю, что действительно, подал Анне руку, помогая подняться. Разрешения на это я у господина Каверина не получил. Но я не был осведомлен о том, что девушка является собственностью господина Каверина. Намерений оскорбить господина Каверина, словом или действием, у меня не было. — Я правильно понял вас, господин Сикорский, — осторожно уточнил Шталь, — что вы готовы принести извинения господину Каверину за вмешательство и несанкционированные действия в отношении его собственности? Руслан помолчал, а Людмила стиснула зубы, еле сдерживая рвущуюся наружу злость и обиду. — Готов, — произнес, наконец, ее муж, и она едва не расплакалась от несправедливости происходящего. Ему не за что было извиняться! — Но только, если получу убедительные доказательства прав господина Каверина на этого сабмиссива, в том числе на нарушение им ее жестких ограничений. — Нет ничего проще, — воскликнул Каверин и, нагнувшись, взял стоявший у его ног кожаный портфель. Оттуда он извлек несколько прошитых листов, с набранным на них текстом и протянул их Руслану. Он осторожно взял их в руки и стал внимательно просматривать текст. Людмила с замиранием сердца следила за выражением его лица. Оно становилось все мрачнее и мрачнее, и у нее все сильнее болело в груди. — Вы удовлетворены? — спросил насмешливо Каверин. — Почти, — произнес Руслан, передавая договор Шталю. — Хотелось бы еще убедиться в том, что при подписании этого договора был соблюден принцип добровольности. — Неужели вы думаете, что я пытал девушку, чтобы заставить подписать договор! — рассмеялся Каверин. Руслан промолчал, не сочтя нужным отвечать. Шталь позвонил в колокольчик. Из боковой двери вошла Анна. Бледное, печальное лицо и темные тени, залегшие под глазами. Людмиле сталь жаль ее. Девушка робко присела на указанный Шталем стул, стоявший почти посередине комнаты, опустила глаза в пол. — Скажи, — обратился к ней Шталь, протягивая ей договор. — Ты подписывала этот документ? Анна бросила на него взгляд и снова опустила глаза. — Да, — ответила она тихо, бесцветным голосом. — Содержание договора тебе известно? — снова спросил Шталь. — Да, — опять ответила Анна, не поднимая глаз. Потом добавила, еле слышно. — Теперь, да. — А точнее? — голос Шталя стал строже. — Я подписала его, не прочитав до конца, — голос Анны дрогнул. — Почему его не прочитала? — настойчиво спросил Шталь. — Господин Каверин дал такую возможность? Не ограничивал во времени? — Нет, — выдохнула Анна. — Не ограничивал. Я… — ее голос задрожал… — просто… не дочитала его до конца. Он сказал, что это стандартный договор. — Так, когда вы ответили на вопрос господина Сикорского, что договор не предусматривает публичных унижений, вы заблуждались? Она больше не могла говорить и просто покачала головой. Ее губы дрожали, а из глаз готовы были покатиться слезы. — Но я не принуждал ее подписывать договор! И он, действительно, для меня стандартный, — громко произнес Каверин, и Анна вздрогнула от звука его голоса. Людмиле стало тошно. Она уже понимала, к чему клонит Каверин и чью сторону примет Шталь. — Но вы не обговорили перед подписанием возможность нарушения отдельных жестких ограничений? — спросил Руслан Каверина. Он усмехнулся. — Я знал эту девушку как опытного сабмиссива, более четырех лет состоявшего в лайф-стайл отношениях с уважаемым председателем. И не мог даже предполагать, что она поступит столь легкомысленно. К тому же мои предпочтения известны в сообществе. Если так угодно, я могу показать свои предыдущие договоры. Они не отличаются от этого ни одной буквой! — Господин Сикорский, — обратился Шталь к Руслану. — Вы убедились в том, что принцип добровольности при подписании договора был соблюден? Людмила с болью смотрела на то, как он играл желваками на скулах, буквально заставляя себя произнести это слово: