Людмила так же молча покачала головой. Услышав это имя, она нестерпимо захотела встать и убежать. Этот человек внушал ей почти панический страх и чувство омерзения. — Я… — Лилия, запнулась, будто не зная, как продолжить этот разговор, — он… Вобщем, не могу больше так… — Ну так разорви договор? В чем проблема? — спросила Людмила довольно холодно. — Не могу, — грустно покачала головой Лилия, — я заключила его сроком на год без права стоп-слова. — Тогда выполняй, — также холодно ответила Людмила. Ей отчего-то было совершенно не жаль эту девушку. — Он что, нарушает твои хард-лимит? — спросила Людмила. Лилия помотала головой. — Не нарушает. Но его методы… это просто невыносимо… а стоп-слова у меня нет. Он настоящий садист. — Ну ты же сама согласилась? Шталь тебя не принуждал? — Нет, не принуждал, — ответила она, — но я не знала, что так будет. Людмила поморщилась. Этот детский лепет начинал ее раздражать. — Послушай, — сказала она, собираясь встать, — я ничем не могу тебе помочь. Если он нарушает Правила, обратись с жалобой в сообщество. Причем тут я? — Поговори с Кукловодом! — пропищала Лилия, всхлипывая. — Он может мне помочь. — Деточка, — сказала Людмила теряя терпение, — не думаю, что мой доминант заинтересуется мнением своей нижней относительно отношений Каверина с его сабом. — Но Еве-то он помог! — воскликнула Лилия, — И поплатился за это, — ответила ей Людмила. — Прости, я ничем не могу тебе помочь. Внезапно у нее разболелась голова: в кафе было душно, резкий запах с примесью гари с кухни вызывал дурноту. Она порылась в сумочке, но как назло достала лишь пустой стрип от «Нурофена». — Голова болит? — участливо спросила Лилия. Людмила кивнула, морщась от боли и потирая лоб. — Погоди, у меня были таблетки, — девушка порылась в своей объемной сумке-торбе кислотно-зеленого цвета, и выудила оттуда коробочку «Мигренола». — Подойдет? — Да, спасибо, — ответила Людмила, выдавливая на ладонь таблетку, потом спросила, указывая на стакан: — Там что, сок? — Апельсиновый, — ответила Лилия, — у них тут сегодня акция, каждому посетителю стакан сока бесплатно. Людмила кивнула и забросила в рот таблетку, запив ее соком. Он оказался очень неплохим, и она допила весь стакан до дна. — Спасибо за помощь, — сказала она Лилии, — но мне нужно идти. Прости, что не могу быть полезной. Тебе лучше подождать, пока вернется Шталь. Девушка горестно вздохнула и пустила голову. Потом сказала: — Я на машине, может тебя подбросить? Людмила хотела отказаться. Ей не терпелось избавиться от общества этой девушки. Но за окном уже были стылые ноябрьские сумерки, и как всегда шел частый нудный холодный дождь. — Спасибо, — согласилась она. Машина Лилии — небольшой красный «Опель Корсо», был припаркован через улицу. Бегом, перепрыгивая через лужи, они добрались до автомобиля, и Людмила не без удовольствия нырнула в салон, пропитанный какими-то экзотическими духами. Лилия включила подогрев сидений и теплый обдув, в машине быстро стало тепло и уютно. Она лихо тронулась с места и уверенно повела автомобиль по направлению к Невскому. — Тебе куда? — спросила она Людмилу. — Красногвардейский район, — ответила она. Девушка кивнула. Теплый воздух обдувал лицо Людмилы, ее отчего-то стало неудержимо клонить в сон. Она буквально раздирала закрывающиеся веки, и ей казалось, что сверху на них положили свинцовые гирьки. В голове вдруг стала кружиться какая-то цветная карусель, ей стало нехорошо. А потом ее придавила, будто бетонной плитой серая муть небытия. *** Первым вернулся слух. Она расслышала тихие шаги и два голоса — мужской и женский. Оба они показались ей знакомыми, но затуманенный рассудок не желал их узнавать. Потом она осторожно разлепила веки, и вначале ей показалось, что она потеряла зрение. Но потом поняла, что просто находится в полутемной комнате, освещенной только трепетным неверным светом свечей. Они потрескивали, и распространяли тяжелый аромат плавленого воска. Она разглядела в полутьме женскую фигуру, которая перемещалась по комнате, зажигая все новые и новые свечи, которые прибавляли света, разгоняя сумрак. — Ну вот, — вдруг произнес мужской голос совсем рядом. Людмила дернулась. И тут же с ужасом осознала, что ее руки, ноги, шея и талия крепко стянуты ремнями. А еще, что она совершенно голая. Обнаженной кожей спины она ощущала гладкую прохладную поверхность. — Спящая красавица наконец-то очнулась. И тут ее пронзил еще больший ужас. Она узнала голос. Это был Каверин. Она опять дернулась в бесплодной попытке освободиться. — Тише, тише, — проговорил Каверин, — зачем бессмысленно трепыхаться? Она увидела его прямо перед собой, в кожаных штанах на шнуровке, с голым торсом, он небрежно поигрывал флоггером. — Ты сошел с ума, — прошипела в ярости Людмила. — Ты знаешь, что это уголовное преступление? Похищение человека! Ты сядешь в тюрьму. Если выживешь. Мой муж удавит тебя собственными руками. — А при чем тут я? — развел руками Каверин, нахально ухмыляясь и окидывая ее жадным бесстыдным взглядом. — Я тебя не похищал. Это все Лили. А потом я не думаю, что ты захочешь рассказать об этом чудном вечере мужу. — Только посмей! — Людмилу просто захлестывала слепящая обжигающая ярость. — Если ты прикоснешься ко мне хоть пальцем! — Я? — наигранно удивился Каверин. — Что ты, дорогая, как я могу! Правилами запрещено несанкционированное прикосновение к чужой сабе. Я свято чту Устав! Из-за его спины показалась Лили, обнаженная, в ошейнике с кольцами, к одному из которых была пристегнута цепочка, свисающая между грудей. Она опустилась перед Кавериным на колени и прижалась губами к его руке. Он потрепал ее по рыжей шевелюре, поднял за подбородок, смачно поцеловал в губы. — Умница моя, послушная девочка, — проворковал он, гладя ее грудь и перекидывая цепочку на спину. — Давай, милая, пора приступать к веселью. Лили медленно, по шажку, хищно улыбаясь, подошла к Людмиле. Потом провела прохладной ладонью по ее груди, заставив задрожать от отвращения. Больно ущипнула за соски. Людмила сжала зубы, чтобы не вскрикнуть. — Ну вот, теперь можно надеть игрушки, — удовлетворенно сказал Каверин, жадно облизывая губы, и подал ей зажимы с цепочкой. Холодная сталь сжала соски, и у Людмилы выступили слезы. — Господин Кукловод не играл с тобой так? — насмешливо спросил Каверин. — Ну ничего, все бывает в первый раз, тебе понравится! И еще один… Пальцы Лили скользнули между ног, Людмила дернулась и захрипела, когда натянувшийся ремень на горле перекрыл ей кислород. Холодные пальцы девушки бесстыдно хозяйничали, гладили, терли, кружили. Тело предавало Людмилу, она чувствовала, как выделяется влага, и всхлипнула от бессильной ярости. — Расслабься, милая, — ворковал у ее уха Каверин, — получи свое удовольствие, не нужно сопротивляться! А мы получим свое. Да, девочка моя? Он провел рукой по спине Лили, скользнул ниже, девушка замерла, прикрыв глаза, и застонала. — Да… умница… только не останавливайся, — прошептал ей Каверин, прикусив мочку уха. Лили открыла глаза, и ее пальцы продолжили мучить Людмилу. И вдруг острая боль от зажима пронзила ее нежную плоть, и она не сдержала крика. — Ой, надо же, плохая девочка сделала тебе больно? — с притворным сочувствием спросил Каверин, — Ну ничего, мы ее накажем. Он отступил на шаг и, взмахнув плетью, обрушил на спину Лили резкий удар. Она вскрикнула и грубо дернула зажим, заставив снова закричать от боли и Людмилу. — Бож-е-е-е, — восхищенно протянул Каверин, — какое наслаждение, слышать ваши крики, вот так, в унисон. Давай, девочка моя, активнее, чтобы наша гостья не успела заскучать. Лили усмехнулась, потом приблизила к Людмиле лицо и впилась ей в губы жестким поцелуем, укусив за губу. Продолжила целовать ее шею, скользя губами к груди, сняла зажим с одного соска. Людмила снова не смогла сдержать крика от горячей резкой боли. Но губы Лили сомкнулись вокруг пульсирующей болью груди, втянув в рот почти весь ореол, посасывая и щекоча языком сосок. Потом проделала тоже с другой грудью. Людмилу разрывало на части от ярости, чувства омерзения, но к ним примешивалось и дикое, почти неконтролируемое возбуждение. Казалось, что ее тело жило отдельной от разума жизнью, предавая ее, откликаясь на грубые мучительные ласки Лили. Слезы безостановочно текли по щекам Людмилы, капали на волосы и обнаженные плечи ее мучительницы. Лили подняла голову, и, ухмыльнувшись, слизала с ее щек соленые дорожки.