Часть 50 из 72 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вечером они праздновали победу с тортом «Ленинградский» из «Севера» и настоящим шампанским. Антошка сиял от счастья как начищенный самовар, и не отнимал телефон он уха — звонили друзья, подружки, знакомые. Даже профессор Сикорский поздравил внука с успехом, но при этом не забыл сказать, что надеется на продолжение врачебной династии. Бабушка Таня квохтала над внуком как наседка, усиленно напрашивалась поехать с ним в Прагу «для присмотра». Руслан, явно гордый за сына, сдержанно улыбался.
Шампанского налили даже Антошке, при снисходительном согласии отца, но сын пригубил, скривился и отставил бокал:
— Гадость… налейте лучше «Колы».
Людмила любовалась счастливым сыном, только радость ее отравляло то, что к этой победе явно приложил руку Каверин. Руслану об этом она говорить не стала. Но торжествующую улыбку и взгляд, явно предназначенный для нее, Людмила забыть не могла.
Победа Антошки была единственным светлым пятном в монотонных серых буднях. Жизнь словно выцвела, потеряла все свои краски. Людмила всегда любила лето, пусть короткое северное, с частыми дождями и переменчивой погодой. Но теперь даже солнечные лучи, тепло, свежая июньская зелень и щебет птиц уже не радовали.
Ездить на работу в редакцию Руслан категорически запретил. Большова сначала согласилась сохранить за Людмилой авторскую рубрику и раздел в электронном журнале, но потом все же вывела ее за штат, и все реже и реже присылала материалы для работы.
Людмила погрузилась в свой блог. «Подсолнух» набирал все большую популярность, ей писали самые разные люди, спрашивали советов, рассказывали свои истории. Из этих историй, писем и комментариев френдов постепенно в ее голове стали прорастать свои сюжеты, придумывались образы, герои, складывались картинки. Сначала короткие рассказы в стиле блоговых записей, потом задумалась над большой формой. Отрывки из будущего романа под рабочим названием «Кукольных дел мастер» она начала выкладывать на своей страничке в ЖЖ. Удивлялась интересу читателей, иногда плакала над негативными отзывами.
Руслан все больше пропадал на работе: на операции к нему записывались на полгода вперед. Антошка тоже все реже бывал дома — друзья, тусовки, фотосессии. Людмила с грустью чувствовала, как с каждым днем пуповина, что связывала ее с сыном, становится тоньше. Не пройдет и трех месяцев, как он уедет в Прагу, начнет взрослую самостоятельную жизнь.
Одиночество в четырех стенах наедине с ноутбуком, книжками и любимыми куклами, Людмилу угнетало. Но и в редкие минуты общения с мужем больше не было той непринужденной сердечности и теплоты. Людмила отчаянно пыталась сохранить в целости свое счастье, распадающееся на мелкие обрывки, будто изъеденная кислотой тряпка, и с ужасом понимала — все изменилось.
То, что раньше их объединяло, — общая тайна, Игра, теперь стало непреодолимой стеной. Руслан ни разу не заговорил с ней на эту тему. Но Людмила знала, что муж продолжает исполнять обязанности председателя, бывает на собраниях, встречается в бывшем офисе Шталя с членами сообщества, решает спорные вопросы. Иногда Людмила улавливала обрывки телефонных разговоров и понимала — эта странная, гротескная жизнь течет своим чередом. Только уже без нее.
Как-то Руслан приехал снова за полночь, принеся с собой запах табачного дыма, дорогого алкоголя и женских духов — запах разврата. Давно запрятанная в дальнем уголке сердца, внезапно заворочалась ревность.
Лежа в густом полумраке спальни, Людмила напряженно вслушивалась в его осторожные движения: вот он снял галстук, рубашку, звякнула пряжка брючного ремня, с тихим звуком расстегнулась молния. Раньше, если она уже спала, то прежде чем уйти в душ, Руслан всегда подходил к постели и тихо прикасался губами к ее щеке. Но теперь он направился прямиком в ванную. Людмила усилием воли загнала внутрь злые горячие слезы. Опять заныло в груди, будто зацепили давнюю занозу.
Осторожные шаги. Скользнул под одеяло, осторожно, как хрупкую статуэтку обнял, чтобы не потревожить ее сон.
— Как вечер? — спросила Людмила, как могла спокойно.
— Как обычно. Без тебя — скучно, — шепнул Руслан и легко, почти невесомо скользнул губами по ее шее.
Больше сдерживаться она не смогла: развернулась к нему и отчаянно прижалась всем телом, жадно впилась поцелуем в губы.
— Я хочу тебя, — прошептала хрипло, — безумно… сейчас…
Он ответил на поцелуй, но мягко и нежно, потом погладил плечи, осторожно разжал ее объятия и отстранился.
— Родная… — его голос звучал виновато, — я не могу… еще слишком рано… твое сердце…
Она впервые в жизни ощутила себя отвергнутой. Нежеланной. Ненужной. Ущербной.
Резко отвернувшись, она уткнулась в подушку и разрыдалась.
Теплые ладони обняли ее плечи, она дернулась, высвобождаясь.
— Ты больше меня не любишь! Не хочешь! — рыдала она, — Скажи честно! Завел себе сабу?
Внезапно он почти грубо схватил ее за плечи и развернул к себе. От неожиданности она даже перестала рыдать.
— Прекрати истерику, — властно и строго сказал он, глядя ей пристально в глаза. — Тебе нельзя волноваться. И это глупости. Слышишь?
Она застыла, узнав в нежном, заботливом муже Кукловода.
Но видимо, он заметил в ее глазах страх, потому что его лицо смягчилось, и он нежно погладил ее по щеке:
— Я никогда ни на кого тебя не променяю. И все также люблю тебя больше жизни. Просто ты сейчас слишком слаба и хрупка. Нужно время. Потерпи, родная моя… потерпи.
Руслан обнял ее, бережно баюкая, словно ребенка, целуя в макушку, шепча на ухо какие-то глупые нежности.
Людмила успокоилась в его руках и тихо всхлипывала. Но тяжелое чувство непоправимой утраты не отпускало.
Спустя неделю в гости приехала ее мама. Людмила испекла ее любимый пирог с ежевикой, заварила чай с шиповником. Они сидели вдвоем на кухне и уютно молчали. Внезапно мама спросила:
— Что так плохо выглядишь? Лечит тебя Рус, лечит, а ты все как тень…
Людмила долго не могла найти слова. Ей не хотелось жаловаться, но обида, ревность, тревога, накопившиеся в душе, разрывали ее, просились наружу.
— Мама, теперь все не так. Будто из меня душу вынули. И Рус… эта его забота. Душит.
Мама накрыла ее ладонь своей, сухонькой маленькой ладошкой.
— Детка, — она вздохнула, — может тебе покажется грубым то, что я скажу. Но это житейская мудрость. Больная жена никому не нужна. Я знаю на собственном опыте. Ты должна молиться на своего мужа, что он так носится с тобой, лечит, заботится, буквально сдувает пылинки. Рус — удивительный, идеальный. Так тебя любит!
Людмила опустила глаза, чтобы не выдать обиды.
Мама… Она всегда была в полном восторге от ее Руслана. С первого дня их знакомства.
Людмила поняла, что рассчитывать на ее понимание и поддержку не стоит. Тоскливое осознание одиночества накрыло ее темной волной.
— Да, мама. Идеальный. Ты права, конечно.
Снова потекли серые, похожие друг на друга как две капли воды дни.
Лето выдалось жарким, город изнывал от непривычного зноя, и даже прохладный ветер с залива не спасал от душного марева, плывущего над раскаленной мостовой.
Несколько раз Руслан возил Людмилу в Петергоф, они гуляли по тенистым аллеям, сидели на их любимой скамеечке у Птичьего павильона, слушали веселый щебет сотен птах. Кормили голубей и уток в пруду. В эти минуты Людмиле казалось, что время повернулось вспять. Она закрывала глаза, положив голову на плечо Руслана, и снова становилась счастливой влюбленной студенткой второго курса. Впереди была только голубая даль и мрачные тучи не собирались на горизонте.
Но прогулка заканчивалась, и «Ракета» летела по серо-зеленой воде залива к Дворцовому мосту, Людмила смотрела сквозь толстое мутное стекло иллюминатора на удаляющийся Петергоф и грустила по безвозвратно утерянной безмятежности.
К концу июля солнце раскалило Город словно гигантскую жаровню. Бетонная коробка квартиры Сикорских в стандартной панельной девятиэтажке превратилась в душегубку. Да еще как на зло сломался кондиционер. Руслан совершенно зашивался на работе — непривычная для петербуржцев жара неумолимо поставляла врачам все новые и новые жертвы. Но все равно выкраивал минуту-другую, чтобы позвонить Людмиле — он очень волновался за ее сердце. Даже предлагал уехать к его родителям на дачу вместе с Антошкой. Но Людмила представила себе жизнь бок о бок с профессором и наотрез отказалась, хотя перспектива вырваться из пекла Города на природу казалась очень заманчивой. Только почти не выполнимой. Хорошо, хоть Антошку удалось спровадить в летний оздоровительный лагерь под Стрельной.
Людмила осталась изнывать в душном городе.
Но в пятницу вечером Руслан сказал ей, лукаво улыбаясь, что приготовил сюрприз. И что в субботу утром они едут этот сюрприз смотреть.
Сюрпризом оказался дом в местечке Лисий Нос, на побережье Финского залива. Небольшой, в два этажа, с застекленной витражами верандой, утопающей в плюще и диком винограде, посреди немного запущенного сада. Яблони, вишни, кусты смородины и крупного «царского» крыжовника, непролазные заросли колючей ежевики и беседка, увитая шпалерными розами, почти выродившимися в шиповник, но с удивительно сильным запахом.
Дом, как сказал Руслан, построили три года назад на месте старенького, деревянного, оставив в неприкосновенности сад и беседку. Но потом хозяева решили уехать в Европу и срочно распродавали всю недвижимость.
Людмила не верила своим глазам. Она прикасалась руками к стенам, гладила резные перила крыльца. Потом вышла в сад и, закинув голову вверх, смотрела на летнее ярко-голубое небо сквозь сплетение густо зеленых ветвей, вдыхала сладкий до головокружения, трогательно наивный аромат роз.
Риэлтор, молодой напористый парень: «голливудская» улыбка, жвачка, кепка козырьком назад и нелепые фразочки: «оки», «тип-топ», увел Руслана в дом — обсуждать детали договора.
А Людмила все стояла посреди нагретого солнцем сада и не могла поверить, что это невероятное чудо может принадлежать ей.
Когда ехали обратно, она осторожно, все еще не веря в то, что у нее будет свой дом, спросила:
— Милый, а мы можем себе это позволить?
Руслан мягко улыбнулся.
— Тебе нужен свежий воздух. Квартиру придется продать и влезть в ипотеку на десять лет. Зато у нас будет дом, о котором всегда мечтали. И заведем собаку.
Людмила прижалась щекой к плечу мужа, и внутри воскресло почти забытое светлое чувство — надежда на то, что все еще образуется.
Дом почти не требовал ремонта, и это радовало, так как денег после покупки катастрофически не хватало. Очень кстати пришлись оставшиеся от старых хозяев старинный резной буфет, с мраморной столешницей и витражами, кое-где побитыми, круглый стол с гнутыми ножками, в отличном состоянии, если не считать глубокой трещины посередине, горка из темного от времени красного дерева и с мутноватыми стеклами. Их Людмила решила отреставрировать позже. Пусть дом выглядел полупустым, почти не было мебели, и пришлось повесить старые шторы, что достала из заветного сундука Мария Петровна, но это был дом. Ее дом.
В середине августа они уже торжественно отметили новоселье и окончательно перебрались из города в поселок Лисий Нос.
А в сентябре, через неделю после того, как проводили Антошку в Прагу, в доме появился новый жилец. Пушистый, смешной, нелепый и милый. С длинной и высокопарной кличкой Гордость Адмиралтейства Дарий, с родословной до двадцатого колена — все сплошь чемпионы и чистопородные бернские зенненхунды.
Кроме вечного беспорядка, луж и кучек в самых неожиданных местах, погрызенных ботинок и разорванных газет Дарик принес с собой нечто важное. Щенок избавил Людмилу от одиночества. Она часами могла наблюдать за тем, как он треплет свою любимую игрушку — старого плюшевого зайца, еще Антошкиного, таская его за уши по гостиной, радостно слышала топот его лап, когда он словно привязанный, следовал за ней по всему дому, а когда уходила на второй этаж, горестно скулил: лестница пока была непреодолимой преградой.
Через полгода смешной щенок стал внушительным красивым статным псом с лобастой головой, шелковыми антрацитовыми ушами, рыжими подпалинами на бровях и белым пятном в форме креста на груди.
Первые месяцы после отъезда Антошки Людмила очень тосковала по сыну, звонила по нескольку раз в день, выслушивала его нотации, за то, что отрывает от занятий, не могла дождаться его звонка по скайпу.
Но постепенно тоска притупилась, стихла. Также как и боль. Людмила нащупала хрупкое и ненадежное равновесие, научилась балансировать как канатоходец над пропастью одиночества и отчаяния. Она заново построила разрушенную жизнь: дом, сад с беседкой, собака, книги, блог и выдуманные истории.