— Ненавижу! Убегу от тебя при первой же возможности! — Верну, — роняет с холодным бешенством. — Ты — моя. Смирись. Другого варианта у тебя не будет. До самой гробовой доски останешься моей. Убежишь… Из-под земли достану. — Не найдешь! Я убегу, изменю внешность! Так спрячусь, что ты меня за целую жизнь не найдешь! — Даже если ты сбежишь и при помощи хирурга себе другую мордашку состряпаешь, это ничего не изменит. Я чувствую тебя… нутром. Всю тебя чувствую. Это намного глубже, чем внешность! Сбежишь — даже в аду найду. У меня на тебя чуйка. Он сумасшедший! Отступаю на шаг, он уничтожает расстояние между нами одним движением. Приходится шагать спиной вперед, пока не запинаюсь о первую ступеньку лестницы. Едва не упала! Багратов успевает подхватить меня в последний миг и прижимает к своему телу. — Осторожнее. Не падай. Ты нужна мне целой и невредимой, — дышит часто. — Нужна… Меня пронизывает насквозь дрожью после его слов. За коротким, простым словом чудится нечто большее. У меня перехватывает дыхание. Мир растворяется, остается только ощущение крепости и силы его рук и жар дыхания на моих губах. Взгляд Багратова прикован к моему лицу намертво, и у меня тоже не хватает сил отвести в сторону, прервать затянувшееся молчание. Внутри все сводит от желания сделать хоть что-то. Страшно признаться, чего мне хочется на самом деле. Стыдливо промелькнув, мысль уходит на задворки сознания. Тщательно прячу ее за другими, отрицая возможности. Нет-нет, я не такая. Я ему не поддамся… Ни за что. — Как ты меня нашел? — Догадайся. Объятия не становятся мягче и свободнее. Наоборот, крепчают! Кажется, он готов меня расплющить. — Я тебя не отпущу. Запомни! — Мне уже дышать нечем. — Привыкай. Со мной будет только так и это лишь легкая разминка… — оставляет на губах жалящий укус. Дикость! Он просто не умеет быть нежным или деликатным. Раздражает, ненавижу. Но странно, чем дольше он терзает мои губы, тем быстрее стрекочет пульс. Тем жарче и невыносимее в каждой клеточке напряженного тела. Температура нарастает, и выдержка плавится. Я хочу узнать, что бывает за этим накалом, за сорванными планками и… страшусь. Увожу искусанные губы из-под града его поцелуев. — Ты закончил? — Даже не начинал, — ставит меня на ступеньки. Я не спешу опускать ладони с его плеч. Не уверена в твердости своих шагов. — Иди наверх, в мою спальню! — По своей воле не пойду. Тебе придется отнести меня. — Легко! — фыркает надменно и одной рукой взваливает меня на плечо, как пушинку. Ступеньки быстро остаются позади, коридор пролетает перед моим перевернутым взглядом за один миг. Багратов пересекает спальню и не останавливается, заносит меня в ванную. Прямиком в душ! Запирает дверь. — Зачем?! — начинаю паниковать. Кабинка слишком тесная рядом с ним. Буквально нет выхода. — Багратов у меня клаустрофобия! — Никогда не слышал! — включает холодную воду. — Только что появилааааась! Ай-ай! Включи теплую! — Теплую? Сейчас… Через миг тело лупит ледяным тропиком. Ненавижу ледяной душ! Ненавижу! И Тимура — такого большого, сильного, раздражающего и горячего — тоже ненавижу! Спрятаться от ледяного душа можно только в одном случае — прилипнуть к Багратову, исключительно ради спасения. Глава 4 Серафима Забираюсь под куртку и задираю мокрую футболку, спрятав лицо на груди, чтобы не било водой по лицу. Прижимаюсь изо всех сил, обняв крепкий торс двумя руками. Пытаюсь забрать все тепло из мужского тела, оставив ему только холод и пустоту. Пусть узнает, каково это. Пусть почувствует себя на моем месте. На пол душевой кабинки с громким хлюпом опускается куртка Багратова, туда же летит футболка. Через миг большие, тяжелые руки опускаются на мои плечи. Ладони растирают спину через одежду. Вода становится теплой, даже горячеватой… Время в капкане рук наглого мужа пролетает незаметно. Дрожь покидает тело, остаются лишь крупные, редкие судороги, следом за которыми приходит полное расслабление. Вода прекращает течь сверху. Краткий миг передышки. Уже не злюсь на Тимура так сильно, как в момент, когда он меня нашел. Признаю, переживала за его состояние и здоровье. Но кажется, он крепко стоит на ногах. Сила и мощь, которую не так-то просто опрокинуть навзничь. — Ну и? — Багратов цепляет меня за подбородок, поднимает лицо. — Куда убежать хотела? — Не знаю. Подальше от тебя. Фыркает. — Суперплан. На коленке придумала? — На ходу. — Импровизировала? — спрашивает с темным азартом, причина которого мне неясна. — Да. — Неплохо, — хвалит неожиданно и едва ощутимо, нежно целует в уголок губы. — Но со мной план должен быть… идеальным. — Вот как? Упрямо мотнув головой в сторону, неожиданно натыкаюсь на его губы и горячий язык. Словно только и ждал, что я взбрыкну, чтобы поймать и схватить. Похоже, что так и есть! Он немедленно начинает целовать меня глубоко и жадно, прижимает к стене кабинки, не щадя. Багратов приподнимает под попой, чтобы наши лица оказались на одном уровне. — Детишек еще нельзя, да? — спрашивает хрипло. — Нет-нет. Нельзя. Нельзя! — голос срывается. — Сколько? — Что? — Сколько нельзя? — снова целует отчаянно. Мысли плывут в разные стороны. Совершенно не получается держать себя в руках. Пальцы Багратова забывают, что такое стыд. По телу словно струится живой огонь, которому нет преград. Багратов прижимает меня теснее и ближе, подводит губы к уху. — Детишек, может быть, сегодня еще нельзя, но все остальное — можно. — Нет! — А кто мне запретит? — снова целует. — Ты? — Да. — Запрети! — требует. — Давай. Так, чтобы я захотел уйти и оставить тебя в покое. — Уходи! — Надо же! — щелкает языком. — Знаешь, что ты пропищала, Мышонок? Сказала: «Иди ко мне, любимый!» Я готов. — Нет! Тебе послышалось! Любимый? Фантазируй дальше! — Попытка меня прогнать провалилась! Не научилась ты мной командовать! Не доросла… Коготки не отточила. Багратов покидает кабинку и подает мне большое полотенце. — Сними с себя мокрую одежду и вытрись. Отворачиваюсь, чтобы не смотреть, как переодевается он сам. Прячусь за большим полотенцем. Чувствую — смотрит. — Пошли!