Следующим утром — В смысле нельзя?! Почему? Что с моим папой?! — Я вздрагиваю от громких воплей и открываю глаза. Еще туго соображая, обнаруживаю себя лежащей на кровати в больничной палате. А рядом со мной… Бельский. Ох, вот же проклятье! Я не просто лежу, а положила ему на грудь голову, а еще руку на него закинула и ногу… Я одета, Бельский тоже, но мое платье задралось до самого живота. Надеюсь, отец Риты не заметил, как я светила трусами, которые видно через нейлоновые колготки. Бельский лежит на спине с закрытыми глазами и ровно дышит. Он обнимает меня за плечи. В голове быстрыми кадрами проносится вчерашняя ночь, и я вспоминаю, как танцевала до упада, хохотала, пила вино, подпевала артистам и пародировала их… Андрей Николаевич в моем шоу не участвовал, а был зрителем. Но вчера мне казалось, что ему нравилось все, что происходило. Меня с ног до головы прошибает волной жаркого стыда, когда вспоминаю, как под конец я демонстрировала свои успехи в акробатике, без тени стеснения вставая перед Бельским на мостик и садясь на шпагат. Продольный и поперечный… Боже мой! И мне почему-то было так классно и комфортно с Андреем Николаевичем. Вообще-то я собиралась поехать к Рите, но и думать о ней забыла. А потом меня так развезло, что я прилегла на минуточку отдохнуть… …но глаза продрала только сейчас. Поскольку кровать-полуторка в палате одна, Бельский просто лег рядом, и во сне мы уже сплелись в весьма близкую композицию. Я никогда в жизни не просыпалась в кровати ни с одним мужчиной, кроме Славы. Этот новый жар тела другого мужчины, его запах, прикосновения дарят странные и непривычные чувства. А еще, конечно, стыд. Сегодня он удвоил силу. Мы с Бельским не обнимались, не сосались и тем более не занимались сексом, но даже того, что произошло, мне хватает, чтобы корить себя с особой жестокостью. Это непозволительное поведение для замужней девушки. — Папа, папа! — снова слышится отчаянный крик, и я понимаю, что за дверями Рита. — Да впустите же! Охранники ее тормозят, потому что я из палаты еще не выходила, и они наверняка думают, что мы всю ночь с Бельскими отжигали на кровати в разных позах. Теперь точно будут считать меня проституткой. Это даже не позор, а позорище… Но вчера мне было так хорошо, так весело… Я не просто жила, а горела с Бельским и для него… И если бы передо мной сейчас стоял выбор, я бы хотела, чтобы прошедшая ночь не заканчивалась как можно дольше, потому что это утро для меня одно из самых ужасных. Бельский тоже просыпается. Увидев, что у него дрогнули ресницы, я спешно убираю с него руку и ногу, сажусь. — Доброе утро, — хрипло говорит он. А у меня от его голоса по всему телу паутиной расползается необъяснимый ток. — К вам Рита приехала… Но я бы не хотела встречаться с ней сейчас. — У меня же сегодня выписка… Только успеваем это сказать, как в коридоре слышится мужской голос, потом дверь в палату все же открывается, и у меня внутри все обрывается. К счастью, к нам всего лишь заглядывает охранник. — Андрей Николаевич, там доктор и ваша дочь, — сообщает он. — Пусть ждут. Матрас подо мной пружинит — Бельский встает. У меня такое непонятно-разбитое состояние, которое даже на похмелье не списать. Я словно совершила вчера что-то непростительно-ужасное, огромный грех, и теперь хочется сквозь землю провалиться. Я очень раскаиваюсь, и в то же время мне грустно, потому что вчера мне было хорошо с Бельским. И это неправильно. — Подожди там. Он кулаком толкает дверь в санузел, и я рысцой забегаю туда. Однако, оказавшись внутри, замечаю, что здесь нет замка или щеколды. Лихорадочно осмотревшись, сдергиваю свой пуховик с крючка, забираю угги, шагаю в белоснежную ванну и задергиваю шторку. Слышу стеклянный звон — кажется, Бельский убирает посуду. Глава 18 — Да что же здесь твориться, папа?! — А вот и Рита входит. — Ой… — Андрей Николаевич, как это понимать? — по тону догадываюсь, что говорит врач. — Алкоголь строго запрещен! — А ты думал, что я в новогоднюю ночь чай с пряниками пить буду? За каким-то хером оставил меня здесь. — Вам положено лежать еще несколько дней, но я уже нарушил все протоколы. Такого пациента в моей практике еще не было! Вот как мы сегодня будем сдавать экспресс-анализы перед выпиской? Я же в выходные дни лабораторию поднял ради вас! Придется вам теперь остаться. — Да только посмей! Я сегодня ухожу. Достаточно с меня этого санатория! Тут не от болезни, а от скуки скорее сдохнешь. — В таком случае вам все равно придется заехать через пару-тройку дней и сдать мои анализы! — фыркает врач. — Папа, — вновь говорит Рита, — я что только ни надумала, пока стояла за дверями! А потом послышались шаги, и подруга входит в ванную. Я замираю и задерживаю дыхание, но мое сердце сильно колотится в груди, и я боюсь, что Рита услышит его биение. — Нельзя! — рявкает Бельский, залетая за ней следом. — Да я вспотела вся от волнения! — ошарашенно объясняет Рита и включает кран кране в раковине. — Хотела руки сполоснуть и щеки. Что в этом такого? Зачем же орать? Ты не протрезвел, что ли? Что за странное поведение, пап? — Дома помоешь, не надо здесь шататься, — выпроваживает ее из ванной, и лишь тогда я осторожно выдыхаю. — Ты с Мироном приехала? — Ага. — Тогда ждите меня на улице. Я спокойно соберусь и выйду. И к вам тоже, — видимо доктору, — сам зайду в кабинет. Восемь утра, а вы мне тут, блядь, устроили! Дайте проснуться по-человечески! — Вскоре в палате становится тихо. Я снова слышу шаги, потом Бельский отодвигает шторку. — Выходи, — говорит он. Я робко киваю, пытаюсь сделать шаг, но меня все еще трусит и шатает от стресса, который я пережила. — Почему ты так трясешься? — спрашивает Бельский. Замечаю из-под опущенных ресниц, что он протягивает мне руку. Я подаю ему свою, свободную от вещей. Ладонь Бельского теплая и сухая — ни капли волнения. А вот моя ледяная и влажная. — Я, наверное, здесь подожду, пока вы не уедете, а потом незаметно уйду, — негромко предлагаю. — На чем же ты собралась добираться до дома утром первого января? — Не знаю, — пожимаю плечами, все еще не поднимая глаз, — разберусь. Мне трудно смотреть на Бельского, как будто если наши взгляды встретятся, то произойдет что-то такое, что навсегда разрушит мою прежнюю жизнь. — Марат! — неожиданно громко зовет Бельский, и к нам заглядывает охранник. — В коридоре чисто? — Да, Маргарита ушла, врач тоже. — Отвезешь девочку, куда скажет. Только машину подгони к служебному выходу. — Понял. Бросаю на пол угги и пристыженно сую в них ступни. Бельский стоит рядом и наблюдает за мной, а я, скосив взгляд, за ним. Отвернувшись, суетливо надеваю пуховик и сразу же натягиваю на голову капюшон. — До свидания, — тихо бурчу и тут же наваливаюсь на дверь. — До свидания, Арина…