– Ту, которую Вы ударили ножом в примерочной кабинке. Что. Забыли? В торговом центре. Отрицать бессмысленно, Вас засняло несколько камер виденаблюдения. На самом деле, запись была всего одна, и довольно неудачная, но ей совсем необязательно об этом знать. – А я и не отрицаю, – как-то слишком спокойно сказала задержанная. – Просто, я не знала фамилии этой чертовой куклы. А это уже интересно! – Не знали фамилии, а хотели убить? Почему? – Потому что слишком хороша. Я как представила там, в кабинке, как он обнимает это тело… – Кто обнимает? – Кто? – женщина рассмеялась. – А никто! Он – уже никто! Его нет! Воронов почувствовал, что сейчас у этой истерички начнется словесное недержание. Вероятно, ей уже от самой себя тошно. Ее смех становился все истеричнее. Неожиданно она замолкла и попросила: – Мужики. Дайте выпить! Следователь молча встал и вышел из кабинета. Он даже простил ей панибратское «Мужики», только бы она не передумала, и говорила, говорила… А то уже от нераскрытых висяков хоть на стен лезь. Ну, если сейчас в отделе ни у кого не окажется водки! На его счастье, водка оказалась за первой открытой им дверью. Коллеги вняли умоляющему взгляду следователя и полезли в закрома. Лариса залпом выпила полстакана водки, вальяжно откинулась на спинку стула и тоном, уже почти позабытым после той, малолетней зоны, произнесла: – Спрашивай, начальник. Да и в самом деле! У нас смертная казнь отменена. А жить можно везде. Там, по крайней мере, все понятно. А здесь… Вроде, жила себе и жила. Не сказать, что счастливо, и не сказать, что тяжело. А так – как машина заведенная. А разве может машина понимать, что она счастлива или нет? Так и я, думала Лариса. А самое светлое, что было – это Игорь. Так, как Савин, ее не волновал ни один мужчина. И если бы на свете была справедливость, то он то же самое чувствовал бы и к ней. Но она устала ждать его любви, иногда просто вымаливать ее. И справедливости нет! Он, как обычный блудливый кот, заглядывался на каждую юбку. Разве она это заслужила? Нет. Она ни о чем не жалеет. Лучше она со спокойной душой будет на зоне, чем на свободе потихоньку сходить с ума: где он, с кем он? А то, что попутно другие пострадали, так что ж? Зажрались тут они все. А если кто ненароком с жизнью расстался, так значит, так ему на роду написано. Следователь задавал все новые и новые вопросы. Женщина машинально отвечала. Периодически Воронов поглядывал на диктофон. Работает, вроде. Спустя пару часов Воронов уже положил диктофон на стол в кабинете в другом конце города. Это был кабинет Олега Витальевича. Друзья сидели за столом напротив друг друга. – Ты же понимаешь, что я не должен… – начал было Воронов. – Ну брось. Ты меня знаешь! – ответил Олег. – Знаю. И поэтому – слушай. Тебе будет интересно. Вообще-то все в твоей епархии началось. И капитан включил диктофон. Продолжительное время они молча слушали запись допроса. – Теперь все понятно. – удовлетворенно сказал Олег и достал сигарету. – А мне вот не все. – Воронов тоже полез за сигаретами. Оба закурили – Ну вот скажи, – продолжил капитан, – что ему, этому Вашему Савину не хватало? Ведь, должность хорошая, деньги. И так озвереть на своего начальника, на хозяина. За что? – А вот тут я сам не очень понимаю… Как мы могли его просмотреть? Вроде, такой мужик неплохой был, специалист нормальный. Откуда столько зависти, ненависти? И знаешь, когда мне разрешили посмотреть его бумаги, с там такую нашел! Конечно, я ее потихоньку захватил, не сердись… Но твои сами виноваты, прошляпили… Вот, смотри! И Олег вынул из внутреннего кармана сложенный листок бумаги. Воронов просмотрел листок и вопросительно посмотрел на приятеля. – Теперь понимаешь? – спросил тот. – Это липовый документ. Подпись похожа на настоящую. Но наш Никита никогда его не подписывал. Потому что это – бред. Это документ о включении Савина в учредители компании с передачей ему 80% компании. – А кто сейчас учредитель? – Только Никита. Это его компания. Знаешь, я начинаю думать, что у нас в штате был форменный шизофреник. – Да? А если, предположим, план Савина удался бы, и Никита бы не выжил… – Типун тебе на язык! – Прости, но это чисто теоретически. Если было бы доказано, что подпись Никиты – настоящая, то Савин мог бы завладеть компанией? Это могло у него выгореть? – Знаешь, даже думать об этом не хочу. Но в принципе, не исключено…. – Вот видишь! Какой же он шизофреник? Очень даже здоровый человек и продуманный… – Мерзавец, – закончил фразу за друга Олег. С минуту курили молча. – Да! – Олег очнулся от задумчивости. – А отчего наступила смерть? Я про Савина. – Предположительно, передозировка сильнейшего сердечного средства. Есть свидетели, что в этот день в его подъезд заходила женщина, по всем приметам схожая с нашей подозреваемой. Да она, как видишь, и сама не отрицает. Но если пойдет в отказ, так у нас и без ее признаний доказательств наберется. – Кто бы сомневался! – Ну, спасибо! От тебя похвалы не ожидал, – Воронов польщенно улыбнулся. – Да не за что. Поеду сейчас этих нашим дам успокою… – Каких дам? – не понял Воронов… – Помнишь, Ирина – это сестра нашего Никиты и подруга ее. – А они в отказную не пойдут? – Не волнуйся, не пойдут. Когда надо будет, придут и все покажут. – А что ты о них печешься? Знакомые, что ли? – Конечно, знакомые. Даже больше. Сдается мне, что одна из них – моя будущая жена. – О как! Это которая? – Ирина. – Ну, поздравляю! – Пока не с чем. И она еще об этом не знает. – Ну ты даешь! А если откажет? – Не откажет. Ну что же это такое? Уже полдень позади, и никто ко мне так и не пришел. Ну, пусть Сережа сейчас спит, допустим. Уж кто-то, а я-то знаю, как крепко он иногда может спать – ни один будильник не разбудит. Но Ирина! Уж от подруги я не ожидала такой чёрствости. Самое досадное, что у меня нет мобильника. Может быть, пойти и поискать, где можно позвонить? И тут за спиной раздалось: – Здравствуйте! Я тут и переживалась вся, а она стоит себе спокойненько и в окошко посматривает. Я обернулась. Ну, наконец-то! Ирина, груженая пакетами, вошла и по-хозяйски стала рассовывать по тумбочке, подоконнику. Я присела на кровать и стала ждать, когда она закончит. – Вот зачем все это? – с досадой сказала я. – По количеству припертых тобой продуктов с должна догадаться, что ты намерена меня здесь прописать не менее, чем на полгода. Ты бы лучше мне зеркальце принесла и все такое… – Обижаешь! – протянула подруга и протянула пакет, сама села на стул напротив меня и уже без юмора спросила: – Ну, как ты вообще-то? – По-моему, тебе лучше видно, как я тут вообще-то. Не видишь, как тут мне прическу подправили? Я взяла в руки зеркальце и поднесла его к лицу. Вдруг, у меня еще и все лицо в синяках? Нет, все в порядке. Никаких ран и ссадин. Я даже себе понравилась – такая благородная бледность! Это даже как-то юнит. Или так не говорят? Молодит? Так лучше звучит? – И какая же дрянь так меня отделала? – спросила я Ирину, поглаживая больное место. – Отгадай с трех раз. – А с одного не угадаю? – Да угадаешь и с одного. – Неужели мы не ошиблись? Это Игорь Савин? – Он самый. – Вот гад! Ну, давай рассказывай! И не говори, что ничего не знаешь. Должен же кто-то мне сказать, как я тут оказалась. Я помню, что кто-то позвонил в дверь… И все. Я даже не помню, видела ли я кого-нибудь за дверью. Значит, это был он…