— В общем, — продолжает она, — он предпочитает мужчин. А она использует их, чтобы клеить девушек, потому что они очень привлекательны внешне и водят знакомства с целой кучей других парней из хорошего общества, а это своего рода пропуск во все дома. Так вот, как-то раз они напоили Гаю до смерти. Не так уж трудно заставить девушку напиться — достаточно сказать ей, что она не сможет столько выпить, и она непременно захочет доказать, что сможет. — С молодыми людьми такое тоже случается. — Не знаю, — отвечает она, — я имею дело только с женщинами. В тот день, когда Гая изрядно напилась у одного из дружков Ричарда, ей стало плохо, и они, как галантные молодые люди, принялись за ней ухаживать — воспользовались ситуацией и сделали ей укол. Само собой, ей стало гораздо лучше, и она пристрастилась к этой штуке. Вначале Луиза хотела лишь заполучить саму девочку для приятного времяпрепровождения, но когда узнала, кто она такая и что у ее отца возмутительно много денег, ей в голову пришла мысль женить на ней Ричарда, чтобы завладеть бабками. — Эта Луиза — самая настоящая свинья, — говорю я. — Да, — соглашается она, — но, клянусь вам, она изумительно занимается любовью. — О? — восклицаю я — Она не может сделать вам ничего такого, чего не могли бы сделать мы сами, к тому же, у нас есть и другие возможности. — Я знаю, — соглашается она и смотрит на Ричи с загадочным видом. — А, кроме любви, она еще чем-нибудь занимается? — спрашивает Ричи. — Думается мне, она работает в наркобизнесе. — Она занимается всем понемногу. Всего она мне не говорит. Я подчиненная и знаю только, что у нее немало дружков в политических кругах. И подруг тоже. Жены сенаторов, бывшие проститутки, шлюхи всех мастей. — Ладно, — говорю я — Ты хорошая девочка. Кто будет следующим? После Гаи? — Не знаю. Честно. Она сейчас проворачивает и другие операции, но я не в курсе. — Что-нибудь с атомной бомбой? — предполагаю я — Такого рода извращенки, как правило, занимаются шпионажем. И весьма успешно, так как не теряют голову при виде смазливого мужика. Она помалкивает. — Ладно, — заключаю я. — Пока ты останешься здесь. Будешь жить с нами. И не бойся, тебя больше никто не тронет. Мы, по правде говоря, предпочитаем настоящих. Она не возражает. — Пойду приготовлю ужин, — говорит она. — Хорошая мысль, — замечает Ричи. И мне, и ему понятно, что сегодня уже поздно для новой вылазки. А завтра будет видно. Донна идет на кухню и начинает греметь кастрюлями, при этом страшно ругается, так как все ужасно грязное. Эта крошка чертыхается как сапожник. Не знаю, что она там готовит, но пахнет вкусно. Еще пятнадцать минут мы с Ричи сидим и плюем в потолок, наконец она появляется. — Вот, — говорит она. — Спагетти и яичница с ветчиной. Будете есть ложками, ни одной вилки я не нашла. — Сойдет, — кивает Ричи. — Я так голоден, что вполне могу обойтись и пальцами. Я сдвигаю все ненужное со стола, а она приносит сковороду с яичницей, которая источает восхитительный аромат. Садимся за стол. Забавная троица. Ричи и я все еще в женских тряпках, она — в банном халате с красным поясом. У нее немного припухла щека, в том месте, куда я ее ударил, и садится она с большой осторожностью. Мне немного стыдно, но если бы я не сделал этого, мы бы не продвинулись ни на йоту. Я просто уверен, что ей явно не хватает папаши, который бы лупил ее время от времени по заднице. Мы болтаем, словно старые друзья, потягиваем виски с содовой — самый здоровый напиток, который можно найти в Америке. Затем настает время ложиться спать. Если помните, в этой конуре имеется два дивана. Само собой разумеется, нашу малышку Донну никак нельзя оставить без присмотра. Как бы мы ни подружились, ей снова может взбрести в голову убежать. Я сдвигаю диваны рядышком и кладу матрацы поперек. Получается одна большая кровать. Ричи берет простыни и начинает стелить. — Готово, — говорит он. — Вы — в центр, а мы по краям. Она протестует. — О! Вы все не уйметесь. Я думала, с этим покончено. Я вспоминаю, что заглотил шесть сырых яиц, полагая, что они мне понадобятся, и теперь понимаю, что в них полным-полно витаминов и гормонов, так что намерения мои вполне очевидны. — Мы вас даже пальцем не тронем, — заверяю я. — Будем спать, как три любящих сестры. К тому же, завтра будут новые заморочки — мы должны быть в форме. Она ничего не говорит и идет в ванную, чтобы приготовиться ко сну. Мы раздеваемся. У нас есть пижамы: красного шелка для Ричи, желтого — для меня; они просто восхитительны, как и все остальное. Может, у нас одни и те же привычки, но Ричи тоже надевает лишь верхнюю половину. Я люблю, когда ноги свободны под одеялом. Донна возвращается. Она подобрала волосы наверх, и ей можно дать не больше шестнадцати. На ней все тот же халат. — У меня нет пижамы, — говорит она. — Я не могу спать так. — Снимите халат, — советует Ричи. — Мы не дадим вам замерзнуть. — Да, но на мне больше ничего нет, — говорит она. — Ну и что. Мы закроем глаза. Ложитесь. Она плюхается на кровать и переваливает через меня, чтобы оказаться посередине. В комнате совсем темно — лишь бледный квадратик света возле окна. Я слышу, как Донна дышит. Она не шевелится, но наверняка не спит. Ровно через десять минут она начинает протестовать. — Мне слишком жарко, — жалуется она. Одним взмахом ноги я отшвыриваю одеяло, Ричи делает то же самое; из этого следует, что мы лежим тесно прижавшись друг к другу, и нам ничто больше не мешает. Проходит еще пять минут, и она начинает тихонько копошиться. Поворачивается в сторону Ричи. Я уже начинаю привыкать к темноте и смутно различаю ее очертания. Ричи недвижим. ………………………………………………………………………………………………………………………… Ну вот, все довольны. Это не значит… Вы, наверное, думаете, что я вам все это рассказываю из порочных побуждений, а дело так и не двигается. Но сами посудите, в каждой профессии есть свои теневые стороны, и я начинаю понимать, почему в мире так много сыщиков, частных, да и всяких других. И потом, это придает нашей истории местный колорит… XIII Итак, ночь прошла недурно. К моменту, когда солнце, протиснув свой лучик меж двух кирпичных стен, направило его нам прямо в лицо, мы испробовали все. Мы лежим с Донной в обнимку, параллельно друг другу, но в разных направлениях. Ричи дрыхнет, ему это полезно. Она вся размякла, как кисель. Мои ощущения таковы, что если сравнить молотилку с тем, что со мной произошло, — это все равно, что сравнить надувной матрац с каменным ложем. Но вы же знаете, сколько во мне энергии, поэтому я встаю и быстро одеваюсь. Выхожу купить что-нибудь пожрать. Поутру в Вашингтоне трудно себя скомпрометировать. На улице лишь негры, самки да самцы, делающие покупки для своих хозяев. Я не рискую встретить кого-нибудь из знакомых. Но, похоже, я рискую чем-то большим. — Дай-ка мне, — беру я газету у уличного продавца. Броский заголовок. «Фрэнк Д. ударил ножом китайца». Черт. Я просто в шоке. Они проставили только первую букву фамилии — это доказывает, что мой папочка еще имеет вес в этом городе. Но нужно что-то делать. Я быстренько возвращаюсь назад. Вхожу, заметьте, без стука. И напрасно. Дело в том, что мой братец только что проснулся, а так как Донны нигде не видно, я заключаю, что она под ним. — Ричи, — говорю я ему, — вылезай оттуда и слушай. — Я и так могу слушать, — возражает Ричи. Донна ничего не говорит, только вздыхает — ох… ах… и больше ничего. Я показываю заголовок Ричи. Донна не может его видеть, ей не до этого. — Я без очков не вижу, — говорит мой братец. Я сую ему газету прямо под нос. На сей раз он подскакивает. — Черт, — кричит он и пытается освободиться, но Донна цепляет его, и он падает обратно. — О! Донна, — стонет он, — дайте мне одеться. Фрэнк сменит меня. — Черта с два, — заявляю я. — Я просто мертвый. В это время Донна, к счастью, расслабляется. Ричи встает и хватает свои шмотки. — Накрасься получше, — говорю я ему. — Дело дрянь. — Что будем делать? — спрашивает он. — Мне надо исчезнуть. — Как это? Я крепко задумываюсь. — У тебя есть пропуск в морг? Ты знаешь какого-нибудь врача? — Да, — кивает мой брат.