— А вы? — Послушайте, у меня есть подозрение, что вы все-таки из ФБР? Он кивает. — Так. И вас зовут Джек Карр? Он потирает живот. — Джек Карразерс. Черт, это имя мне знакомо. — Так значит, черт подери, это крупное дело? Вид у него явно польщенный. Теперь он осторожно ощупывает свой нос. — Дом окружен полицией, — говорит он. — О вашем появлении передали по рации. — И вы меня не арестуете? — спрашиваю я. Он улыбается. — Это огорчило бы вашего отца… хотя лично вам пошло бы на пользу. Но я повторяю, вы ничем не рискуете — китаец все рассказал. — А как же газеты? — Пустая болтовня. Ловушка для некоей Уолкотт. Я смотрю на Ричи. — Видишь, — говорю я ему. — Я же говорил тебе. — Ну пошли, проведаем Луизу. Теперь уже можно. — Как это? — спрашиваю я. — Слезоточивый газ. Он направляется в сторону дороги. Я иду следом за ним. — Пошли, — бросает он Ричи. — Мне совсем не интересно. Лично я не знаком с этой тварью. Пойду лучше посплю в машине. Я не выспался. Он снова садится в бьюик, прежде чем кто-либо успевает остановить его, прилипает к баранке. Он лениво устраивается, и вдруг рычит мотор, и он пулей срывается с места. Паф! Паф!.. Паф!.. — Карразерс и другой полицейский стреляют по машине, но она уже свернула за угол. Я смотрю на Карразерса, он задыхается от злобы, и тут я опять получаю по башке. Прежде чем потерять сознание, я отмечаю про себя, что ударили меня рукояткой пистолета и что калибры настоящих полицейских как-никак полегче. XIX Я прихожу в себя, если только это действительно я, — у меня впечатление, что недостает некоторых частей, — в пустой комнате с опущенными жалюзи. На улице еще светло — достаточно, по крайней мере, чтобы осветить помещение с белыми голыми стенами. Минут пять я пожевываю свой язык, мягкий, как губка, и мне удается выжать немного слюны в самом уголке рта. Добавлю для ясности, что руки мои связаны за спиной, и именно по этой причине мне кажется, что чего-то недостает. Я изо всех сил шевелю пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и пытаюсь подняться. Я лежу у самой стены, носом в угол, и это не совсем удобно. Похоже, я не один. Есть еще двое жильцов. Слева от меня, спиной к стене, свесив голову на грудь, сидит женщина, а рядом с ней валяется еще кто-то. Я вижу все лучше и лучше. — Кто вы? — спрашиваю я тихо. — Донна Уотсон… бедная Донна Уотсон, — отвечает она. — Донна… это Фрэнк. Она начинает смеяться низким хрипловатым смехом, таким жутким, что у меня холодеет спина. — А это… — продолжает она, — это Джон Пейн, некто Джон Пейн… вернее тип, которого звали Джоном Пейном… Мне становится страшно. У нее очень выразительный вид. — Донна, — говорю я, — успокойтесь. Ну, что случилось? Мы выберемся отсюда. — Как Джон, — отвечает она. — Парень, которого звали Джон Пейн, пока Луиза Уолкотт не порезала его бритвой. Одним рывком мне удается встать на ноги, оперевшись лопатками о стену. — Донна, — говорю я. — Ради всего святого, заткнитесь и перестаньте пороть всякую чушь. Голова ее снова падает, и она замолкает. Я стою, словно деревянный, — они здорово меня отдубасили. Прыжками добираюсь до Джона, если это действительно он. Он лежит рядом с Донной, руки его, как и у меня, связаны за спиной, лицо все белое. На нем светлый костюм, на брюках — кровь. Громадное расплывчатое пятно. Вокруг него тоже кровь. Он буквально плавает в луже крови. — Он мертв, — говорит Донна — Он вопил минут двадцать и умер. Она убила его одним взмахом бритвы. — Хватит, Донна. В эту минуту я слепо ненавижу Луизу Уолкотт, мне хочется разорвать ее на куски. — Донна, — говорю я, — мы должны выбраться отсюда. Она смеется низким зловещим смехом. — Ты, Фрэнк, — выговаривает она, — ты тоже отведаешь бритвы. А я — каленого железа. Железный болт, раскаленный на паяльной лампе… Она засунет мне его вот сюда… — Донна, мы выберемся отсюда. Я смотрю, как связаны мои ноги. Веревки довольно толстые, но это ничего. — Перекатывайся к окну, — говорю я. Она не понимает. — Перекатывайся по полу и ложись под окном, — повторяю я. Она делает, как я сказал. — Я сейчас разобью стекло, нужно заглушить звон, — объясняю я. — Осколки посыпятся на пол. Я тоже подбираюсь к окну, стараясь прыгать как можно тише. Я надавливаю на стекло. С наружной стороны жалюзи опущены, как я вам уже говорил, — это просто везение. Я всем телом наваливаюсь на стекло. Только бы не услышали шум. Трррах… — оно раскалывается. Большой осколок падает на Донну и впивается ей в спину. Она вздрагивает всем телом, но не произносит ни звука. — Теперь отодвинься, — говорю я. — Только без шума. Она послушно откатывается в сторону. Я занимаю ее место. Мне удается протиснуть ботинки по обе стороны оставшегося осколка. Лодыжки мои тесно прижаты друг к другу, и нужно, чтобы стекло прошло меж них, когда перережет первый виток веревки. Я начинаю осторожно поднимать и опускать ноги. Готово. Один виток падает. Остальные — на месте. Каждый из них перевязан узлом, придется резать все по очереди. Я чувствую, как кусочки моего мяса остаются на осколке, пока я орудую лодыжками, но только крепко сжимаю зубы. Дело движется — четвертый, пятый… Все. Ноги мои свободны Попробуем их согнуть. Делаю несколько движений. Это удается мне с большим трудом. Но что такое? В коридоре раздаются шаги. Быстренько сгибаю и разгибаю ноги.