— Ляг на место, Донна, — поспешно говорю я. — Не шевелись. Лежи как мертвая. Я сажусь на корточки рядом с ней. Дверь открывается. Входит женщина. Я наблюдаю за ней сквозь опущенные ресницы. Это лицо мне знакомо. Луиза Уолкотт. Она одна. Закрывает за собой дверь. В руке у нее что-то блестит. Бритва. На ней шикарное черное платье с глубоким вырезом. Красива как никогда и в такой же степени сволочь. — Вот так-так, — говорит она. — Нам стало жарко? И мы начинаем бить стекла… А может, мы собрались позвать на помощь? Она хохочет. — А тебе сейчас будет еще жарче, Донна Уотсон, — говорит она. Затем она подходит к Джону Пейну. — Он мертв? — спрашивает она. — Забавные твари эти мужчины, не могут жить без своих прелестей. А каким тоном все это произносится! Ну и мегера! Она направляется в мою сторону. — Сейчас мы тебя тоже малость подрежем, птенчик, — говорит она. — А то ты тут засиделся. Ложись. Это всего лишь закуска. Я не двигаюсь. Она подходит поближе. Разглядывает свою бритву. — Она не очень острая, — замечает Луиза. — Затупилась о Джона. — Почему вы хотите насладиться столь приятным зрелищем в одиночку? — спрашиваю я. — Что, в этом доме больше нет любителей? — Гляди-ка, ты обрел дар речи. Это хорошо. Зато ты потеряешь нечто другое… Но не сейчас. В этот раз я зашла только для того, чтобы у тебя появился аппетит. Ну-ка, посмотри сюда. Она хватает меня за шиворот рубашки и подтаскивает к Джону. — Смотри. О Боже! Но теперь мне гораздо удобнее, на что я и рассчитывал. Не знаю, доводилось ли вам слышать когда-нибудь о таком приеме в кетче, который называется «воздушные ножницы». Я подпрыгиваю, выбрасывая вперед ноги, и они крепко охватывают талию Луизы Уолкотт. Мне просто хочется закричать от радости, так как я слышу сухой щелчок упавшего на пол предмета. Она выронила бритву. Я делаю неимоверное усилие и опрокидываю ее на пол. Она ударяется головой о стену. Я изо всех сил сжимаю талию и слышу, как хрустят ее нижние ребра. Я почти теряю сознание от напряжения. Она не может даже закричать. Она уже больше ничего не может, тело ее становятся мягким, как тряпка. Сзади что-то шевелится. Ко мне подползает Донна. Я поворачиваю голову и вижу, как она кусает пол. — Не двигайся, Фрэнк, — говорит она. Я догадываюсь, что ей удалось ухватить бритву зубами. Я все еще сжимаю ногами тело Уолкотт. Чувствую, как лезвие бритвы неуверенно скользит рядом с моим запястьем. — Повыше, Донна. Одна веревка поддается. Я с силой раздвигаю кисти, и все рвется. Руки мои свободны. Но они, естественно, затекли и болят. Я пытаюсь шевелить пальцами. Они словно неживые. Не будем отчаиваться. Попробуем еще. Я поднимаю руки, чтобы восстановить кровообращение. Пальцы начинают оживать. Тут я вспоминаю, что нужно ломать комедию, и начинаю истошно вопить: — А-а-а! Луиза!.. пощади… на помощь… нет, только не это… А-а-а! Донна прыгает на бритву, которая выпала у нее изо рта. Она порезалась, когда подбирала ее, — у нее идет кровь. Я разрезаю ее путы, растираю руки и ноги, обнимаю ее. — Донна! Ты просто восхитительна. Ты бесподобна. Я тебя очень люблю. — О Фрэнк, — всхлипывает она. — Бедный, бедный Джон… Убей ее, убей ее, эту гадину… — Нельзя, — отвечаю я. — Полиция должна выколотить из нее всю правду. Будь уверена, они ей зададут. И я снова начинаю завывать, как в театре, а Донна хохочет. Затем мы шепотом обсуждаем план дальнейших действий. — Мне очень хочется немного попортить ей портрет, — говорю я. — Но так, чтобы она осталась в живых. Я хватаю тело Луизы и раскладываю его на полу. Затем в одну секунду переламываю ей оба запястья. Детали описывать не буду — это неинтересно. Мне становится немного легче. Она вдруг просыпается, но Донна затыкает ей рот. Я смачно бью ей кулаком по уху, и она снова отправляется в страну чудесных снов. — Сломай ей ногу, Фрэнк, — просит Донна. — И ногу тоже. Тогда она и взаправду очухается, и потом, я ведь не мясник. Мне противно к ней даже прикасаться. Теперь она совершенно безвредна. Я обыскиваю ее. Под мышкой у нее спрятан автоматический пистолет, как у настоящего гангстера. Вот почему она всегда носит платья с глубоким вырезом, чтобы выхватить его в нужный момент. Донна высказывает все новые и новые соображения по части увечий для Луизы. — Послушай, лапочка, если бы это была кенгуру, я, может, и смог бы, но этой милейшей даме… — скорее я сам повешусь. Она этого не заслуживает. Бедняга Джон! Вспомнив о Джоне, Донна заливается слезами, а еще через минуту опять начинает хохотать, потому что мы продолжаем нашу комедию. Я вооружен, свободен… в пределах этой комнаты. Единственный выход — окно. — Что находится в саду? — спрашиваю я. — Там можно укрыться? — Шансов мало, — отвечает она. — Мы наверняка на третьем этаже. Там расположены камеры. А в саду нет ничего, кроме деревянного сарайчика, который вспыхнет как спичка, если они захотят нас оттуда выкурить. Здесь нигде не скроешься. Я подхожу к окну и поднимаю жалюзи. Все так и есть. Я опускаю их снова. — Слишком высоко. Нужно выходить через дверь. — Пошли, — отвечает она. Она очень бледна. Затем она добавляет. — Когда мы спустимся вниз, нас перестреляют. — Кто здесь живет постоянно? — Садовник — громадный рыжий верзила по имени Маккой, но он не очень опасен. И еще наши девочки. Обычно их трое-четверо — остальные в городе. Здесь должна быть Виола Белл, экономка, — настоящее чудовище. Мы были с ней очень дружны… — добавляет Донна. Она вздрагивает. — Когда я только подумаю, что была на их стороне! — Садовника я знаю, — говорю я. — Глаза б мои на него не смотрели. — Это единственный мужчина в доме, — говорит Донна. — А Ричард Уолкотт? — Он редко здесь бывает. Обычно он в Вашингтоне со своими дружками. Кроме Виолы, здесь должны быть Берил и Джейн. Убийцы. А также Рози Лейнс, кухарка. — У нее тоже есть оружие? — Да. У них у всех есть оружие. Они каждый день тренируются в подвале. Она с трудом выговаривает последнюю фразу. — На людях? — Да, — кивает она, — на людях. На мертвых. — На тех, с кем Луиза расправилась лично? — Да. — Ладно, — говорю я. — Ничего не поделаешь. Пошли вниз. — Замолчи… — шепчет Донна. Мы слышим звук шагов. Кто-то поднимается по лестнице. — Это Виола… Я узнаю стук ее каблуков. Шаги приближаются, ближе, ближе… и вот раздается голос: — Луиза…