– Асад, не надо так думать, – сказала Роза. – Всегда должна быть надежда. Карл посмотрел на Асада. – Самир, надеюсь, понимает, что эти сведения нужно держать в тайне? – сказал он. – Мы не можем допустить, чтобы он сам занимался расследованиями и проболтался про тебя. Асад вздохнул: – Мы не сможем это проконтролировать. Но то, что я сегодня второй раз приехал к нему, немного улучшило наши отношения, мне так кажется. Он мне очень благодарен, он знает, что его сестра жива, и знает, что я сделаю все, чтобы… – Послушай меня, Асад, – прервал его Карл. – Он должен уяснить, что ни при каких обстоятельствах он никому в семье не должен рассказывать этого, понимаешь? Асад вздохнул: – Некому рассказывать, Карл. Самир сообщил, что моя теща умерла несколько месяцев тому назад, и теперь остались только я, и Марва, и… и моя дочь. – Нам очень горько слышать это, Асад. – Роза взяла его руки и сжала их. – Мы здесь будем делать для тебя все и не остановимся ни перед чем. Хотя сейчас есть временные затруднения, но все изменится, понимаешь? Он отвернулся и кивнул. – А сейчас тебе, наверное, лучше рассказать твою историю до конца, Асад… Может быть, это поможет нам лучше узнать Галиба и прогнозировать его типичные реакции. Ты готов? – продолжил Карл. Асад выпрямился на стуле. – Да, но вы должны понять, что мой рассказ будет без подробностей. Подробности… – Он на мгновение приложил руки к губам. – Да, их я оставлю при себе. Примерно в пять утра в тот день, когда должны были казнить Асада, раздался звон ключей за дверью его камеры, и Асад приготовился к тому, что жить ему осталось считаные минуты. Расстояние до корпуса, где вешали приговоренных, было всего несколько метров, он это знал, поэтому встал на колени и стал произносить слова своей последней короткой молитвы. В минувшую ночь Асад вообще не спал. Из соседних камер коридора смертников он сначала услышал тихие голоса, очень скоро они превратились в крики и брань, обращенные прямо к нему. Его обвиняли в том, что двадцать человек повесили только для того, чтобы закамуфлировать под арестантский бунт освобождение Йесса Бьорна. Он крикнул в ответ, что сожалеет о гибели людей, но надо осуждать не его, а тех, кто совершил такие злодеяния. От этого ярость кричавших только возросла. Асад заткнул уши. Он хотел посвятить свои последние мгновения воспоминаниям о том счастье, которое ему выпало в жизни, и мыслям о том, что ему предстоит теперь. Вскоре он перестанет быть частью этого мира, и что тогда станет с Марвой и девочками? В какой ад он их привел? За дверью снова раздался звон ключей. Асад все еще стоял на коленях в молитвенной позе, когда вокруг него на пол камеры упал холодный свет из коридора. Вошел Галиб с мертвенно-бледным лицом и тяжелым дыханием, наполненным чесночной отрыжкой, и резко пнул его по ребрам носком сапога. – Вставай, собака! – крикнул он, в это время в камеру втолкнули пожилого узника, солдат держал у его затылка пистолет. Когда узник увидел, как на полу корчится Асад, в глазах его вспыхнул страх. «Они хотят, чтобы я видел, как они убивают этого бедолагу, – мелькнуло в голове у Асада. – Хотят сломить меня, показав смерть другого человека». Галиб опять пнул его. – Знай, что я заставлю тебя сказать все, прежде чем ты получишь петлю на шею. Я пробовал помочь тебе, чтобы облегчить твои страдания, но все кончилось. Он дал знак солдату, и тот сильным ударом в спину пригвоздил узника к стене камеры. – Можешь войти, – крикнул Галиб, и в камеру вошел мужчина с телекамерой. – Выйди и встань снаружи, – сказал он солдату, который немедленно выполнил приказ. Только теперь Асад понял, какое высокое положение в тюремной иерархии занимает Галиб. – У нас больше нет оператора, который был в прошлый раз, ты сам это знаешь, а он, кстати, был хороший человек. Теперь познакомься вот с этим. Он приехал издалека и исключительно для того, чтобы встретиться с человеком, который убил его брата. Асад поднял взгляд и увидел обращенные на него глаза, полные ослепляющей ненависти. Был ли смысл говорить, что не он убил его брата? Никакого смысла. Оператор поднял камеру на уровень глаз и начал съемку. – Готов ли ты полностью признаться, Заид аль-Асади? Ты принимал участие в работе миссии ООН? Асад потрогал ребра и медленно поднялся, глядя прямо в объектив телекамеры. – Нет, я не принимал в этом участия. И я очень хочу, чтобы и ты, и все дьяволы этой проклятой страны горели в аду, – ответил он, делая ударение на каждом слове. Галиб повернулся к оператору. – Это сотри, – спокойно сказал он и вынул из кобуры пистолет. – Иди сюда, – сказал он пожилому узнику, стоявшему в углу. Потом повернулся к Асаду. – Мы слышали, как Мохаммед кричал, что вырвет у тебя глаза и задушит тебя. У Мохаммеда есть на это серьезные причины, потому что двое членов его семьи оказались на виселице из-за тебя и вашего нападения. – Потом он опять повернулся к узнику. – И вот теперь я даю тебе возможность выполнить все твои клятвы, Мохаммед. Асад посмотрел в мертвые глаза узника. Тот производил впечатление зомби, лишенного воли и какого-либо желания сопротивляться. – Делай, что тебе говорят, – прошептал Асад. – Но ты должен знать, что потом он станет твоим палачом. И прости за то, что я совершил помимо своей воли. Галиб улыбнулся: – У нас с Мохаммедом договоренность. Он помогает мне с тобой, а я помогаю ему потом. Это так, Мохаммед? Мужчина слабо кивнул. Почерневшая полоса крови от шеи вниз, к краю рубашки, показывала, что договоренность не была добровольной. – Мы причиним тебе очень сильную боль, если ты откажешься говорить что нужно, Заид. И эту боль мы причиним также и твоей семье, когда тебя не будет в живых и ты не сможешь защитить ее. Поэтому лучше тебе сотрудничать с нами, только это спасет их. Он сунул руку за пазуху и вынул маленькую коричневую бутылку. – Это концентрированная фосфорная кислота, Заид. Очень скоро ты будешь просить о пощаде и умолять, чтобы тебя послали на виселицу как можно скорее. Этой же кислотой мы изуродуем лица твоей жены и твоих дочерей, если ты не заговоришь. Так мы получим сейчас твое признание? Асад покачал головой: – Я могу сказать лишь то, что заслужил такую судьбу, а мои родственники ничего плохого не сделали. Поэтому прошу тебя во имя Аллаха пощадить их. Застрели меня, и дело с концом. Галиб апатично посмотрел на него и протянул бутылку узнику, который понуро, с испуганным лицом подошел и взял ее. Галиб опустил пистолет и прицелился в промежность Асада. – Ты испытаешь адские муки, если я выстрелю. Поэтому говори, или мы начинаем. Асад стиснул зубы. «Меня этот зверь не сломит. Ни моя семья, ни другие люди никогда не увидят, как я буду молить его о пощаде», – решил он. Галиб пожал плечами: – Начни со спины, Мохаммед. Мы заставим эту лягушку квакать. Асад сжал кулаки, когда узник схватил его за шиворот и плеснул кислоту. Несколько капель попало на рану, полученную во время истязаний, и от страшной боли Асад закатил глаза. – Друг мой Мохаммед, не делай этого, – простонал он, и упали следующие капли. Асад откинул голову и начал усиленно дышать, от запаха горящего мяса стоявший сзади узник закашлялся. Через секунду он бросится на Галиба и избавит себя от дальнейших страданий. – Что ты тут копошишься, – командным тоном сказал стоявший перед ним дьявол. – Лей все сразу, посмотрим, выдержит ли он. Вспомни, о чем мы договорились, Мохаммед, потому что иначе… В тот момент, когда Галиб направил пистолет в сторону Мохаммеда, чтобы показать, как надо правильно действовать, ситуация резко изменилась. – Maleun Yakun Saddam wakul kalaabuhu! – крикнул узник позади него («Будь проклят Саддам и все его псы!»). И раньше чем Асад кинулся на их общего палача, узник плеснул кислотой прямо на руку Галиба, в которой тот держал пистолет. От боли Галиб рефлекторно нажал на спусковой крючок, и узник позади Асада упал на пол. Галиб с обезумевшими глазами перехватил пистолет другой рукой и стал изо всех сил стирать кислоту с одежды. Узник прижал одну руку к своей промежности, а другой перекинул бутылку Асаду. Оператор крикнул, но опоздал, и, прежде чем Галиб понял, в чем дело, Асад схватил бутылку и плеснул содержимое ему в лицо. Крика не было. Казалось, случилось короткое замыкание, и тело парализовало. Не теряя времени, Асад схватил пистолет Галиба, выдернул из его руки и направил на оператора, который поднял камеру и приготовился бросить ее в Асада. Асад выстрелил в него раньше, чем тот успел отреагировать, и оператор как тряпка рухнул на пол в лужу собственной крови. Выстрел разбудил в Галибе инстинкт самосохранения, и через мгновение он стоял с кривым кованым ножом в руке и криками призывал охранника из коридора. Асад приготовился выстрелить в него, но раненый Мохаммед оттолкнул его и бросился на Галиба. – Что здесь происходит? – крикнул охранник. Он вбежал в камеру, но больше ничего не успел сделать, лишь удивленно воззрился на смертельную рану в своей груди, которую нанес ему Асад выстрелом из пистолета. Охранник осел на пол. Асад перешагнул через него, закрыл дверь камеры и повернулся к сражавшимся на полу в тот момент, когда узник поднял нож над Галибом и опустил ему в промежность.