Юноша всхлипывал, горе было тяжелым в воздухе, давило на ее печаль. Стоун переглянулся с ней в тусклом свете луны, она слабо тряхнула головой. Ему не нужно было говорить, она знала, что он думает о договоре. Теперь Хан был избран. Кто расскажет ему о соглашении между богами и смертными, о следующем Великом сражении? «Никто», — подумала Скайбрайт. Кай Сен называл соглашение извращенным, из-за него гибли невинные. Он был прав. Чжэнь Ни умерла бы как избранная жертва, если бы Скайбрайт не отдала себя взамен. Теперь они потеряли Кай Сена. Так что все закончится на ней. — Обычно наследника учит настоятель сильной магии, — сказала она. — В такой ситуации, думаю, Стоун станет тебе хорошим наставником. Хан поднял голову и пронзительно посмотрел на Стоуна. Хоть он и не был так одарен магически, как был Кай Сен, она знала, что он будет хорошим главой монастыря. Скайбрайт ощутила удивление Стоуна, но он скрыл это. — Я хочу помочь, Хан. Тот напрягся, хотя щеки его еще были влажными от слез. — Я должен передать новости братьям, — тихо сказал он. — Я обдумаю ваши слова, но я не вижу причины доверять вам, — он постучал быстро в дверь, и ему открыли. — Кай Сен доверял, и вот куда это его привело. Хан прошел в приоткрытую дверь, не оглянувшись. Скайбрайт сжала деревянную фигурку в ладони так сильно, что она впилась в кожу. Вдруг у нее закружилась голова, и она покачнулся на хвосте, плечо болело. Стоун схватил ее руками, удерживая. — Твои бинты в крови, — сказал он будто издалека. — Тебе нужно отдохнуть. Тело ее не слушалось, она обмякла. Кожу покалывало, ветер отбросил ее волосы назад. Перед ними открылся портал, в который было видно зеленый сад и бархатное небо, усеянное звездами. — Я поговорю с вами, — сказал голос в их головах. Скайбрайт узнала этот голос. Богиня связей. — Да, богиня, — сказал Стоун. Он держал ее. Она положила голову на его плечо, вдыхая его аромат земли, ничего не слыша. Глава четырнадцатая: Скайбрайт Чувства Скайбрайт были заполнены запахом туберозы, нежным и сильным. Ее щека прижималась к чему-то очень мягкому, она не хотела открывать глаза. Резкая боль в плече исчезла, как и ее усталость. Это явно сон, и ей нельзя просыпаться, ведь ее ждет боль потери, страдания от горя. Она ощутила, что кто-то гладит ее руку, мелодичный голос сказал: — Она в порядке, Стоун. Но устала и… горюет. Это могла быть только богиня, и от ее слов сердце Скайбрайт словно наполнилось солнечным светом. — Тебе тоже нужно отдохнуть, — сказала богиня. Звучало как приказ. — Отдохну, госпожа, — ответил Стоун. — Когда уйду. Богиня встряхнула Скайбрайт, и она неохотно открыла глаза. Она отдыхала на коленях богини, лицо было прижато к мягкой ткани ее платья, что сияло в темноте, цвета переливались, словно были жидкими. — Просыпайся, Скайбрайт. Стоун переживает за тебя. Он расхаживал недалеко от них, все еще грязный, его было сложно узнать, ведь она привыкла видеть его опрятным и важным. — Ты проснулась, — он радостно улыбнулся, выглядя лет на восемнадцать, каким и был, будучи смертным. Она все еще была в змеином облике, она поднялась на хвосте и отползла от богини, боясь и теряясь. Было сложно забыть то, что она видела от богини связей в прошлый раз, как легко она лишила Стоуна власти, словно сорвала лепесток с цветка. Скайбрайт не сомневалась, что ни снова там, где живут бессмертные. Ее сбивали сильные запахи, что делали царство смертных блеклым. Полумесяц сиял на горизонте, и Скайбрайт никогда не видела столько звезд, серебряных и белых, синих и красных. Они мерцали, как самоцветы на небе. Их окружали яркие цветы, и она заметила орхидеи и пионы, сияющие во тьме. Вдали были персиковые деревья, полные фруктов и нежно пахнущие. Богиня были на каменной ступени, ведущей в красивую пагоду. Она была как обычная девушка, но силу, исходящую от нее, нельзя было не заметить. Скайбрайт поклонилась величественной женщине. — Спасибо, богиня, за мое исцеление. — Рана была ужасной, — сказала богиня. — Ты бы не умерла, ведь наполовину демон, но страдала бы, — богиня поднялась на ноги и оказалась вдвое выше смертных. Она возвышалась перед Скайбрайт и Стоуном. — Я рада, что вы закрыли брешь, — ее голос разносился по тихому саду. — Ты сдержал обещание, Стоун, и хорошо постарался. Стоун поклонился в этот раз с грацией, несмотря на грязный вид. — Спасибо, богиня. Она подняла руку, тонкие пальцы указывали на бесконечное небо. — Я верну тебе бессмертие, Стоун, подниму тебя до твоего статуса, — она изящно повернула запястье, и Скайбрайт задрожала от силы, что исходила от нее, от которой дрожал воздух. По сравнению с магией богини, Кай Сен и Стоун игрались. — Нет, — сказал Стоун. Замерев, богиня загадочно улыбнулась. Она казалась статуей, выполненной мастером, сама сияла как звезда. — Нет? — сила одного слова чуть не сбила Скайбрайт и Стоуна, они попятились. Стоун упал на колени и склонил голову. — Нет, богиня. Я решил не возвращаться к прежней роли посредника между царствами. — Думаешь, у тебя есть выбор? — спросила богиня. Стоун прижал лоб к земле, не отвечая. Потрясенная Скайбрайт смотрела на него. Как Стоун мог отказываться от сил, что у него были, от бессмертия? — Прошу прощения, госпожа. Я посмел преступить границы, — прошептал Стоун. — Но если бы у меня был выбор… — Почему? — сильный голос богини в этот раз разносился не так далеко. Стоун долго молчал, и грудь Скайбрайт сковала тревога. — Потому что я столько лет ничего не чувствовал, богиня, — сказал он. — Потому что мне было все равно столько лет. Я был силен, был выше боли, зависти, ненависти и человеческих страхов… — он замолчал. — Но я и был в стороне от радости и любви. Ничего не трогало мое сердце. Магия и статус сделали меня высокомерным, — Стоун поднял голову, его глаза блестели. — Теперь я снова понял, что такое чувства. Рука богини опустилась, это было красиво и пугающе. Скайбрайт знала, что она могла дарить и наказывать щелчком пальцев. — Трогательная речь, Стоун, — она плыла перед ними в стороны, ее платье сияло мириадами цветов. — А ты что скажешь, кроха? Скайбрайт моргнула, не ожидая, что на нее обратят внимание. — Стоун сражался храбро. Она не могла сказать богине то, что стоило. — А ты? Ты сражалась хорошо? — богиня замерла и посмотрела на Скайбрайт. Уголки ее идеальных губ тронула улыбка. Темные глаза были нечитаемыми. — Да, госпожа, — Скайбрайт опустила голову, уважая богиню. — Так и было. Богиня связи уменьшилась, став размером со смертную женщину, и на миг положила ладонь на щеку Скайбрайт, ее касание было легким, как утренняя роса. — Твоя мама гордилась бы. — М-мама? — этого она точно не ожидала услышать от богини, она чуть не отпрянула. Но ощутила тревогу Стоуна, и это удержало Скайбрайт на месте. — Вы ее знали? Красивые черты богини начали расплываться, словно их разделяла вода, она приняла другой облик. Она словно смотрела в зеркало, Скайбрайт была похожа на маму. — Твоя мама держалась отдельно, — сказала богиня. — Она не сотрудничала с богами, была сама по себе, но помогала в Великих сражениях Стоуну, — сады начало заполнять пение птиц, небеса над ними становились золотыми и розовыми. — Но Опал однажды позвала богов, и я откликнулась на ее зов. Стоун поднялся и встал за Скайбрайт. Она хотела взять его за руку, но вдруг почувствовала себя одинокой и испуганной, стоя напротив изображения мертвой матери. Стоун, словно ощутив ее слабость, приблизился. Это помогло. — Я призвала ее сюда, на Гору Небесного спокойствия, и она рассказала, что устала. Она прожила больше тысячи лет в царстве смертных, могла видеть сердца людей и их грехи. Опал мстила и убивала тех, кого считала лишними, но она… устала, — богиня смотрела на Скайбрайт лицом Опал, и казалось, что ее мама читает ее душу, видит каждый секрет, стыд и желание. — Она долго была одна. И спросила меня: «Можешь дать мне ребенка? У меня может быть дочь?». Горло Скайбрайт сжалось, голос богини изменился во время этих вопросов, и она слышала голос Опал, нежный и певучий. Она словно красиво пела. — Демоны не могут рожать. Я сказала ей это. Я могу дать тебе дитя, — богиня замолчала, — но это будет стоить тебе жизни. Скайбрайт выдохнула, и рука Стоуна легла на ее плечо. — Согласна, — сказала Опал. — Но пусть будет еще одно желание. Пусть моя дочь видит хорошее в людях. Пусть видит свет, а не одни грехи.