– Располагайтесь на диванчике в холле. Кофе вам приготовить? – Черный, пожалуйста. И стакан воды. – Вы присаживайтесь, я сейчас принесу. Испытывая сильнейшее внутреннее раздражение, Тимофей направился в холл, устроился на диване и, закинув ногу на ногу, принялся разглядывать противоположную стену, на которой были размещены фотографии сотрудников. «Доска почета, как в совдепе, – хмыкнул он и вдруг увидел под одной из фотографий ту самую фамилию, что привела его сюда. – Стожникова Василиса Владимировна, – прочитал он. – Так вот ты какая, Василиса Стожникова…» Девушка на фотографии казалась совсем подростком, а большие очки придавали ее лицу совершенно беззащитное выражение. «С такой даже ругаться как-то не по-мужски, словно конфетку отбирать», – с досадой подумал Тимофей. – Ваш кофе, господин Колесников. – Секретарь поставила перед ним на стеклянный столик поднос с чашкой, высоким стаканом и запечатанной бутылкой воды. – Когда освободится Родион Алексеевич, я вас приглашу, – повторила она и удалилась, чуть покачивая бедрами, обтянутыми темно-синими брюками. «С ума сойти… Даже не помню, когда меня в последний раз вот так заставляли ждать под дверью, – хмыкнул про себя Тимофей, отпивая кофе. – Интересный опыт». Ждать пришлось около часа, он уже окончательно потерял терпение и собрался уходить, наплевав на разговор с главредом, но тут явилась секретарь и пригласила его в кабинет. С трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение, Тимофей вошел в просторный угловой кабинет и увидел за длинным столом довольно молодого человека в клетчатой рубашке с закатанными до локтей рукавами и взъерошенной прической. – Проходите, пожалуйста, – пригласил он, указывая рукой на стул. – Тимофей… простите, как ваше отчество? – Максимович! – рявкнул Колесников. – Очень приятно, а я Родион, – словно не заметив вспышки гнева, отозвался главред. – Вы, пожалуйста, извините, что пришлось ждать, у меня был срочный телефонный разговор, я никак не мог прерваться. Тимофей немного остыл и даже испытал неловкость от своей истерики – в самом деле, у человека работа, мало ли, с кем он разговаривал, а тут, видишь ли, «звезда» эфира явилась, внимания требует. – Я слушаю вас, Тимофей Максимович. Вы к нам по делу или так, по старой памяти? – То есть вы в курсе, кто я? – Ну разумеется, – чуть удивился главред. – Кто в нашем-то городе не знает Тимофея Колесникова? Я тогда подростком был, но помню все ваши репортажи. Так чем могу помочь? – Понимаете, Родион, – начал Тимофей, тщательно выбирая слова, – дело в том, что одна из ваших журналисток решила в обход меня взяться за эту старую тему. – Погодите, – перебил Родион, нахмурив брови. – Что значит «в обход вас»? Разве для написания статьи требуется ваше разрешение? Василиса нашла новые обстоятельства, разобралась в них, собрала материал, написала статью… Более того – обратилась с этими доводами в Следственный комитет, и там ее материалы приняли к рассмотрению. – Да эта ваша… Василиса сделала из меня посмешище! – Опять не понял. О вас в статье нет ни слова, я читал ее лично несколько раз, помогал Васёне готовить материалы в Следственный комитет – фамилия «Колесников» не упоминалась там вообще. В чем суть ваших претензий? – Ваша журналистка дискредитирует все, что я сделал двадцать лет назад! Получается, что я помог посадить невиновного, а это не так! – Конечно, это не так, – кивнул Родион. – Сажали-то Вознесенского не вы. – Но я столько об этом снял и написал! И не было никаких намеков на то, что этот человек невиновен, и он – виновен, следствие это доказало, а суд вынес адекватный приговор! И теперь, спустя столько лет, ваша журналистка намекает на то, что все это – ошибка! – Ну, соответствующие структуры разберутся – разве не так? – Вы что, всерьез не понимаете, что она просто опорочила мое имя? – снова вскипел Тимофей. – Я всерьез не понимаю, с чего вы решили, что имеете монополию на это дело. И еще всерьез не понимаю, почему обвиняете Василису чуть ли не в клевете на вас лично, хотя о вас и речи не шло? – Я подам на ваше издание в суд! – Это ваше право, – пожал плечами Родион. – Но что вы напишете в иске? И что будете делать, если окажется, что Вознесенский действительно не был виновен? – Мне нужны все материалы! – категорично потребовал Тимофей, осознав, что с судом погорячился. – Я хочу разобраться сам! – Так разбирайтесь, кто мешает? Работайте, собирайте все по крупицам – не мне вас, такого маститого журналиста, учить, как это делается. – У меня нет времени возиться с этим, я хочу посмотреть материалы, только и всего. Родион смотрел на него удивленно, но совершенно спокойно, как будто был уверен в собственной правоте и, как следствие этого, полной защищенности от любых неприятностей. – Знаете, Тимофей Максимович, а ведь я считал вас достойным журналистом. – А теперь, выходит, не считаете? – хмыкнул Тимофей. – Но ничего, я это как-нибудь переживу. Так что насчет материалов? – И речи быть не может, – отрезал Родион, вставая. – Всего доброго. – А, вот так даже? Ну хорошо… – Тимофей тоже встал и, отшвырнув ногой стул, двинулся к выходу. – Я найду структуры повыше. – Ваше право, – повторил хозяин кабинета, и Тимофей вылетел за дверь, чувствуя, как его просто распирает. Он выскочил из здания, даже не заметив махнувшего ему на прощание охранника. Размашистым шагом Тимофей удалялся от бизнес-центра, не понимая даже, куда идет. Остановился только в небольшом тупике, которым оканчивалась улица, удивленно посмотрел по сторонам и понял, что надо возвращаться, пока не заблудился окончательно. Ему немного полегчало на свежем воздухе, и теперь Тимофей, прокручивая в голове весь разговор с Родионом, начал испытывать что-то вроде неловкости за собственное поведение. «Как истеричка, ей-богу… Примадонн на минималках… Еще бы ногой затопал – мол, подайте мне сюда все, что есть, и никаких гвоздей… Да-а, Тимоха, докатился ты со своей «звездной болезнью»… А ведь что стоило спокойно познакомиться с девчонкой, пообещать ей… ну, например, перевод в Москву, на канал, в какую-то газету – да куда угодно… Черт, ну почему мне это в голову-то не пришло, зачем я вообще начал с главреда?» Мысль о знакомстве с журналисткой показалась Тимофею довольно перспективной, хотя теперь наверняка главред расскажет ей о произошедшем. Но кто их знает, этих молодых амбициозных девиц? Ведь человек, взявшийся разрабатывать такую старую тему, наверняка на что-то рассчитывает. Так почему не попробовать на этом сыграть? Город Вольск, год назад Чтобы попасть в архив, пришлось обращаться за помощью к отцу. И вот здесь ее ждал очень неожиданный и крайне неприятный сюрприз. Владимир Михайлович как раз вернулся из командировки и, когда Васёна озвучила свою просьбу, вдруг замкнулся, долго молчал, словно что-то взвешивал, а потом категорично заявил: – Я запрещаю тебе влезать в это дело. – То есть? – растерялась Васёна, в жизни не слышавшая от отца слово «запрещаю», кроме, разве, прогулок в парке. – Не прикидывайся, Василиса. Я сказал: запрещаю тебе заниматься расследованием на эту тему. Все, больше не хочу говорить об этом. Скажи лучше, как тут без меня? – Нет, постой, не переводи разговор! – уперлась она. – Ты не можешь запретить мне, я давно самостоятельная. Или объясни причину. Владимир Михайлович нахмурился – дочь крайне редко перечила ему, и сейчас ему меньше всего хотелось ссориться, но Васёна смотрела требовательно. – Я не хочу, чтобы ты копалась в деле двадцатилетней давности, это бесперспективно. – Это не ответ, папа. Я не собираюсь расследовать что-то в прошлом, мне кажется странным то, что я обнаружила в настоящем, и мне надо найти связь – или доказать себе, что связи этой не существует, и успокоиться, признав ошибку. – Тогда зачем тебе архив? – А как я узнаю, есть ли связь между Тиханевичем, в чьем доме нашли какой-то пистолет, его братом и фотороботом маньяка, которого называли Бегущим со смертью? – возразила Василиса, устраиваясь за столом напротив отца и по привычке подпирая щеку кулаком. – Никакой связи там нет и не может быть, – отрезал отец. – Вознесенский, которого называли Бегущим со смертью, отбывает наказание, фамилия «Тиханевич» в деле не фигурировала… – И он осекся, закашлявшись, сделал вид, что пьет чай. – Папа… – подозрительно начала Василиса, но Владимир Михайлович, не переставая натужно кашлять, замахал рукой – мол, отстань, видишь же, что со мной. Поняв, что больше говорить на эту тему отец ни за что не станет, Васёна ушла к себе, тихонько переоделась в спортивный костюм и выскользнула из квартиры. Ей необходимо было срочно поговорить с Романом – только с ним она обсуждала все, что находила по этому странному делу. А уж отцовская оговорка, явно подчеркнувшая, что он осведомлен о деле Бегущего со смертью куда лучше, чем хочет показать, вообще не давала ей покоя. В холостяцкой квартире Романа было прохладно – он никогда не закрывал окно на кухне. Сам Васильев занимался обработкой фотографий, торопился выполнить заказ, «халтуру», которую нередко брал где-то на стороне, чтобы подработать. – А ты ч-чего? – удивился он, когда открыл дверь и обнаружил за ней расстроенную Васёну. – Отец же п-приехал? Или н-нет? – Ты один? – проигнорировала его вопросы Василиса, перенося ногу через порог. – Н-нет, меня д-два! Что ты г-глупости спрашиваешь? – Ну, вдруг… – Васёна привычно сбросила кроссовки, сняла куртку и спросила: – Рома, ты можешь со мной поговорить? В смысле – я тебя ни от чего не отрываю? – Если п-посидишь полчасика, я з-закончу и поболтаем. Т-там немного осталось… – почти виновато сказал Роман. – Посижу, конечно, ты работай. Или хочешь – я что-нибудь приготовлю? – Ой, с-сиди ты! – отмахнулся Роман, возвращаясь за ноутбук. – П-приготовит она…