— Когда ты вернешься, ты поймешь свое место, принцесса. Больше не будет вопросов о том, кто делает твой выбор. Диего поворачивается, чтобы взять что-то из рук одного из охранников, которые все стоят там бесстрастно, как будто им совершенно наплевать, что со мной происходит. Диего их босс, тот, кто подписывает их чеки на зарплату, а я ничто. Меньше, чем ничто. Опозоренная дочь человека, которого многие из них, вероятно, ненавидят. Я пытаюсь бороться. Я кричу, выворачиваюсь из его хватки и пытаюсь укусить его за руку, одновременно пиная его по лодыжкам. Краем глаза я вижу семью, собирающуюся перед особняком. Я замечаю проблеск горького удовлетворения на лицах Ренаты и Лии, прежде чем мое внимание возвращается к Диего из-за острой боли в руке. — Ой! Я…что… Я ахаю, когда вижу, как игла проникает в вены моего локтя, а за этим следует ощущение жжения. — Нет! — Вскрикиваю я, снова выворачиваясь, но слишком поздно. У меня едва хватает времени, чтобы заметить, как мне засовывают тряпку между зубами, затыкая рот, или почувствовать, как мне заламывают руки за спину, и связывают, прежде чем мир начинает тускнеть. Моя способность двигаться важнее моего зрения, и у меня есть один ужасающий момент осознания того, что значит быть парализованной, совершенно беспомощной, прежде чем весь мир вокруг меня погрузится в черноту. 8 НАЙЛ Несмотря на все мои усилия, я все равно проснулся на следующее утро в особняке Сантьяго с таким чувством, словно меня переехал прицеп, на самом деле, даже несколько. Должен признать, что эта комната заметно лучше, чем в моем отеле. Простыни из льна настолько мягкие, что могли бы заставить ангела плакать, пуховые подушки напоминают сон на облаках, а пуховое одеяло идеально утяжеляет комнату от легкой прохлады утреннего воздуха. Вся мебель отполирована до блеска, в комнате пахнет эвкалиптом и розами, и если бы не тот факт, что все мое тело словно покрыто синяками на каждом дюйме как внутри, так и снаружи, это было бы одно из самых приятных пробуждений в моей жизни. Я откидываю одеяло и простыни, глядя на глубокую рану в боку, которую нанес мне один из убийц Диего. Кто-то зашил ее, пока я был в отключке, аккуратно, и в придачу смыл с меня всю кровь. Большую часть видимой кожи вокруг раны покрывают черные и фиолетовые синяки, но, по крайней мере, я могу двигаться, и я не истек кровью. Оглядываясь назад, можно сказать, что это не что иное, как чудо, что мне удалось проделать весь этот путь сюда. Раздается тихий стук в дверь, а затем она открывается, и на пороге появляется симпатичная девушка в простом черном платье, ее волосы заплетены в косу на затылке. — Я Миа, одна из горничных, — тихо говорит она, и я внезапно отчетливо понимаю по тому, как ее глаза скользят по мне, а щеки розовеют, что на мне нет ничего, кроме боксеров. Я быстро натягиваю на себя одеяло, и она краснеет еще сильнее. — Извините, сэр. Я принесла вам завтрак. Мистер Сантьяго говорит, что хочет видеть вас немедленно. Он очень расстроен. Ну, так и было бы. Человек, которому он поручил вернуть свою дочь, прошлой ночью потерял сознание во дворе своего дома от потери крови. — Я понимаю. И завтрак… это… — О! Он здесь, сэр! — Я не уверен, что ее щеки могли покраснеть еще больше, поскольку девушка спешит внести тележку для обслуживания номеров с накрытыми тарелками. — Вот он. Тогда я… я пойду… Она уходит так быстро, что я бы почти подумал, что ее здесь вообще не было, как та, одна из фей-волшебниц, о которых рассказывала моя бабушка перед уходом, если бы не еда, которую она оставила после себя. Я сдерживаю ухмылку, а затем стон боли, когда сажусь и тянусь к тарелке, чувствуя, как у меня урчит в животе от голода. Что ж, по крайней мере, у меня есть аппетит и еще кое-что, даже в таком потрепанном состоянии, как сейчас. Если бы не синяки и мой недавний опыт, горничная была как раз из тех девушек, за которыми я бы с удовольствием закрыл дверь и рухнул с ней в постель, просто чтобы узнать, какие звуки она будет издавать, когда я буду лизать ее в нужных местах. Но Сирша проделала долгий путь к тому, чтобы обуздать мое желание быстро заваливаться в постель с интригующей женщиной, а Изабелла довершила начатое. Хуже всего то, что я все еще хочу Изабеллу. Она снилась мне прошлой ночью, когда я был без сознания, прерывистые, болезненные сны, которые начинались с того, что она была в моей постели, такой, какой она была раньше, и быстро переросли в мое открытие того, как именно она лгала мне. Сны, в которых мы кричали и спорили, и она плакала, умоляя меня простить ее. Сны, в которых я не мог определить, и теперь, при свете дня, я не уверен, насколько они соответствуют действительности. Я хочу забрать ее у Диего. Помимо того, что это просто правильный поступок, во мне есть чувство защиты по отношению к ней, от которого я не могу избавиться. Я почувствовал это в ту первую ночь, когда неоднократно спрашивал ее, уверена ли она, что хочет этого, давая ей возможность сказать "нет", она была слишком уверенна, и совершила ошибку. Даже когда мой член ныл от желания быть внутри нее, я сказал ей, что она слегка пьяна и я остановлюсь, если ей это понадобится. Я с самого начала знал, что никогда не смогу причинить ей боль. Чертовски жаль, что она не испытывала ко мне того же чувства. Я проглатываю как можно больше завтрака, он вкусный, но я все еще чувствую легкое головокружение, и мой желудок не уверен, что сможет все это проглотить. Моя одежда исчезла, но рядом со ставкой есть новый комплект, темно-коричневые брюки-чинос и рубашка из шамбре. Не в моем обычном стиле, но я все равно натягиваю их, закатываю брюки, которые немного длинноваты выше лодыжек моих мотоциклетных ботинок, застегиваю рубашку так быстро, как только могу из-за всех моих травм, и тянусь за курткой. Моих пистолета и ножа там нет, и у меня такое чувство, что мне придется забрать их у Рикардо. Я намерен отправиться прямо в его кабинет, забрать свои вещи и разработать план атаки. Но когда я с трудом пробираюсь по коридору, чувствуя, как каждый синяк и рана затягиваются и сжимаются от моих шагов, я слышу тихий плач из одной из спален, дверь которой приоткрыта. Это не мое дело, говорю я себе, но все равно останавливаюсь. Крики звучат так, как будто владелец пытается заглушить их, как человек, который глубоко скорбит, и что-то в этом пробуждает во мне остатки мягкости. Этого немного, но все же что-то есть. Я толкаю дверь и вижу девушку, которой не может быть намного больше восемнадцати, сидящую на кровати, ее руки зажаты между коленями, она наклонилась вперед. Ее волосы заплетены вокруг головы в виде нимба, и если бы не тот факт, что ее лицо немного округлое, а фигура более миниатюрная, я бы подумал, что это Изабелла. Не нужно много времени, чтобы понять, что она, должно быть, та самая младшая сестра, о которой говорила Изабелла. Елена. — Ты в порядке? — Хрипло спрашиваю я, стоя в дверях. Я не хочу пугать ее, и последнее, что мне нужно, это быть застигнутым наедине в спальне с другой дочерью Сантьяго. — Елена? Она поднимает взгляд с легким вздохом. — Откуда ты знаешь мое имя? — Выдавливает она сквозь слезы, и я пожимаю плечами, прислоняясь к дверному косяку. — Ты похожа на свою сестру. Она упоминала тебя. — Она… — Елена хмурится. — Кто ты такой? Итак ясно, она никогда не упоминала обо мне. Я помню, Анхель что-то говорил об этом в кабинете, что Изабелла никогда бы не заставила свою младшую сестру хранить такой секрет. Теперь она знает, что сделала Изабелла, ее сестра объявила об этом перед всеми, но Елена, должно быть, не видела, на кого указала Изабелла, и ее затолкали наверх, прежде чем она смогла собрать все воедино, поскольку вечеринка переросла в бойню. — Друг. — Я поджимаю губы. Понимание появляется в глазах Елены, несмотря на мою осмотрительность. — О, — тихо говорит она. — Изабеллы… друг. — Она прикусывает нижнюю губу, на глаза наворачиваются слезы. — Ты позаботишься о ней, верно? Ты собираешься вернуть ее? Ты позаботишься о ней. Что-то в этих словах, их невинность пробирает меня до глубины души, сказанные так, как будто это данность, что любой мужчина, лишивший ее сестру девственности, будет заботиться о ней. Абсолютная неточность этого, тот факт, что в мире так много мужчин, которым на все наплевать, заставляет мою душу болеть за миниатюрную, милую девушку, сидящую передо мной. Рикардо слишком бережно относился к своим дочерям. Они не готовы к миру, в котором мы все живем. — Я попытаюсь вернуть ее, — твердо говорю я Елене. — Я не хочу давать обещаний, которые не смогу сдержать. Я стараюсь не быть таким человеком. Но я сделаю все, что в моих силах, для твоей сестры. Елена кивает, смахивая слезы, когда встает. — Спасибо, — тихо говорит она, подходя ко мне и останавливаясь в нескольких шагах. Она младшая версия Изабеллы, немного ниже ростом, более миниатюрная, с мягкостью, которой нет у Изабеллы, но нет никаких сомнений в том, что они сестры. В этот момент я не могу сказать ей то, чего, я почти уверен, никто другой не говорил, что даже если я смогу вернуть Изабеллу, на самом деле я не привезу ее домой. Елена, возможно, больше никогда не увидит свою сестру. — Я скучаю по ней, — тихо говорит она. — Пожалуйста, не позволяй ему удерживать ее. А затем она протискивается мимо меня, выходит из комнаты и идет по коридору. Я не должен заходить в комнату Изабеллы. Я не имею права там находиться. Но что-то влечет меня внутрь. Я не должен хотеть быть ближе к ней, я должен ненавидеть ее за то, что она сделала, за опасность и боль, которые связаны с моей связью с ней, но все, что я чувствую, это боль в груди, пробирающую до костей, распространяющуюся по мне и усиливающую мою боль. Чувство потери, которое, я надеялся, я никогда больше не почувствую. Я хочу знать, кто она, эта женщина, с которой я провел три ночи, которые я не хотел заканчивать. Кто такая Изабелла, а не Габриэла. Ее кровать аккуратно заправлена, хотя, скорее всего, это сделали горничные, а не она сама. В комнате все аккуратно, за исключением книг, которые я вижу сложенными повсюду, у туалетного столика, у кровати, на полках, возле шкафа. Некоторые из них выглядят как учебники, но другие явно представляют собой романы: детективы, любовные романы, даже несколько книг в жанре фэнтези. Думаю, она любит читать, когда я беру в руки любовный роман на обложке, изображающий пирата и девушку, попавшую в шторм, и я сдерживаю смех. Она пришла ко мне в поисках приключений с негодяем, и это именно то, что она получила. Это заставляет меня чувствовать себя немного менее сердитым, видя это, представляя, как ее мысли, должно быть, объединились в решение, которое привело ее в тот ужасный вечер. Я все еще чувствую холодный ожог от предательства, все еще хочу встряхнуть ее и спросить, о чем она думала, что делала. Я могу представить, как девушка выросшая на историях, с обещанием быть переданной злодею, могла бы искать способ сделать историю немного более самостоятельной. Я откладываю книгу в сторону, замечая резную деревянную шкатулку на туалетном столике. Как и все остальное в комнате, я знаю, что не должен прикасаться к ней, не должен задерживаться, но я все равно подхожу к ней и поднимаю крышку. Рикардо, наверное, уже интересуется, где я нахожусь, но он может подождать еще немного. Внутри ничего особенного. Нитка жемчуга, несколько комплектов серег, медаль святого на серебряном ожерелье, четки, нанизанные на сапфировые бусины. И там, среди прочих, примостился драгоценный камень топаз на золотой цепочке. Я тянусь к нему, и боль в моей груди снова пронзает ее. В гневе я подумал, что она, должно быть, выбросила его, посмеялась над таким маленьким глупым подарком, когда вернулась домой к своим драгоценностям и нарядам, но это было неправдой. Доказательство этого прямо передо мной, спрятанное там, где никто не найдет его и не спросит, откуда оно взялось, или не попытается отобрать у нее. Я осторожно вынимаю ожерелье из шкатулки и кладу в карман, закрывая крышку. Я не могу точно сказать почему, за исключением того, что у меня в голове есть видение освобождения Изабеллы, доставки ее в Нью-Йорк и передачи ей ожерелья перед отъездом. Может быть, не совсем прощение, но способ сказать ей, что я все еще хочу помнить о том, что произошло между нами и что я хочу, чтобы она тоже это помнила. Как будто я действительно мог когда-нибудь забыть. Рикардо ждет в своем кабинете, когда я, наконец, спускаюсь, постукивая пальцами по столу. — Что-то ты долго, — говорит он, когда я вхожу, нахмурив брови. Анхель беспокойно расхаживает рядом со столом, его лицо выглядит так, как будто он не спал, и на много лет старше своего реального возраста. — В последнее время я двигаюсь не слишком быстро, — говорю я ему, указывая в свою сторону и в общем направлении остального тела. — Кстати, спасибо, что нашел кого-то, кто меня зашил. — От тебя было бы мало пользы, если бы ты истекал кровью на земле, — ворчит Рикардо. — Сядешь? Или ты предпочитаешь стоять? — Постоять это прекрасно. — Мысль о том, чтобы согнуть свое тело в каком-либо сложном движении, заставляет меня вздрагивать, и даже стоять кажется трудным. — Группа моих людей ждет, чтобы отправиться с тобой на базу Диего, — говорит Рикардо, протягивая мне через стол мой пистолет и нож. — Я не собирался скрывать оружие от тебя, но подумал, что лучше придержать его, пока ты не проснешься. — Кажется разумным. — Я беру пистолет, убираю его в кобуру и вкладываю нож в ножны. — Прошлой ночью он послал за мной киллеров. Их довольно много. Теперь они мертвы, но он так просто ее не отпустит. — Я не ожидаю, что он это сделает. — Рикардо со вздохом опускается обратно на свое место. — Просто попробуй, Найл. Это все, о чем я прошу. — О, я, конечно, собираюсь это сделать. Собрать людей Рикардо и отправиться в путь не заняло много времени. Но когда мы приблизились к комплексу и его воротам, становится ясно, что что-то происходит. Я слышу крики, сердитый голос Диего и голос Изабеллы, перекрывающий все это. В тот момент, когда я получаю представление о том, что происходит, становится ясно, что мы пришли сюда слишком поздно. 9 НАЙЛ Крики Изабеллы останутся со мной до конца моих дней. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не броситься к ней, когда я мельком вижу, как руки Диего грубо тянут ее за волосы, хватают за руку. Я не вижу, что он делает и как, но то, как она падает, когда ее связывают и с кляпом во рту, говорит мне о многом, что мне нужно знать. Они накачали ее наркотиками и куда-то везут. — Назад! — Шиплю я мужчинам, и мы все толпимся в кустах, ожидая, когда откроются ворота. Я видел, как они вели Изабеллу к фургону, а не к дому, и я хочу снять с него номерной знак. Я не знаю, будет ли у Рикардо какое-либо представление о том, куда Диего может ее отправить, но мне нужен способ иметь хоть какой-то шанс выследить ее, иначе любая возможность вернуть ее будет потеряна. Ворота распахиваются, фургон с ревом выезжает, и я машу своим людям, чтобы они подходили туда, где спрятаны машины, а сам смотрю на номерной знак. Твердо запомнив его, я следую за мужчинами обратно к своему мотоциклу, двигаясь быстро и низко, чтобы не попадаться на глаза охранникам. Я не уверен, что это имело бы значение, сердитый голос Диего все еще наполняет воздух, и я почти уверен, что сейчас он держит всех занятыми своими разглагольствованиями. Мы стараемся не отставать от фургона, достаточно далеко, чтобы не было заметно, что мы следуем за ним, но достаточно близко, чтобы не потерять его из виду, но тот, кто за рулем, достаточно проницателен, чтобы заметить нас даже на расстоянии. Мы теряем фургон из виду почти сразу, как он съезжает с главной дороги, и я сворачиваю в сторону, жестом приказывая другим машинам сделать то же самое. — Назад в лагерь Сантьяго. — Я прижимаю руку ко рту, чувствуя себя опустошенным, обезболивающие, которые я принял перед отъездом, почти не помогают снять напряжение. — Я посмотрю, есть ли у Рикардо какие-нибудь идеи, куда они могли ее забрать.