— Извини за задержку, Нат. Твоему другу что-нибудь нужно? Прежде чем я успеваю что-либо сказать, Наталья качает головой. — Нет, он не может остаться. — Это неправда. Мне пожалуйста, латте, - говорю я, улыбаясь официантке. Она слегка хмурит брови, переводя взгляд с меня на Наталью. — Хорошо, сейчас принесу. — Я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я пришла сюда, чтобы прояснить свои мысли, - говорит она, свирепо глядя на меня, берет свой кофе и делает глоток. — Если хочешь остаться, найди свой столик. Я качаю головой. — Это не так работает, и ты это знаешь. Ее губы сжимаются в тонкую линию. — Ты собираешься объяснить, что делаешь в Бостоне? — Я уже сказал тебе, зачем я здесь. - Я скрещиваю руки на груди. — Значит ты в Бостоне только из-за меня? - спрашивает она скептически. Я понимаю, что для меня действительно кажется немного странным совершить это путешествие только из-за Натальи, но правда в том, что мне нужно было увидеть ее, поговорить с ней, снова прикоснуться к ней. Это непреодолимое, жгучее желание разыскать ее возникло с тех пор, как машина выехала за ворота Академии Синдиката. — Я должен был убедиться, что ты придерживаешься правил. Не могу допустить, чтобы ты расслаблялась. — Верно, значит, ты здесь, потому что ты – мудак. — Следи за своим языком, Гурин, и помни, что ты принадлежишь мне. Ненависть вспыхивает искрами в ее темных глазах, они практически кипят, как раскаленные угли, пытаясь прожечь себе путь прямо сквозь мою плоть. Больше она не произносит ни слова, просто берет заказанное шоколадное пирожное и откусывает кусочек. Я чувствую, как твердеет мой член, когда немного крема попадает на губу и она соблазнительно слизывает его, вызывая в моей голове множество грязных гребаных мыслей. — Осторожнее, Гурин. Если будешь так есть, ты напросишься, чтобы тебя трахнули в туалете. Ее глаза расширяются, и она качает головой. — Я ем, как любой нормальный человек. Ее щеки заливает румянец, когда она откладывает пирожное и делает долгий глоток кофе. — Вкусно? - Спрашиваю я. Она кивает. — Да, поэтому я и прихожу сюда. Это мое постоянное место. - Ее брови сходятся на переносице. — Чего я не могу понять, так это как ты нашел меня здесь. Я пожимаю плечами. — У меня свои способы. Она издает маленький взволнованный вздох, который я ощущаю прямо на своем члене, сдвигаясь по мере того, как мои брюки становятся все теснее. — Вот, пожалуйста, один латте, - говорит женщина, возвращаясь к столу, и ставит чашку передо мной. Словно заметив морозную атмосферу, она прочищает горло. — Ты в порядке, Нат? Наталья встречает её взгляд и улыбается, но улыбка не доходит до ее глаз. — Да, я в порядке, Синтия. Большое спасибо. Она кивает, но не выглядит убежденной, когда оставляет нас наедине. — Обращаешься к персоналу по имени, да? — Я хожу сюда с Михаилом, сколько себя помню. Она всегда была добра ко мне. — Почему твоя мама живет не в Бостоне? Ее глаза вспыхивают гневом, а спина становится жесткой, как доска. — Потому что она трусиха. Я приподнимаю бровь, зная, что с тех пор, как умер отец Натальи, ее мать жила в России. В конце концов, я проделал домашнюю работу и мне известно всё, что нужно знать о ее семье. — Правда? Наталья впивается зубами в нижнюю губу и качает головой. — Это не твое дело. Я хватаю ее за руку через стол и сжимаю. — Все, что касается тебя, – моё дело, Гурин, и не забывай об этом. Ее ноздри раздуваются, но она ничего не отвечает. Я отпускаю ее руку, когда эта царапающая потребность усиливается. — Иди в уборную. — Что? — Ты меня слышала. - Бросаю на нее предупреждающий взгляд. — Я хочу, чтобы ты сейчас же пошла в женский туалет. Ее язычок облизывает губы, привлекая к ним мое внимание. Не в первый раз с тех пор, как я сел. — Почему? — Наталья, если ты заставишь меня сказать это еще раз, клянусь Богом я… Она встает, не говоря ни слова, и с важным видом направляется в женский туалет, который находится позади нас, закрывая за собой вращающуюся дверь. Я сжимаю кулаки и заставляю себя подождать хотя бы полминуты, прежде чем тоже встать и последовать за ней. Это безумие, как отчаянно я хочу остаться с ней наедине. Глаза Натальи расширяются, когда я захожу в туалет, и закрываю дверь, защелкивая на замок для надежности. — Что ты... — Никаких вопросов, - рычу я, надвигаясь на неё. Она отступает назад до тех пор, пока ей некуда идти, спина упирается в белые кафельные стены. Грудь вздымается и опускается от глубоких, хриплых вдохов, когда я приближаю свои губы к ее на расстояние сантиметра. — Скажи мне, принцесса, каково это – оказаться в моей власти на своей территории? - Спрашиваю я. Ее челюсть сжимается, а затем она делает то, чего я не ожидал. Она плюет в меня. Я в гневе хватаю ее за горло, сжимая так сильно, что ее глаза вылезают из орбит. — Ты достаточно скоро поймешь, что подобное грубое поведение – худший способ вести себя рядом со мной. Она вцепляется в мою руку, пытаясь оторвать ее от своего горла. Я отпускаю, а затем прикусываю ее нижнюю губу зубами. — Ты принадлежишь мне, и будет так, как я скажу. Не забывай об этом. А теперь ответь на мой вопрос. — Я ненавижу это, - говорит она, глаза полны страстной ярости. Я хватаю ее за бедра и впиваюсь в них кончиками пальцев. — Не уверен, что верю тебе. - Я наклоняю голову. — В конце концов, ты говорила мне, как сильно хочешь трахнуть меня снова, когда мы были на Зимнем бале. - Разворачиваю ее лицом к стене и прижимаюсь к ней всей длиной своего тела. — Такая грязная девчонка, когда ты нуждаешься. Я хочу, чтобы та девушка вернулась. — Она мертва, - шипит Наталья.