Когда-то я спросила Кардана, достойна ли Локка. Его ответ эхом звучит в моей голове. «Вы идеально подходите друг другу». А фраза на коронации… Как он там сказал: «Пора менять партнеров. О… украл твою реплику?» Он знал. Как, должно быть, смеялся. Как смеялись они все. – Кажется, я догадываюсь теперь, кто твой возлюбленный, – громко говорю я своей сестре-близняшке. Тарин поднимает голову и бледнеет. Я медленно и осторожно спускаюсь по ступеням. Интересно, когда Локк смеялся со своими приятелями, она смеялась вместе с ними? Ее странные взгляды, напряжение в голосе, когда я заговаривала о Локке, ее озабоченность, когда мы вместе были на конюшне или в его доме, – все вдруг обрело ясный и зловещий смысл. Я ощущаю резкую боль от предательства. И обнажаю Закат. – Вызываю тебя, – кричу я Тарин. – На дуэль. За мою оскорбленную и униженную честь. Тарин недоуменно смотрит на меня. – Я собиралась рассказать, – выговаривает она. – Много раз собиралась, но как-то не смогла. Локк сказал, что если я вытерплю, то это будет проверка любви. Вспоминаю его слова перед коронацией: «Достаточно ли сильно ты любишь, чтобы отказаться от меня? Разве это не испытание любви?» Кажется, она прошла проверку, а я провалила. – Значит, он сделал тебе предложение. Пока убивали королевскую семью. Как романтично. Ориана негромко охает – наверное, боится, что меня услышит Мадок и сделает замечание. Тарин тоже слегка бледнеет. Раз никто из них произошедшего не видел, им могли рассказать все, что угодно. И даже лгать бы не пришлось. Я крепче сжимаю рукоять меча. – После каких слов Кардана ты заплакала в тот день, когда мы вернулись из мира смертных? – Я помню, как взяла его за грудки, сминая бархат камзола, и ударила спиной о дерево. А потом она отрицала, что это имело ко мне отношение. И позже не хотела говорить правду. Несколько долгих мгновений она молчит. По выражению ее лица я вижу, что ей не хочется говорить правду. – Он говорил про это, не так ли? Он знал. Они все знали. – Я думаю о Никасии, сидевшей тогда за обеденным столом Локка; в какой-то момент она, похоже, решила мне довериться. «Он все портит. Ему так нравится. Все портить». Тогда я подумала, что речь идет о Кардане. – Он сказал, что это из-за меня он испачкал твой бутерброд, – кротко говорит Тарин. – Локк хитростью заставил их думать, что это ты увела его у Никасии. Поэтому тебя они и наказывали. Кардан говорил, что ты страдаешь за меня и, если бы ты узнала почему, уступила бы, но я не смогла тебе рассказать. Я долго молчу, просто вдумываюсь в ее слова. Потом бросаю свой меч между нами. Он с лязгом падает на пол. – Подними, – требую я. Тарин качает головой. – Я не хочу с тобой драться. – Уверена? – Я стою прямо перед ней. Совсем близко. Знаю, как ей хочется схватить меня за плечи и оттолкнуть. Должно быть, ее бесит, что я целовала Локка, спала в его постели. – А мне кажется, хочешь. Думаю, ты с удовольствием ударила бы меня. А я точно знаю, что хочу ударить тебя. На стене, высоко над камином, под шелковым стягом с перевернутым месяцем, гербом Мадока, висит меч. Я забираюсь на стул, с него шагаю на каминную полку и снимаю оружие с крюка. Подойдет. Спрыгиваю на пол и иду к ней, нацелившись клинком в сердце. – Я не упражнялась, – говорит она. – В отличие от меня. – Я подхожу ближе. – Но у тебя меч лучше и право первого удара. Это честно, даже более чем честно. Тарин смотрит на меня, потом поднимает Закат. Делает несколько шагов назад, потом идет на сближение. На другом конце зала Ориана вскакивает с кресла и ахает, но к нам не подходит. И даже не останавливает нас. Столько всего порушилось, что я не знаю, как это собрать. Но я знаю, как драться. – Не будьте идиотками! – кричит Виви с балкона. Я не могу себе позволить обращать на нее внимание. Я слишком сосредоточена на Тарин. Мадок учил нас обеих, и хорошо учил. Тарин наносит удар. Я отбиваю, наши мечи скрещиваются. Металл поет, по залу идет звон, как от удара в колокол. – Приятно было обманывать меня? Нравилось чувствовать, что ты чем-то лучше? Нравилось, что он флиртует со мной, целует меня, а на тебе обещает жениться? – Нет! – Она с некоторым усилием парирует серию моих ударов, но тело ее помнит, как надо пользоваться мечом. Тарин скалится. – Мне это было ненавистно, но я не такая, как ты. Я хочу принадлежать этому миру. Противиться им – значит делать все хуже. Ты не спрашивала меня перед тем, как выступила против принца Кардана – может, он начал это из-за меня, а ты просто продолжала делать свое дело. Тебя не заботило, что это навлечет неприятности на наши головы. Мне пришлось доказывать Локку, что я другая. Несколько слуг собрались поглазеть. Игнорирую их, не обращаю внимания на ломоту в руках после рытья могилы прошлой ночью, на боль в пронзенной ладони. Мой клинок разрезает юбку Тарин, едва не задев кожу. Она таращит глаза и отшатывается назад. Мы обмениваемся сериями быстрых ударов. Тарин начинает задыхаться – не привыкла к такому напору, но не уступает. Я наседаю и наношу удар за ударом, так что ей не остается ничего другого, как защищаться. – Значит, это была месть? – Еще девчонками мы устраивали схватки на палках. С тех пор ограничивались тасканием за волосы, оскорбительными криками и игнорированием друг друга. Никогда не сражались вот так – настоящей сталью. – Тарин! Джуд! – пронзительно кричит Виви, сбегая по винтовой лестнице. – Остановитесь, или я вас остановлю. – Ты ненавидишь фейри. – Глаза Тарин горят, она делает элегантное движение и наносит удар. – Тебя никогда не волновал Локк. Просто еще одна вещь, которую нужно отобрать у Кардана. Эти слова так поражают меня, что Тарин удается пробить мою защиту. Ее меч касается моего бока прежде, чем я успеваю уклониться. – Думаешь, я слабая? – Ты слабая, – говорю я. – Слабая и жалкая, а я… – Я зеркало, – кричит она. – Зеркало, в которое ты не хочешь смотреться. Снова замахиваюсь, стараясь вложить в удар весь свой вес. Я так зла, так зла на очень многое. Ненавижу свою глупость. Злюсь, что меня обманули. Во мне рычит ярость – достаточно громко, чтобы заглушить все посторонние мысли. Мой меч по сверкающей дуге устремляется к ее боку. – Я сказала: прекратить, – кричит Виви, и я слышу, что ее голос пронизан чарами. – Прекратить сейчас же! Тарин словно сдувается, опускает руки, Закат безвольно свисает из ее внезапно ослабевших пальцев. На лице отсутствующая улыбка, словно она прислушивается к звукам далекой музыки. Я пытаюсь контролировать движение меча, но уже слишком поздно. Вместо этого выпускаю рукоять. Клинок по инерции летит по залу, ударяется о книжную полку и сбивает на пол бараний череп, а я растягиваюсь на полу. Поворачиваю голову и ошеломленно смотрю на Виви. – Ты не имела права. – Слова слетают с моих губ прежде, чем я понимаю, что могла разрубить Тарин надвое. Она тоже потрясена, как и я. – Ты не поддалась моим чарам! Я же видела, что ты переменила одежду, и думала, что ягод рябины у тебя нет. Заклятие Даина. Оно не потеряло силу с его смертью. Колени у меня ослабли. Руки трясутся. Бок саднит в том месте, где его задел Закат. Я в ярости от того, что она остановила бой, что применила магию против нас. Рывком поднимаюсь на ноги. Дыхание у меня сбилось. На лбу пот, руки и ноги дрожат. Сзади меня хватают чьи-то руки, еще трое слуг вклиниваются между нами; меня держат за запястья. Двое оттаскивают от меня Тарин. Виви дует ей в лицо, и Тарин понемногу приходит в себя. В этот момент я вижу, как из своей приемной появляется Мадок в сопровождении лейтенантов и рыцарей. И Локк с ними. Сердце мое сжимается. – Да что с вами обеими? – кричит Мадок; таким разгневанным я его никогда не видела. – Разве мало сегодня смертей? Слова его звучат парадоксально, ведь именно он и явился причиной того, что так много фейри сложили головы. – Вы обе будете ждать меня в игровой комнате. – У меня перед глазами встает сцена: Мадок на помосте с хрустом вонзает меч в грудь принца Даина. Я не могу смотреть на него. Меня всю трясет. Хочется закричать. Броситься на него. Снова чувствую себя ребенком, беспомощным ребенком в доме смерти. Хочу сделать хоть что-нибудь, но не делаю ничего. Мадок поворачивается к Гнарбону. – Ступай с ними. Присмотри, чтобы держались подальше друг от друга. Меня уводят в игровую комнату; я опускаюсь на пол и закрываю лицо ладонями. Когда отнимаю их, они мокрые от слез. Быстро отираю пальцы, чтобы Тарин не увидела. * * *