– Это что за вопрос? – негодует он. Я пожимаю плечами. – Хочу знать. – Да, – отвечает он, уставившись на мою руку, лежащую на столе. Внезапно мне в голову приходит мысль, что ногти я обгрызла до основания. – Я ее любил. – Почему ты хотел меня убить? – спрашиваю я, желая напомнить нам обоим, что ему предстоит отвечать и на трудные вопросы. Сколько бы он ни шутил, как бы дружелюбно ни пытался себя вести, мы враги. Фейри обаятельны, они все такие. Кардан тяжело вздыхает и опускает голову на руки, почти не обращая внимания на арбалет. – Ты говоришь о случае на реке? С никсами? Ты же сама шумела и бросала в них чем попало. Они невероятно ленивые создания, но, думаю, ты до такой степени досадила им, что они были готовы тебя покусать. Я, может быть, и гадкий, но у меня есть одно достоинство – я не убийца. Просто хотел напугать тебя, но никогда не хотел убивать. Я никогда никому не желал смерти. Я думаю о реке и о том, как одна никса отделилась от остальных, а Кардан наблюдал, как она, помедлив, уплыла, так что мы смогли выбраться из воды. Смотрю на него, на следы серебра на лице, оставшиеся от маски, в его чернильно-черные глаза. Внезапно вспоминаю, как он стаскивал с меня Валериана, когда я подавилась эльфийским фруктом. «Я никогда никому не желал смерти». Против воли мне вспоминается, как он держал меч в учебном поединке с Балекином, какая неуклюжая у него техника. Я думала тогда, что он делает это специально, чтобы разозлить брата. Сегодня мне впервые пришло в голову, что, возможно, ему вообще не нравятся схватки на мечах. Что он никогда по-настоящему этому не учился. И что, если бы мы с ним сразились, я одержала бы верх. Размышляю обо всех вещах, которые совершила, чтобы стать ему достойным соперником, и о том, что, вероятно, бросала вызов вовсе не Кардану. Быть может, я сражалась с собственной тенью. – Валериан предпринимал попытку убить меня. По-настоящему. Дважды. Сначала в башне, потом в моей комнате, в нашем доме. Кардан поднимает голову и застывает в напряженной позе, как будто только что узнал неприятную правду. – Когда ты сказала, что убила его, я подумал, что ты выследила его и… – Голос его прерывается, и он начинает снова: – Только дурак станет вламываться в дом генерала. Я оттягиваю ворот рубахи, чтобы он увидел следы пальцев Валериана, пытавшегося задушить меня. – И на плече метка осталась – он ударил меня, и я упала на пол. Теперь веришь? Он тянется ко мне, словно хочет коснуться синяков пальцами. Поднимаю арбалет, и он садится на место. – Валериану нравилась боль. Чья угодно. Даже моя. Я знал, что он хочет причинить боль тебе. – Он замолкает, похоже, вслушивается в собственные слова. – И это ему удалось. Думаю, он был бы доволен. Никогда не задумывалась, что это значит – иметь такого друга, как Валериан. Кажется, все равно что иметь его врагом. – Значит, для тебя не имело значения, что Валериан намерен мне сделать? – интересуюсь я. – Ничего страшного, только бы не убивал? – Ты должна признать, что лучше оставаться в живых, – возражает Кардан, и в его голосе звучат удивленные нотки. Я кладу обе руки на стол. – Теперь скажи, почему ты меня возненавидел? Раз и навсегда. Длинными пальцами он гладит стол Даина. – Ты в самом деле хочешь, чтобы я ответил честно? – А ты как думаешь? У меня арбалет, и я не стреляю только потому, что ты обещал отвечать. – Очень хорошо. – Он сверлит меня злым взглядом. – Я ненавижу тебя потому, что твой отец тебя любит, хотя ты человеческое отродье, произведенное на свет его неверной женой, в то время как мои родители никогда обо мне не заботились, хотя я принц Волшебной страны. Я ненавижу тебя потому, что Локк использовал тебя и твою сестру, заставив Никасию плакать после того, как увел ее у меня. Кроме того, после турнира Балекин никогда не упускал случая бросить мне в лицо, что смертная оказалась лучше, чем я. Не знала, что Балекину известно, кто я такая. Мы смотрим друг на друга через стол. Кардан развалился в кресле и выглядит точь-в-точь как злобный принц. Интересно, он ждет, что я выстрелю? – Это все? – требовательно спрашиваю я. – Потому что все, что ты сказал, нелепо. Ты не можешь меня ревновать. Тебе не пришлось жить по милости того, кто убил твоих родителей. Ты не лелеял свой гнев, без которого у тебя под ногами разверзается бездонный колодец страха. – Я резко замолкаю, удивляясь самой себе. Думала, что не поддамся его чарам, но он заставил меня открыться перед ним. Пока я об этом размышляю, улыбка Кардана превращается в более знакомую ухмылку. – Ах, вот как? Значит, я не знаю, что такое гнев? Не знаю, что такое страх? Не ты здесь торгуешься за свою жизнь? – И поэтому ты меня ненавидишь? – настаиваю я. – Только поэтому? Лучшей причины не нашел? Сначала мне кажется, что он не собирается отвечать, но потом догадываюсь, что он не может лгать, а правду говорить не хочет. – Итак? – спрашиваю я, снова поднимая арбалет, очень довольная тем, что у меня есть повод еще раз подчеркнуть, кто здесь главный. – Скажи мне! Он наклоняется и закрывает глаза. – Больше всего я ненавижу тебя за то, что думаю о тебе. Часто. Это отвратительно, но я ничего не могу поделать. Я немею от удивления. – Может, тебе действительно стоит меня застрелить, – говорит он, закрывая лицо ладонью. – Ты меня разыгрываешь, – заявляю я. Не верю ему. Если он думает, что я дура, способная из-за красоты потерять голову, то я не поддамся на столь грубую лесть. Иначе я и дня не выжила бы в Волшебной стране. Готовая изобличить его обман, я встаю. Арбалет для стрельбы в упор не очень подходит, поэтому я достаю кинжал. Кардан не поднимает взгляд, когда я обхожу стол и приближаюсь к нему. Упираюсь острием под подбородок, как делала это днем раньше в зале, и заставляю поднять голову вверх. Он неохотно смотрит мне в глаза. По его лицу видно, что ему на самом деле и стыдно, и страшно. И тут я понимаю, что и сама не знаю, чему верить. Я наклоняюсь к нему так близко, что могу поцеловать. Глаза его распахиваются. В них смешались паника и желание. Пьянящее чувство – обладание властью над кем-то. Над Карданом, про которого я никогда бы не подумала, что он вообще способен на чувства. – Ты действительно хочешь меня, – говорю я, чувствуя тепло его дыхания. – И тебе ненавистна эта мысль. – Я изменяю угол наклона клинка, и теперь он упирается ему в горло. Вопреки ожиданиям, его совсем не пугает это движение кинжала. Не сильнее, чем прикосновение моих губ к его губам. Глава 26 По части поцелуев у меня опыт небольшой. Целовалась с Локком, а до него ни с кем. Но целовать Кардана – совсем другое дело; это все равно что бежать по лезвию бритвы, когда адреналин ударяет в голову; все равно что заплыть далеко в море и понять, что возврата нет, нет ничего, кроме холодной черной воды, смыкающейся у тебя над головой. Жестокие губы Кардана оказываются неожиданно мягкими. Но сам он какое-то время остается неподвижным, как стул. Глаза закрыты, ресницы касаются моей щеки. Я содрогаюсь – наверное, так корчится мертвец, когда на его могилу наступают. Потом его руки поднимаются и трепетно скользят по моим ладоням. Если бы я в таких вещах не разбиралась, то назвала бы это движение благоговейным, но я разбираюсь. Скользят медленно, потому что он сдерживает себя. Он этого не хочет. Он не хочет этого хотеть. На вкус – кислое вино. Наступает момент, когда он сдается и привлекает меня к себе, несмотря на кинжал. Он целует меня крепко, с каким-то исступленным отчаянием, погрузив пальцы в мои волосы. Наши уста сливаются, языки переплелись. Это как борьба. Только мы боремся за то, чтобы проникнуть внутрь друг друга, влезть в чужую кожу. И в этот момент меня охватывает ужас. Что за безумная мысль – наслаждаться его отвращением? Но что еще хуже, гораздо хуже – мне нравится это. Мне все нравится в этом поцелуе – знакомый зуд страха, осознание того, что я наказываю его, подтверждение, что он меня хочет. Кинжал в руке становится ненужным. Бросаю его на стол, краем глаза отметив, что острие втыкается в дерево. При этом звуке Кардан пугается и отстраняется от меня. Губы у него розовые, глаза темные. Он видит клинок и разражается испуганным лающим смехом. Этого достаточно, чтобы я отступила. Мне хочется посмеяться над ним, указать на его слабость, не проявляя своей, но я не доверяю своему лицу – на нем написано слишком много. – Ты это себе воображал? – спрашиваю я и чувствую облегчение, потому что вопрос звучит достаточно резко. – Нет, – отвечает он бесцветным голосом. – Скажи мне, – требую я. Принц как-то печально качает головой. – Не скажу, разве что ты действительно соберешься заколоть меня. И даже тогда, наверное, не скажу. Я иду к столу Даина, чтобы нас разделяло какое- то расстояние. Кажется, меня распирает изнутри, а комната внезапно словно стала меньше. Своим ответом он чуть не заставил меня расхохотаться. – Хочу сделать предложение, – говорит Кардан. – Я не собираюсь возлагать корону на голову Балекина, чтобы потерять свою. Проси что хочешь для себя, для Двора теней, но потребуй что-нибудь и для меня. Пусть даст мне земли подальше отсюда. Скажи, что вдали от него я буду вести восхитительно безответственную жизнь, и ему не придется даже вспоминать обо мне. Может произвести на свет какое-нибудь отродье, назначить его наследником и передать корону Верховного Короля. Скорее всего, его ублюдок перережет папочке горло, согласно новой семейной традиции. Мне все равно. С удивлением приходится признать, что ему удалось продумать достаточно приемлемую сделку, хотя он и провел ночь пьяным и привязанным к стулу. – Поднимайся, – говорю я ему. – Значит, не боишься, что я убегу? – спрашивает он, вытягивая ноги. От его остроносых башмаков отражается свет, и я подумываю, не отобрать ли их, потому что их можно использовать как оружие. Потом вспоминаю, насколько плохо он владеет мечом. – После нашего поцелуя я так околдована тобой, что едва держусь, – отвечаю я со всем сарказмом, на который способна. – Моя единственная забота – сделать все, чтобы ты был счастлив. Конечно, я потребую для тебя всего, что угодно, если ты меня снова поцелуешь. Давай беги. Стрелять тебе в спину я точно не стану. Кардан хлопает ресницами.