За дверью в квартире Натки что-то длинно шаркнуло. Звук был такой, словно по коридору проволокли тяжелый матерчатый тюк, и мне тут же представилось, что это тащат безжизненное тело. Мое беспокойство мгновенно возросло до критической отметки, и я замолотила в дверь с криком: — А ну, кто там? Открывайте немедленно! Открыть мне не открыли, зато после паузы послышался знакомый голос, опасливо поинтересовавшийся: — А там кто? — Это я, Лена! — Какая Лена? — Натка, ты с ума сошла? Сестра твоя — Лена! — Лена? В голосе Натки образовалось так много недоверчивого удивления, что я подумала — сейчас она еще спросит: «А чем докажешь?» Я даже загодя полезла в сумку, нашаривая там служебное удостоверение, чтобы приложить его к дверному глазку, но сестрица все-таки поверила мне на слово и открыла дверь. Вернее, приоткрыла ее на длину стальной цепочки. Я тут же сунулась в проем лицом, и поместившейся в щель половинки знакомой физиономии Натке хватило, чтобы окончательно опознать родную кровиночку. — Точно, Ленка! — обрадовалась она. Но тут же нахмурилась и спросила: — А ты сама пришла, одна? Не оборачиваясь, я дала отмашку Вере Марковне — мол, спрячьтесь, я тут пришла сама, одна! И сквозь щель приоткрытой двери продавилась в полутемную прихожую, едва Натка левой рукой сняла цепочку. В правой у нее был увесистый и шипастый деревянный молоток для отбивания мяса. Это не успокаивало. — Фуххх, — шумно выдохнула сестрица, опуская свое первобытное оружие. — Как же я рада, что это ты! — А кого ты ждала? — спеша осмотреться, я обошла Натку и чуть не упала, в полумраке споткнувшись о здоровенную диванную подушку на полу. Стало понятно, что именно с таким пугающим шорохом тащили тут по коридору. Однако все остальное — не принятые звонки, не отвеченные сообщения, разговоры про морг и особенно молоток для отбивания мяса — по-прежнему нуждалось в объяснении, и я выразительно посмотрела на Натку. — Кого я ждала, тех мне видеть вовсе не хотелось бы, — непонятно сказала она и в обход меня и заграждения из диванной подушки протопала в кухню. Там было светло, а на столе лежала старая, кажется, еще бабушкиных времен, телефонная книга, раскрытая на странице с номерами учреждений здравоохранения. Надо же, этот древний талмуд еще не утратил актуальности? — С Сенькой все в порядке? — спросила я главное. — Сенька давно спит, — успокоила меня Натка, одной рукой сдвигая на край стола допотопный телефонный справочник, другой включая электрический чайник. — А ты же знаешь: когда он спит, его из пушки не разбудишь. Полупустой чайник загудел, затрясся, браво пыхнул паром и выключился. — Тебе чай или кофе? — спросила сестра. — Мне, пожалуйста, объяснения! — потребовала я. — Почему ты не отвечаешь на звонки и сообщения? — Мобильник насмерть разрядился, видишь, я уже с домашнего звоню. — Натка кивнула на подушку в коридоре, стратегически грамотно уложенную под стеной со стационарным аппаратом. — Почему по больницам? Кто-то заболел? — тут я вспомнила, что упоминался морг. — Или, не дай бог, умер? — Именно это я и пытаюсь выяснить. Натка щедро плеснула в чашки кипятка, утопила чайные пакетки вместе с хвостиками, ругнулась и принялась вылавливать ярлычки ложечкой. Моментально раскисшие бумажные квадратики трепетали, как рыбки, уворачивались и липли к стенкам чашек. Натка яростно шерудила ложкой, расплескивая чай. Руки у нее подергивались. — Прекрати уже! — я отняла у нее ложку, и тогда сестра расплакалась. Пришлось мне утирать ей слезы, заваривать другой чай — успокоительный, на аптечных травах, поить всхлипывающую и икающую Натку получившимся настоем с острым запахом валерианы и мяты — и все это в нетерпеливом ожидании объяснений. Сердце заранее сжалось — я предвидела, что услышанное мне вовсе не понравится. Моя сестра по натуре не нытик, она из тех, кто идет по жизни смеясь, с гордо задранным носом… Оттого и спотыкается на каждом шагу. На этот раз, как выяснилось, Натка не просто споткнулась — она ухнула в яму, которую сама же и выкопала. Знакомая риелторша — та самая Галина Плетнева — предложила ей соблазнительный вариант обмена «двушки» на «трешку» с доплатой в полмиллиона. Как раз такая сумма у Натки имелась, об улучшении своих жилищных условий она думала уже давно и согласилась на предложение Галины без раздумий. И деньги свои ей отдала — все пятьсот тысяч. После чего Плетнева исчезла — обещала тем же вечером заглянуть, а сама все не приходит, не звонит и на Наткины звонки не отвечает. Натка предположила: — А вдруг она снова напоролась на каких-нибудь преступных махинаторов, и на этот раз они ее вообще того… Убили? А деньги забрали… А теперь и за мной придут, в расписке же есть мое ФИО, узнают адрес — и придут… — А если это она сама преступная махинаторша? Это тебе в голову не приходило? — Приходило… Но я не хочу сразу думать о худшем! — То есть, если ее убили, это еще ничего, да? Не самое плохое? — Я побарабанила пальцами по столу. — Что будем делать, Лен? — Натка озвучила тот же вопрос, что занимал и меня. — Не знаю. Что тебе в морге-то сказали? И в больницах? — Ну, там, куда я дозвонилась, никакой Галины Плетневой нет… Но это же не значит, что ее на самом деле нет, она ведь могла поступить и без документов, правда? — Правда, — машинально ответила я, продолжая обдумывать ситуацию. — Так, Таганцев обещал посмотреть сводки… — Таганцеву я тоже звонила, но он трубку не берет, — пожаловалась Натка. — Значит, не может, он за кем-то следит. Но ты же знаешь Костю — он потом обязательно перезвонит… Короче, если с твоей Галиной что-то случилось, это так или иначе скоро выяснится. Но мы не можем долго ждать, поскольку вполне возможно, что речь идет о мошенничестве, а в таких случаях надо действовать быстро. Я думаю, стоит поехать в полицию, подать заявление… — Ты что? Нельзя! — Натка замахала руками. — Пойти в полицию — это окончательно попрощаться с супервариантом! Представь, если Галина объявится поутру — может, у нее случилась какая-нибудь непоправимая беда с телефоном, или она тупо в лифте застряла, или еще что-то такое же глупое произошло? А я сразу в полицию жаловаться побегу! Она мне этого не простит. У нее же репутация, она в своем агентстве на хорошем счету… — В каком агентстве, кстати? — «Санторин». — Дурацкое название. — Название дурацкое, а агентство хорошее, солидное, оно давно уже работает, и отзывы о нем хорошие. У них по городу больше десятка офисов… — Ты там была? — Нет, мы с Галиной встречались то у меня, то в кофейне, знаешь, на бульваре? «Розмарин» называется, там пирожные «Анна Павлова» такие вкусные… — Стой, а с чего ты тогда взяла, что Плетнева работает в этом самом «Санторине»? — Так она же мне свое служебное удостоверение показывала! И визитку свою, и буклеты рекламные разные! Я застонала: — На-а-атка! Да в любом подземном переходе у метро какое угодно удостоверение купить можно! Да вот хоть судейское, как у меня! Про визитку и буклеты я вообще не говорю… Значит, вот что нужно сделать: во?первых, убедиться, что Плетнева действительно работает в агентстве «Санторин». Телефоны их офисов у тебя имеются? Натка выдвинула ящик и шлепнула на кухонный стол глянцевый буклет: — Тут все есть… Я вечером уже звонила, но поздно, один автоответчик работал: «Ваш звонок очень важен для нас, бла-бла-бла…» — и никакого человеческого голоса. — С утра звони им, — я заглянула в буклет. — Вот прямо с девяти ноль-ноль, как они откроются, так и набирай. Постарайся минут за сорок все офисы обзвонить и выяснить, есть ли где такая сотрудница — Галина Плетнева. Если нет… Тогда будем думать дальше. Я отодвинула давно остывший, так и нетронутый чай и встала из-за стола. — В любом случае сразу после агентства звони мне. У меня в десять первое судебное заседание, постарайся успеть до него. — Может, останешься ночевать у меня? — Ты боишься оставаться одна? — я внимательно посмотрела на сестру. Она уже приободрилась: — Да нет, не боюсь. Это я перегнула, конечно, кто там станет ко мне ломиться, тем более и денег в доме уже нет… Просто поздно ведь, оставайся, может, успеешь еще выспаться. Предложение было заманчивое, но принять его я, к сожалению, не могла. По своему обыкновению я взяла работу на дом, и некоторые бумаги мне нужны будут на завтрашнем заседании. Пришлось опять потратиться на такси. Всем понятно, что во время судебного заседания я не буду разговаривать по телефону, поэтому те, у кого ко мне срочное дело, стараются позвонить с утра пораньше. Малознакомые люди дожидаются более-менее приличного времени — восьми утра, родные и близкие не стесняются. Машка позвонила в семь сорок — я как раз досушивала свежевымытую голову и за шумом фена не сразу расслышала телефонный звонок. — Мам, тебе звонят! — крикнула Сашка и, резво пробежав по квартире, нашла и принесла мне мобильный.