— Да я вас умоляю! — свидетель Цветкова трясет головой, и гулька на ее затылке подпрыгивает, грозя рассыпаться. — Вы будто не знаете, как это бывает! Да, в штате человека нет, но он самый главный — собственник там или инвестор, не важно, тот, кто с деньгами и все решает! Вновь раскрасневшаяся Анастасия Владимировна с вызовом смотрит на прокурора. Он грустно улыбается: — Фамилию того главного нам скажете? Петра Давидовича? — Да Фокс же! Петр Давидович Фокс! — Спасибо, — Ильин переводит взгляд с Цветковой на меня. — У меня больше нет вопросов к свидетелю. Я смотрю на Орехова. Экс-юрисконсульт «Райстроя» нервно ерзает на стуле и, кажется, кусает губы, но вопросов к свидетелю Цветковой тоже не имеет. А у Ильина есть еще один свидетель, которого все мы не прочь послушать. По просьбе прокурора вместо почившего главбуха Махова показания дает замначальника финансового отдела Дегтярева — милая женщина, откровенно испуганная вниманием к собственной персоне. Очевидно, что отвечать за главного бухгалтера она не хочет и не может, но ее вызвали не для этого. — Ольга Петровна, это вы осуществляли операции по переводу денег компании на счета за рубежом? — спрашивает ее Ильин. — Я, но не сама же! Не по собственному желанию! — спешит оправдаться Дегтярева. — На любое движение денег всегда было письменное распоряжение генерального! Румяный Свекольников со своего места опять бубнит про коварного референта и обманутое доверие. — А письменное распоряжение генерального директора было единственным обязательным условием для перевода средств? — уточняет Ильин. — Нет, конечно же, нет! — Дягтерева пренебрежительно отмахивается от прозвучавшего предположения. — Что там его распоряжения? Главное — команда по телефону. — От кого? — От Первого, конечно же, — финансистка недоумевает, как можно такого не знать. — А кто это — Первый? — Ну как же? Первое лицо компании, самый главный человек… — Вы назовете нам его имя? — Да я как-то не знаю… — Дегтярева теряется. — Ну, Первый и Первый… Еще говорили — ПэДээФ… — То есть вы переводили деньги по звонку человека, чье имя и должность вам неизвестны? — Так а что мне имя и должность, если я его голос прекрасно знаю! И манера говорить у него особенная, ни с кем не спутаешь. Он вроде как акает и «дэ» как «дзэ» произносит: «Гаспажа Дзехтярева». — Вот так? Ильин с моего разрешения включает видеозапись. Это фрагмент новостного сюжета о программе строительства новых яхтенных стоянок в акватории Черного моря. Корреспондент выясняет, насколько заинтересованы в развитии отечественной сети марин владельцы яхт, и один из участников опроса демонстрирует тот самый акцент, который только что копировала Дегтярева. «Гдзе мы будзем заутра — бог весц, па марям — па валнам, но Родзина далжна ждац сваих детцей, значиц — нада строиц марины!» — с чувством вещает человек, подписанный в титрах как Петр Фокс, яхтсмен. — Похоже, — говорит Дегтярева. — Хотя я не уверена, вот если бы он про деньги сказал… — Вернемся к деньгам, — сговорчиво соглашается Ильин. — Скажите, Ольга Петровна, с какого телефонного номера поступала вам команда о переводе денег? — Номера были разные, всегда иностранные, — отвечает Дегтярева. — Всего три номера. Да они же у меня записаны, я их вам назову, если нужно! Я подтверждаю, что нужно, и финансистка, покопавшись в своем мобильном, называет номера. А вслед за тем прокурор предоставляет справку о том, что вышеуказанные номера приобретались фирмой «Рэдфокс», зарегистрированной на Кипре. Владелец фирмы — некий Константин Пападакис. А это имя мне знакомо! И не только мне: съемочная группа оживляется, по залу пробегает шепоток. — Уж не тот ли это Константин Пападакис, гражданин Греции и Кипра, который был замешан в истории с нелегальным вывозом из России антиквариата? — уточняю я. Об этой скандальной истории рассказывали все центральные телеканалы. — Тот самый, — хищно улыбается Ильин и просит суд ознакомиться с протоколом допроса гражданина Пападакиса, задержанного на таможне с грузом икон XVI века. Этот протокол он запросил из материалов таможенной проверки, а я его, скорее всего, приобщу. Для пользы дела. Устанавливать истину — так устанавливать! Иконы тогда задержали, а Пападакиса отпустили — не в последнюю очередь благодаря тому, что задержанный при попытке незаконного вывоза ценностей грек-киприот назвал важных людей, готовых за него поручиться. «В первую очередь это мой близкий друг и компаньон — известный российский олигарх Петр Давидович Фокс», — горделиво заявил Пападакис под запись. Протокол сохранился, и теперь это важная улика, доказывающая, что за пирамидой из квартир стоит именно Фокс. Наверное, затевая эту аферу при поддержке компаньона-киприота, Фокс считал себя самым умным и хитрым, но, как говорили древние римляне, чьи крылатые выражения я зазубрила на юрфаке, тэмпора мутантур эт нос мутамур ин иллис — «времена меняются, и мы меняемся вместе с ними». Кипр, некогда заповедный офшор, теперь сотрудничает с Россией, и я вполне могу арестовать счета олигарха Фокса в этой стране. И в нашей тоже, конечно. Я принимаю решение удовлетворить иски граждан Волошина Г. В., Петровской Е. Н., Михеева П. Д., Латыниной Л. С. к компании «Райстрой» в полном объеме, для чего требую арестовать как российские, так и зарубежные счета гражданина Фокса П. Д. Надеюсь, денег на этих счетах достаточно, чтобы расплатиться со всеми обманутыми дольщиками. — Вот правду говорят, от великого до смешного один шаг! Ты создала серьезный прецедент и наверняка войдешь в историю отечественной юриспруденции, а вынуждена спасаться от благодарного народа через окно уборной! — потешалась Машка, организуя мой тайный побег из здания суда. Идти, как все нормальные люди, через двери мне отсоветовал Анатолий Эммануилович. Обычно он сам меня к прессе выпихивал, а тут вдруг решил поберечь. — Не выдержишь ты сейчас, Еленочка Владимировна, бурного народного ликования, — сказал шеф. — Заобнимают ведь до смерти, еще качать надумают… Давай-ка я сам. Он одернул на себе пиджак, махнул рукой Машке, повелевая нам убраться с линии огня, и отправился делать заявление для прессы. А мы с подругой под прикрытием занавесок глянули в окошко. Я высматривала знакомые лица и первыми нашла Латыниных. Сами по себе старики не выделялись из толпы, но рядом с ними восторженно скакала долговязая девица с пламенно-рыжей шевелюрой. Она то обнимала-целовала профессора с супругой, то принималась отплясывать вокруг них какой-то буйный танец, умудряясь в одиночку образовать подобие хоровода — длинный огненный хвост летел кометой, оставляя в воздухе расплывчатый оранжевый след. Дочка, что ли? В кого только такая рыжая? Наверное, в папу, он почти лысый, не понять уже, какой масти… Петровскую я обнаружила под камерой. Катерина давала интервью и выглядела подобающе серьезной, стояла смирно, улыбалась сдержанно, запредельное радостное волнение выдавали только глаза — сияющие и какие-то сумасшедшие. Казалось, как только выключится камера, она тоже пустится в пляс, как буйная рыжая девчонка Латыниных. Михеевы стояли в стороне — обнявшись и закрыв глаза, неподвижные и не подверженные всеобщему ликованию, как будто в коконе каком-то. Такие тихие, светлые, счастливые… — А Эммануилыч-то наш — орел! — сказала Машка. — Ты глянь, как держится, прет прямо в массы, будто ледокол! О, журналисты к нему побежали, сейчас возьмут в оборот… — С журналистами шеф справится, — уверенно сказала я. — Что ему эти журналисты, он генерала ФСБ Павликом называет! — Ага, ему бояться нечего, качать его не станут, комплекция у него не та… А мы пойдем другим путем. И мы пошли: вылезли из окна в тылу здания, обогнули ликующую толпу по крутой дуге и без задержки промаршировали в торговый центр. Слава богу, машину я поутру оставила именно там, а не вблизи здания суда, как обычно. Распрощавшись с Машкой, я поехала домой и на первом же покрасневшем светофоре засмотрелась на пешеходов на тротуаре. Пожилая пара двигалась в сторону метро. Мужчина и женщина шли под ручку, как сейчас мало кто ходит, и видно было, что идти им трудно, особенно даме. Она почти не сгибала колени и семенила так, что на один широкий шаг мужчины приходились три ее маленьких скользящих шажка. «У Анечки суставы», — сочувственно вспомнила я, узнав Волошиных. Дунул ветер, с одинокого дерева на перекрестке посыпались желтые листья, настигли медленно удаляющуюся пару, унеслись вперед. Анна Трофимовна поежилась, и Георгий Васильевич торопливо, не расстегивая пуговиц, вытянул из-под пиджака роскошный самовязаный шарф. Немодно носит, машинально подумала я — набралась у своей блогерши! Такой шикарный аксессуар надо навыпуск надевать, поверх одежды, в два витка, тогда будет очень стильно… Хотя кому-то важнее, чтобы было просто тепло. Георгий Васильевич вот попытался укутать в свой превосходный шарф супругу, а она не далась, высвободилась, принялась наматывать шерстяное полотнище на шею мужу, настойчиво подтыкая концы с бахромой ему под пиджак… А теперь уже Георгий Васильевич воспротивился, не позволил заботливо утеплить его, взмахнул просторным шарфом, как флагом… Да так и пошел, держа развевающееся полотнище в поднятой руке, точно знамя. Сияющий, счастливый человек… Я проводила пару взглядом и подумала: как хорошо, что все закончилось именно так. История с долгостроем затянулась, но теперь можно не сомневаться, что эти старики все-таки придут в свой дом. Может, он — дом этот — окажется в итоге не таким красивым, как в рекламных роликах, но это будет современное добротное жилье. И, кстати, у Волошиных будут прекрасные соседи — креативная и энергичная Катерина Петровская, шумное и веселое семейство Михеевых, интеллигентные Латынины… Наконец-то заживут люди! Квартира в России — это же больше, чем жилье. Это сама жизнь… Да, и вот еще: надо созвониться с той Татьяной, которая подруга бабы Любы, и вместе съездить навестить старушку в доме ветеранов. Как ее? Бабушку Мару. Хотя, может, в дом ветеранов ехать не придется, Анатолий Эммануилович сказал, что ее печальную историю тоже подняли в связи с расследованием гнусных дел банды мошенников, так что можно надеяться, что старушка вернется в свою квартиру… Я крутила руль и улыбалась благостно, как тихая дурочка. Было довольно рано, рабочий день еще не закончился, московские улицы не закупорили бесчисленные пробки — ехать оказалось приятно. За окнами догорала осень — костры рябин и все такое, еще густые кроны старых лип золотились, как купола соборов, — почему я только сейчас заметила, как это красиво? Душа запела, в тон ей запиликал мобильник. — Елена Владимировна, здрасьте! — деловито протарахтела Даша под аккомпанемент жизнерадостного младенческого ора. — Я на минутку, в двух словах. Мне девочки из мэрии позвонили, я же интересовалась той стройкой. Так вот, есть срочная новость: «Супердом», что рядом с вами, другая компания достраивать будет, Фокса, видимо, слили, теперь дело сдвинется с мертвой точки, и надеюсь, вас ждут перемены к лучшему! — Не снесут хотя бы — и то хорошо, — умеренно порадовалась я, но молодая мать уже отключилась. А телефон опять зазвонил. — Мам, мы с Фомкой в кино пошли, а тебя дома теть Наташа ждет, веселая — аж сияет и искрится, — доложила Сашка. — Она там шампанское притащила и в морозилку сунула, так ты смотри, холодное не пей, у меня прополис на скипидаре закончился, горло твое лечить нечем! — Холодное не буду, — пообещала я, умилившись дочерней заботе. — А ты чтобы до двадцати двух ноль-ноль дома была. Сашка в ответ только фыркнула. Надеюсь, это означало согласие. Я попыталась припомнить, что там у нас еще есть в холодильнике, кроме привезенного Наткой шампанского? Прополис на скипидаре кончился — это хорошо, он противный, но еще молока нет и хлеба, и мяса какого-нибудь нужно купить, и картошки, впереди выходные, вдруг Говоров приедет… Тут точно в тему мне позвонил Таганцев, коротко поздоровался и спросил виновато: — Лен, а ты Никитосу про ваши с Наткой приключения не рассказывала, что ли? — А ты что, рассказал?! — охнула я. — Конечно же, я берегла любимого от потрясений… — Ну а я, прости, не уберег, — повинился Костя. — Я ж не знал, что он не в курсе, хотел повеселить мужика, про каблуки твои рассказать… Это же анекдот натуральный, шпильки бабьи — пыточное средство, а тебе вот жизнь спасли! — Жизнь мне ты спас, за что тебе большое спасибо, а вот за то, что Говорову все растрепал, благодарить не буду…