— Отвези меня в магазин! На пороге Варвара, с прилизанными и намазанными чем-то жирным и блестящим волосами, с висюльками из шариков с обеих сторон. Евгений покорно встаёт, выключает компьютер, идёт за Варварой. Он служит Варваре. Их отношения начались со дня её рождения, с первой минуты Варвариной беззащитности. Кривая улыбка с розовыми беспомощными дёснами, голубые глаза — в его породу, пух волос. У Елены — пух волос, лёгкий, детский, он может лететь и взять с собой в полёт саму Елену. У Варвары — тоже пух волос. Варварины глаза не похожи на Еленины, но, он чувствует, Варьку ему послала Елена, вместо себя. Первое движение Варвары — руки тянутся к нему. Первая улыбка — ему. Первое слово к нему: «Папа!» Варвара бежит к нему и виснет на нём, едва он переступает порог дома. Варвара ему шепчет свои секреты, свои сказки и свои стихи. Лишь научилась говорить, стала сочинять сказки и стихи. Первые сказки — про зверей и ураган, про зверей и солнце. Странная смесь греческих мифов, русских сказок и сводок погоды. Телевизор и радио работают круглые сутки, и Варварины уши ловят каждое слово, каждую краску в телепередаче, каждый звук и ритм мелодии. Её стихи певучи — их можно танцевать и петь. После зверей появился герой-человек, и это был он, Евгений. Даже прихрамывал, как он, и в этом прихрамывании — героизм. Он повредил ногу, когда спасал девочку от жестокого робота. Девочка — Варвара. И вот она, Варвара, теперь спасена и может бегать, и прыгать, и танцевать, и сочинять. Евгений прижимал Варьку к себе — словно снова плыл в своём Чёрном море. Варвара — Еленина дочка. Варьку послала Елена. Варвара под водительством Елены спасла его, вывела из метели, из бурана, из бреда Кольского. Пусть он не видит Елену во плоти, она вот она, здесь, в худенькой Варвариной оболочке. Еленина душа — в Варварином тельце, и Евгений несёт её и несёт, и никто не сумеет разлучить его с этой ношей. Заморозка не распространялась на детей. Дети — проталины в нём, замороженном. Он жил в те минуты, когда дети оказывались рядом с ним. Варвара росла быстро. Вот она заглядывает ему в лицо: — Папка, к тебе пришли обидки? Я тебе сейчас подую, я тебе сейчас посвищу, и всё пройдёт. Смотри-ка, это колдовство. — Она дует, и присвистывает, и вытягивает губы трубочкой, и водит руками вокруг его головы. — Ну, что? Обидки ушли? Варвара чувствовала его настроение, его состояние и умела вывести из плохого. Зачем он увёз её в Америку? Америка переработала Варвару, перетасовала её клетки, взболтала, выхолостила душу. А может быть, началось это раньше, в Москве, когда Вера вдруг забрала детей из школы: «Зачем им школа? В школе плохо, в школе ничему толковому не научат, а мы дома быстро пройдём все учебники». К тому времени, когда Вера просыпалась, дети уже уставали от беготни, игры, телевизора и заниматься не хотели. Учебники валялись на полу вместе с огрызками яблок и шелухой от семечек, а они смотрели фильмы по телевизору, все подряд, взрослые и детские. Вера кричала на них, тащила их за руки к столу — заниматься, они вырывались, возвращались к телевизору. Она везла их в родительский дом, но и там они заниматься не хотели. Они любили играть, есть и носиться по двору с дворовыми ребятами. В магазине он ходит следом за Варварой, ловит каждое её движение. Это его дочь?! Но между ними нет никакой связи! Едва доволакивает себя до койки. Почему порвалась между ними связь? Когда он потерял Варвару? Что случилось с ними в Америке? Глава седьмая ВАРВАРА 1 Жизнь — игра и картинки. Картинки, которые рисует мать. Картинки, которые возникают каждую минуту в их большой семье: все дети — в куче-мале или играют в поезд, или пляшут под музыку, что играет Ляля. И она с ними, ещё ползунок. Помнит новую большую квартиру, в которой они остались с Вадькой вдвоём. Самым главным в жизни стал телевизор. Картинки на экране сменяются. Ходят лоси по лесу, на мотоцикле везёт Женю Тимур к отцу, растёт человеческий детёныш в лесу среди зверей. Целый день Варвара может носиться по двору вместе с толпой таких же, как они с Вадькой, или сидеть перед экраном, жевать булки, грызть яблоки, и ничего ей больше не надо. Её вырвали из грохота телевизора, из валяния на полу, из игр большой семьи, куда они снова стали часто приходить, из двора, по которому она носилась, в котором орала и дралась. Самолёт, такси. Её «Я» вмещает в себя краски, звуки, двух-трёхэтажные дома, мимо которых они едут, знакомую отца, встретившую их на аэродроме, новую еду, полуподвал с широкими тахтами. Она разбухает от ощущений и впечатлений. И засыпает на полуслове. Отец почти всё время в бегах. Заскочит на несколько минут, подхватит её, прижмёт к себе и снова убежит. А они и здесь весь день сидят перед телевизором. Мультфильмы идут один за другим, яркие, слепящие. Вполне можно понять, о чём они, и не зная ни слова, только смотри внимательно. Они выходят на улицу. Здесь нет двора, как в Москве, в котором играют все ребята округи, здесь нет на улице ребят, здесь нет больших домов, и очень душно. Постоят они с Вадькой на улице, посмотрят на проносящиеся машины и вернутся к телевизору. «Я» Варвары — это то, что Варвара хочет, то, что видит и слышит, то, что понимает. И всё и все для неё! Тётя Роза, готовящая для неё еду, дядя Жора, покупающий ей шары и магические карты, Сеня и Кира, рассказывающие ей страшные истории, Вадька, везущий её на своей спине, папка, приносящий вкусные конфеты. Потом — пустая квартира, поиск мебели по улицам. Сосущий голод, пакеты с хрустящей картошкой и кукурузой. «Я» разбухает в жаре и в бездействии. Отца нет дома, мать спит или читает. Кира ушла на занятия — дядя Жора устроил её на английские курсы. Плавает дым по дому живым существом. Посреди дома — пакеты с нарядами. Юбки, брюки, плащи и куртки. Мерить не хочется, жарко. Время тянется жвачкой, белое, тугое. Школа. Много чёрных детей. И ни одного понятного слова. Она глуха, она нема, ей физически больно от какофонии незнакомых звуков. Подходит учитель, открывает перед ней книгу. На картинке — девочка и мяч. Девочка — «girl», мяч — «ball», ложатся рядом слова. Все вместе повторяют эти слова и пишут в тетрадках. Играют. Разноцветные кубики с буквами складывают в слова. После уроков всех сразу разбирают родители. За ней в класс приходит Вадька, и они идут домой. Идти недалеко, два блока. Мама спит, они открывают холодильник, достают мороженое и пакеты с печеньями, хрустят, смотрят телевизор, обсуждают, что поняли сегодня, что узнали, сколько слов сегодня запомнили. Теперь её «Я» — в Америке — тощее, в нём её мало, и оно скулит. Отец спит, когда они с Вадькой уходят в школу, его нет дома, когда они возвращаются, а мать спит. Мать просыпается часов в шесть-семь и начинает ругать их: почему всё разбросали, почему не сделали уроков, почему не вымыли чашки. Кира приходит поздно, и всегда её привозит на машине Сеня. Он заходит, здоровается с ними, целует Киру на прощанье и, не сказав им ни слова, уходит. А они прилипают к окну — смотреть, как он садится в свою большую машину, как осторожно трогается с места. Кира изображает из себя взрослую, в их игры не вникает, а покровительственно спрашивает: «Вы не шалили сегодня?» Но жила с ними Кира недолго. Она сказала, что выходит замуж, и переехала к Сене. Совсем редко стали видеться. В школе есть несколько чёрных девочек, которые остаются во дворе, когда других забирают родные, и Варвара вместе с ними лазает по лестницам, носится, играет в мяч, гоняет с ними порой и дотемна. И только голод загоняет её домой. Асфальт, баскетбольное кольцо, около которого скачут мальчишки, дерево, голое зимой и белое весной, с пахучими цветами — её «Я». День за днём тянется, проскочил год, второй, третий. Теперь она понимает каждое слово, теперь её главная жизнь — здесь, с чёрными девчонками. У Оливии четыре брата от разных мужчин. Придёт мужчина, трахнет, как говорит Оливия, мать, уйдёт, придёт — уйдёт, а у матери опять растёт пузо. Мать хочет, чтобы Оливия сидела с братьями, а Оливия не хочет. Братья орут, им надо попки вытирать, их надо кормить. Вот почему она здесь до темна.