Антония выпрямилась, потирая затылок. Летучая мышь стремительно пролетела мимо окна: бархатная безмолвная тень, прочертившая след через звезды. То же самое должен был видеть Кассий в свою последнюю ночь на земле, когда он составлял свою загадку. Хотя, если верить официальной теории, это не более чем ироническая игра слов. «Ищите Ликарис в вине, — призывал он потомков. — Но вы не найдете ее нигде, так как ее не существует. Я создал ее». Нет, нет, нет! Официальная версия ошибочна. Не таким человеком был Кассий, чтобы прощаясь с жизнью, придумывать иронические пустяки. Он был слишком прямым и неустрашимым для этого. Загадка была важна для него. Ликарис существовала, и Кассий любил ее всем сердцем. Даже если бы не было других стихов, одно стихотворение, написанное им в начале их отношений, могло быть неопровержимым доказательством этого. Долгий взгляд один — и я повержен! В кровь мою вошла, хотя в ту пору Я понять не мог, что это — навсегда… Позже встретились мы с ней в тенистой роще, Ее дыханье передалось мне, а мое — ей, Мы горели, как в огне… Мое сердце пело, взмыв в небеса… А теперь, как Пегас, лечу я к звездам И брожу по зачарованной Луне… Мрака конь надвигается на небо, С ним и я — теперь бессмертен! На плаще моем она тихо дремлет, И лицо ее светится, как мрамор. Антония опустила карандаш и посмотрела в темноту. В сравнении с такой любовью что значила бледная, острая зависимость, которую она питала к Майлзу? Как она вообще могла подумать о Майлзе в такую ночь? Ни Майлз, ни Патрик — никто из них. Особенно Патрик. — Иди спать, — сердито сказала она, собирая бумаги в кучу. Через две недели раскопки закончатся, и каждый пойдет своим путем. Ей больше не придется наблюдать Патрика с Нериссой, которые кружатся друг перед другом, как пара красивых кошек, пока они с Майлзом разыгрывают свою жалкую пьесу на боковой сцене. Две недели, и она никогда больше не увидит Патрика. Две недели, и все будет позади. Глава 8 Родовой склеп недалеко от Порта Капена. Рим, 25 июня 53 г. до Рождества Христова В темноте Кассий различил темный силуэт Альбии на скамье маленького садика перед гробницей. Он и Фенио, его раб, двинулись навстречу ей через кипарисы. Хотя месяц был только в первой четверти, они без труда нашли дорогу. За три месяца им был знаком здесь каждый камень. Фенио совместно с Альбией остались держать дозор, а Кассий направился к склепу, дверной проем которого выделялся слабо мерцающим прямоугольником света. Когда он оставлял их на скамье, Альбия послала ему вдогонку странный взгляд, и он удивился, что бы это значило. Мгновение спустя он понял. Едва он достиг входа, как что-то взорвалось напротив дверного косяка на расстоянии ладони от его головы. Он едва успел уклониться, как еще один снаряд с шумом просвистел над его головой. Выпрямляясь, он смахнул с плеч осколки терракоты. В теплом ночном воздухе вокруг него разлился запах оливкового масла. Он улыбнулся. Она швырнула лампу. — Ты лучше побереги последнюю лампу, или никогда не сможешь найти свою цель. — Ублюдок! — раздался голос из тени. — Какое тебе дело до того, что я делаю? — Где ты? Здесь темно. — Какая тебе разница, где я? — Тацита, ты о чем? — Как будто ты не знаешь! — Нет, я… — Так когда же ты собираешься мне сообщить, что тебя отправляют в Галлию? Так вот в чем дело… — Сегодня вечером, — сказал он ровно. — Лгун! — Нет, я собирался сказать тебе сегодня вечером. Это правда. Я сам только вчера узнал. Когда его глаза привыкли к темноте, он увидел ее плащ, брошенный на плиты. Сама она была в дальнем конце камеры, в отдалении от сохранившейся лампы. Она ходила, как львица в клетке. Он подумал, что она великолепна. — Тацита, — сказал он спокойно, — ты ведь знаешь, что я должен уехать. Ты ведь знаешь. — Нет! Не знаю, потому что ты не сказал мне! Я узнала об этом от нового мужчины Альбии. От продавца кальмаров! Он спрятал улыбку. Он гадал, что ее так разозлило: то, что он не сказал ей о своем отъезде раньше, или то, что она услышала новость от торговца рыбой. — Когда-нибудь это должно было случиться. Я и так продлил свое пребывание в Риме больше чем мог. — Я чрезвычайно польщена! — Я нужен там — я знаю местность. — Ладно, так скажешь или нет? Ты не лучше простого крестьянина. Он подошел к ней и повернул ее к себе. И был удивлен, почувствовав, что она дрожит. Она крепко обхватила его за талию и спрятала лицо у него на груди. — Меня не будет шесть месяцев, самое большее, — прошептал он в ее волосы. — Нет, — сказала она голосом, приглушенным его тогой. — Боюсь, ты уйдешь навсегда. Эти дикари перережут тебе горло там, в горах. И бросят твои кости канюкам на съедение. — Она издала судорожный вздох. — И даже если ты постараешься остаться в живых… Я слышала об опасностях, которым ты можешь подвергнуться. Это заставило его усмехнуться. — Чего тут смешного? — Ты смешная. Ты ругаешь меня за риск, а сама пытаешься раскроить мне череп лампой. — Не шути, Кассий. Не сегодня. Он сжал ее крепче. Постепенно дрожь прекратилась. Спустя некоторое время она спросила: — Сколько у тебя времени перед отъездом? — Неделя. Может быть, мне удастся растянуть на две. Он нагнул голову, чтобы вдохнуть аромат ее волос. Перечная мята и миндальное масло — смесь, которой она пользовалась, чтобы волосы блестели. Она отодвинула складку его тоги и спустила тунику на одном плече, потом наклонила голову, и он почувствовал на коже ее теплое дыхание. Ее мягкие губы шли вдоль линии по его ключице. Она открыла рот и укусила его так сильно, как только могла.