Часть 17 из 60 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Побеседовав десять минут и разглядев что-то манящее к себе на потолке («Ах, нет, показалось»), Алевтина Эдуардовна покинула коммунальную квартиру. Благодетельница вздыхала спокойно, убеждаясь, что старушка еще не двинула кони, но на пути домой ей не становилось легче.
Глава 10
Есть вещи, которые надо прежде видеть, чем в них верить; и есть другие, в которые надо прежде верить, чтобы их видеть.
Пьер Буаст
1
Следующие несколько дней были для Павла одними из лучших в его тогдашней жизни. Несмотря на все прежние неприятности и напасти, никуда не годные условия для проживания, злодейку хозяйку, которая предоставляла им всем тут «жилье», и все такое прочее, он неожиданно для себя решил, что все может быть иначе и что жизнь в его руках.
Он отчетливо помнил, как посреди этой недели проснулся в неожиданно хорошем настроении и зашагал бодрым шагом мимо Юсуповского сада, озаренного лучами зимнего солнца, в сторону работы. А потом, когда он неплохо поработал, Павлу свезло оказаться в самом центре тусовки у девочек-соседок из Новосибирска. Выпивали, шутили, интересовались друг другом совершенно искренне, понимая, что все тут на птичьих правах. К Алине и Марине пришли друзья, так что скучно никому не было. Из колонок играли песни фанерщиков «Би-2», но никто не был против. А под конец один хипповый парень, собирающий на автозаводе запчасти, разорвал отношения со своей девушкой, которая нажралась и вместо него обнимала батарею.
Вышли покурить на лестницу, и новый знакомый рассказал:
– Мы встречались полгода. Смотрю, начала сидеть на бутылке. А летом она уехала отдыхать в Турцию, и потом я нашел диск с порнухой – как она с арабом трахается… Так что не, на фиг. Иногда разлука – это такое дело, что надо радоваться, что человек от тебя отлепился, а не наоборот.
Тем не менее этот герой-страдалец что-то да недоговаривал и, получив порцию общественного осуждения со стороны женской половины компании, был выгнан за дверь.
Следующие несколько дней Паша сидел дома в творческом отпуске. Но быть без работы не значит быть без дела. Как-то так вышло, что он познакомился с молдаванином Гришей, и вместе они и раковину починили, держащуюся на палке от швабры, и поменяли смеситель в ванной. Словом, стало можно жить!
После этого соседка-удмуртка его зауважала, ну и все путем. Вышло так, что, несмотря на расставание с бывшей девушкой, он зажил полной жизнью и со всеми, с кем мог, сдружился.
В общем, ненапряжная и во всех смыслах удивительная была неделя.
* * *
И пока Павел занимался ремонтом и возвращался, что называется, к жизни, Алевтина Эдуардовна в другом подъезде этого же дома устраивала творческий вечер. Ребята, живущие в остальных коммуналках дома на Вознесенском проспекте, декламировали собственные стихи. И пускай сценой для них являлся большой и длинный, крепко сбитый такой бильярдный стол, а зрительным залом – комната с большим потолком, который протекал, всем было хорошо. На полу были расставлены свечи, а обшарпанные стены были облеплены картинами и рисунками художественно одаренных ребят.
Народу было что-то около сотни, и никто не скучал. Девчонки фоткались с мальчишками и все в таком духе. На полу стоял притащенный каким-то энтузиастом самовар, и можно было угоститься чаем с печенинкой. А если найдется одноразовый пластиковый стаканчик и хватит шампанского, то попроси, и собрат нальет тебе немножко.
Алевтина Эдуардовна и ее дочь сидели на стульях, обитых розовой тканью, в окружении незнакомых им ребят. Стулья, казалось, рассыплются, но на безрыбье и рак щука.
Короче говоря, Алевтина Эдуардовна с некоторых пор решила, что отдавать иной раз приятней, чем брать, и мало-помалу меняла свое отношение к людям. Не последнюю роль в этом сыграла дочь Аня, наставившая маму на путь истинный. Долой коррупцию! Даешь благотворительность!
«Ведь правда, у этих людей особых денег нет. Ни ворованных, ни честных. Дом и так на ладан дышит. Может, она и права, что надо поменьше брать за электричество. Хотя бы с тех ребят из двадцать пятой», – думала эта женщина с золотыми волосами. На лице ее сияла улыбка, несмотря на усталость в глазах. «Всему этому нужно посвятить время. А еще с внуком надо посидеть», – прошептала она самой себе еле слышно и продолжила наблюдать за происходящим на сцене.
И все же пока ей было тяжело быть благодушной ко всем страждущим, которые ее окружали. Да и эта девчонка-полуножка вызывала пока что в ней какую-то брезгливость, ей самой не очень понятную.
Но, может быть, со временем удастся все разрулить… А пока можно поесть ананаса и пригубить малость советского шампанского. Конечно, не по-чиновничьи… но ей нравилось.
Да, знал бы об этом благотворительном вечере Павел, был бы он здесь, возможно, ничего плохого бы не произошло…
– А чего ты не идешь с ребятами на творческий вечер? Алевтина Эдуардовна устроила, – спросила Павла удмуртка.
– А-а-а… э-э-э-э… – растерялся молодой человек. – Ну-у, наверное, потому, что раковину с Гришей прикручиваем к дранке.
– Молодец. Подходи если что, мы с дочкой щас туда двинемся, – позвала его соседка, а он все же покрылся мурашками от ее голоса. «Жаль, что она по-прежнему звучит как обезьяна», – подумал Паша про себя, а вслух спросил у Гриши:
– А что ты думаешь про хозяйку? Вечера там… Акции для обездоленных. А сама денег с нас за электричество берет, будто у нас в комнате сварка идет полным ходом. Да и Кристину она гнобит. Мне вот она не нравится.
– Не судите, да не судимы будете. Помнишь, откуда это?
– Перед Рождеством тренируешься? – Паша попробовал срезать мужика.
– Нормальная она тетка, я тебе говорю. Сперва кажется… – новый знакомый на несколько секунд замялся, обдумав, говорить собеседнику об этом или нет, – …мутной, а потом понимаешь..
– Что она не злая, а просто народу тут много? – Несмотря на то, что Павел не любил, когда его, что называется, учат жизни, он был достаточно гибким, чтобы изменить мнение о человеке, если он этого достоин.
– Да, точно. Чтоб никто не выделывался. Так что, – сказал Гриша, чихнув, – не все такие чудовища, как можно сперва посчитать. Подумай об этом.
– Аминь.
Слова местного сантехнических дел мастера не вполне убедили Павла. В его сознании все крепче становилась мысль о том, что Алевтина Эдуардовна, эта коррумпированная дрянь, которая не очень держит людей за человеков, заслуживает смерти…
Впрочем, за эти несколько дней он понял, что несчастлив не из-за нее, а из-за себя. «А может, обойдется и без радикальных мер», – подумал Павел и с болью и негодованием вспомнил, как сильно оскорбило Кристину отношение хозяйки к ее здоровью.
– Грих, может, ты и прав. Но я думаю, что некоторые вещи прощать нельзя, а горбатого только могила исправит. Не терпеть же это?
– Ну, смотри сам. Меня она устраивает, деньги, хоть и небольшие, платит. О, вот и все. Мы молодцы! – Воскликнул молдаванин с добрыми глазами и хрипотцой в голосе о раковине, держащейся теперь не на соплях.
– Спасибо за помощь!
– И тебе спасибо. Не благодари. Ты позвал, а подсобить здесь – это моя работа. С ванной-то справились. Ну и здесь все оказалось решаемо, – ответил Гриша, собирая инструменты.
– Доброй ночи.
– И тебе.
2
Спал в ту ночь Павел очень беспокойно.
Молодому человеку приснился сон, очень четкий и конкретный. Прямо скажем, реалистичный. Вот Петербург, Сенная площадь. Люди снуют туда-сюда. А вот и знакомый Вознесенский проспект, 33. Двор дома, в котором живут они с Кристинкой. Зима, снежок сыплет и настроение такое… новогоднее, как в детстве, когда ждешь чудес и Деда Мороза. Все крайне приветливо, и, несмотря на морозец, на улице хорошо и уходить не хочется. Но Павла зовут друзья на творческий вечер в арт-пространстве дома. Как говорится, бьют – беги, а зовут – иди.
Куча народу, приятные все лица. Тусовка, массовка. Ананасы и советское шампанское. Кисло, но на халяву все вкуснее. А потом раз – пространство дома изменяется и вместо нынешнего уютного постсоветского андеграунда превращается в пародию на автомобильную парковку, смешанную с кладбищем. Паника, крики, звон. Страх берет! Павел стоит, смотрит на все это дело и пошевелиться не может. А народ бежит прямо на него. Потом раз – и все куда-то исчезают. Все как один.
Только в ушах остается звенящая тишина и больше ничего. Кроме чувства всепроникающего одиночества, от которого никуда не скрыться. Но что это? Дом вновь залит солнечным светом. И пусть внутри стены его местами обшарпаны, а удобства оставляют желать лучшего, с тоской вспоминая о временах своей молодости, раньше, казалось бы, от этой неприкрытой простоты и бедности веяло теплом и безопасностью. Но теперь, во сне, все вроде бы то же самое – тот же дом, те же стены и обстановка. Вот только уюта нет. Одна лишь пустота, и солнечный свет не греет и не позволяет тебе надеяться на лучшее, а только леденит душу, оставаясь к тебе безучастным.
Пустые комнаты и никого нет рядом: броди где хочешь, словно ребенок, играющий в какую-то приключенческую игру в своем собственном мирке пульсирующего яркими красками воображения, ведь знаешь, что это сон. И ходишь, но без удовольствия, пусть даже чувствуешь себя здесь хозяином. Хотя это только снится, а все равно – страшно. Спишь и видишь, что не ты хозяин этого дома, а он владеет тобой. Тем более, когда ты с ним один на один. «Я твой, делай со мной что хочешь», – говорит он, приглашая тебя войти в очередную комнату. Но затем становится ясно, что это все – насмешка, ведь дом бесполезен, а ты в нем – взаперти.
Проснулся Павел сам не свой, свой не сам. На лбу холодный пот, даже наволочка мокрая. Хотел было отшутиться перед самим собой – мол, «пить меньше надо», но вместо этого шумно выдохнул, чем разбудил Кристину.
– Пах, ты чего кряхтишь… Все о’кей? – Девушка была явно встревожена, но ее тревога действовала на него успокаивающе.
Придя в себя, он с удовольствием отметил, что ее лицо, пусть и тронутое сном, так же красиво, как и днем.
– Да, Кристиш, все отлично. Во сне бывает, дернулся и саданулся локтем, – ответил Павел, заметив, как по щеке присевшей вдруг на его кровать соседки скользнул белой полоской свет дворового фонаря.
Классный момент был испорчен мыслями о кошмаре. Молодой человек был частью сновидения, как зритель становится частью захватывающего фильма, и это пугало больше всего. Парню захотелось съехать с темы и не думать, что сны хранят в себе мир – другой, но не менее реальный.
– Фигасе ты резвая! В два прыжка до меня добралась. С чего бы это? – улыбнулся он, надеясь не рассказывать ей, что произошло на самом деле.
Но Кристина была умна и из лучших побуждений спросила, легонько положив свою молочного цвета руку ему на плечо:
– Серьезно, дружок. Что за фигня?
Тут эта парочка, оба два расхохотались так, что разбудили даже Вику, которая поспешила что есть силы постучать им об этом в стенку.
– Ладно, все. Давай успокоимся, – сказал Паша, стукнув удмуртке в ответ.
– Ха-ха, а чего ты заржал? Не, ну серьезно. Кошмар приснился?
– Почему тебе не все равно?
– Мы живем вместе. Ты меня поддерживаешь. Этого мало?
– Да не, нормально. Ну… – Павел вдохнул поглубже, ныряя в воспоминания о кошмаре, и, вынырнув из них, ответил: – Я не все уже помню, да и сон, в общем-то, ниче особенного. Но в общем он примерно такой. Представь себе Питер. Наш дом. Всякие люди с улицы через арку в него заходят, а обратно не возвращаются. Так, словно внутри и нет никого. И не было никогда. Будто бы дом совсем пуст. Ну, или он, не знаю… проглотил их, что ли. Похоронил их в себе. Потом бац – смотрю, а я уже в доме нашем. А он и правда весь такой пустой. Большой и весь сквозь окна залит солнечным светом, и как будто живой, но все-таки мертвый, потому что в нем никого нет, кроме меня. А потом раз, откуда ни возьмись, куча народа – безликие и какие-то разномастные молодые ребята, и все толпой бегут за мной, бегут и вдруг – нет никого. – Парень сделал очередной вдох и оценивающе посмотрел на девушку.