К чести Игоря, он соображал, на что и когда делать ставки. Но в целом это ничего не меняло: выиграй тот хоть пять тысяч, потратит все на выпивку. Поэтому Игоря надо убить. И еще потому, что со смертью Ольги ребенка суд отдаст законному отцу. А этого никак нельзя допустить, размышлял Антон. Закон, конечно, есть закон, и логика его Антону была ясна: сначала прими ребенка, раз обязан содержать, а уже потом, если надумаешь, пиши отказ. При таком раскладе шансы Антона остаться с дочерью, даже если она этого хочет, малы, ведь она всего лишь одиннадцатилетняя, то есть не достигшая совершеннолетия. К тому же для органов опеки и им подобных Антон после смерти дорогой Оли меньше, чем никто, так как у него нет даже опекунства. Это значит, что отнять девочку у него могли при первой же возможности. Например, раздастся звонок из школы куда следует: – Да, вы совершенно правы. Ольга Викторовна, к сожалению, умерла. А это значит, что Машу воспитывает ее муж. Но вы же знаете, какие сейчас мужчины. А чтобы быть хорошим отцом-одиночкой, нужно не только хорошо зарабатывать, но и любить приемного ребенка как своего. Да, вы знаете, вряд ли он на это способен. В школе-то бывал раза три. Правда, на машине. Но представьте, что будет, если он, не подумав, сядет пьяным за руль и угробит ребенка. Так что я его, конечно, не осуждаю, но вы понимаете… Нет, этого не будет. Антон категорически не хотел об этом думать. Да и потом, вопрос опекунства решаем. Это пока что его нет. Но все хорошее требует времени, а оно пока что есть. А чтобы поторопить события, надо подкинуть дров в топку Игорю. Мучила ли Антона совесть в ту пору? Первые недели да, а затем он окончательно убедился, что имеет исключительное моральное право совершить задуманное. Во-первых, потому что он делал это ради Машиного благополучия – любовь требует жертв (или жертвоприношений), а во-вторых, Игорь и не пытался бороться. Иногда Антон спрашивал: – Игорюх, но ты же понимаешь, что если бы не твоя работа, которая держит тебя на плаву, то ты давно бы уже сдулся и издох? – Согласен, – отвечал биологический отец естественному, закладывая очередную стопку за воротник. – Но меня и так все устраивает. «Ну раз так, то пей на здоровье», – думал Антон, все меньше и меньше жалея алкоголика, от выпитого и интоксикации организма временами покрывавшегося испариной и красными волдырями. «Пей, а я буду добавлять тебе таблеточек в водочку, деньжат на «Охоту» добавлю тоже. Хотя нет, лучше буду покупать тебе это сам – для надежности», – продолжал свою мысль Антон, наблюдая, как неделя за неделей его конкурент угасал. Равно как и его любимая супруга. До сих пор грустно вспоминать, но в те дни он чувствовал себя участником аттракциона «Смерть близких: у кого нервы сдадут быстрее». Когда он думал об этом, в его голове возникал Андрей Малахов. Ведущий «Большой стирки» с задорным рвением продолжал предыдущую мысль Антона, говоря в воображаемый телеэкран: – Ответ на этот вопрос мы узнаем после рекламы. Не переключайтесь. Возможно, чтобы не сдаться и не опуститься ниже плинтуса, Антон и зачерствел. С другой стороны, хвала Игорю – он был для Антона тем, в кого нельзя превращаться, если не хочешь потерять всех, кто тебе дорог. Потому что из некоторых мест обратного хода нет. Так длилось почти полгода. Заходя к Игорю раз в неделю на протяжении этих мрачных дней, Антон окончательно отстранился от того, с кем имеет дело. Игорь, в общем-то неплохой мужик, угасал, все больше матерясь, писаясь под себя, заговариваясь и теряя сознание все чаще… Бывший спортсмен, а затем – диспетчер одного из железнодорожных вокзалов, заработавший себе сам на квартиру (ту самую, которую он подарил Ольге, кстати), сгорел как свеча в своей коммуналке. С блестящим талантом выживания в комнате, походившей все больше и больше на хлев, пропахший спиртом и потом, Игорь не раз показывал Антону мастер-классы по выпиванию сырых яиц столетней давности. Это зрелище, на которое нельзя было смотреть без содрогания, фокусник-алкоголик сопровождал следующими словами: – Притом, что они уже давным-давно стухшие, меня это не берет. Может, и есть какие-то болячки, но я их не чувствую. Видишь, как проспиртовался. – Может быть. Но ты только не думай, будто стал Кощеем Бессмертным. В России с легкостью подделывают лекарства. Как думаешь, это посложнее, чем подделывать пивко? – Да х… его знает. – Из уст Игоря вырвалось грязное ругательство. – Ой, извини. – А я вот в курсах, что у нас огромное количество алкогольных психозов и прочих бед именно из-за паленой продукции. Не удивлюсь, если молдавские виноградники орошают дустом. Да и вообще, цифры говорят, что… Но тут, отвлекшись от своей праведной тирады, Антон замечал, что Игорь уже крепко спит, завернувшись в занавеску, словно младенец в пеленку. И конечно, Антон не знал, сколько бы прожил Игорь без знакомства с ним, но фактически биологический папа Маши завернулся в саван, как уже говорилось, за полгода пьяного угара. Может, оттого, что, как говорят, печень провалилась в трусы, – ведь под конец у этого алкоголика глаза приобрели красно-желтый цвет, отчего светились, будто волчьи. А может, оттого, что люди так устроены: в меру эгоистичны, агрессивны, жестоки. Разок споткнулся, и не дай бог, тебе не помогут подняться. Тут уж или борись до конца, или виси на краю пропасти. Жди, когда тебя подтолкнут к падению в ад. А если уж решил выбраться из канавы, то иди вперед, кто бы ни попадался тебе на пути. Если же тебе не дорога жизнь («днем раньше – днем позже, ведь все равно сдохну»), тогда не обижайся – жди, когда тебя закопают, раз сам протягиваешь людям лопату. * * * Вот так сгинул биологический отец Маши. Не было особой проблемой оставаться инкогнито для соседей по коммуналке: переоделся в машине, оставленной за два дома до жилища Игоря, и вперед – играть свою роль собутыльника. Тем более что Ольге становилось все хуже, а это не могло не изматывать нашего героя. Так что, можно сказать, он мастерски вошел в образ… Короче, подтолкнуть Игоря к прыжку в бездну небытия (без всякого парашюта в виде веры в afterlife[30]) было довольно легко. Все потому, что, когда знаешь зачем, то как – не вопрос, согласно известному высказыванию. Но Игорь был и сплыл, и понимание того, что его любимая супруга, все больше похожая на ожившую деревяшку с головой усохшей куклы, завалявшейся в пыли на чердаке, едва не сделало из самого Антона уставшего от жизни пьяницу, сломленного под тяжестью испытаний (или пыток) Судьбы… Если и можно считать, что ему стало легче, когда жена умерла, то только оттого, что она перестала страдать. С ее уходом, как ни странно, страдания Маши и Антона тоже ослабели: ее поезд ушел в Рай, тогда как паровоз для них еще не подоспел, застопорившись на одной из станций в ожидании очередных пассажиров… Парадоксально, но когда память волей-неволей окунала его в омут тех мрачных дней, вязких как топь, Антон с благодарностью вспоминал Игоря – не будь его в то время рядом, наверняка он бы не выдержал напряжения и разорвался меж двух огней… Но Игоря уже не было, а Антону еще предстояло пережить утрату любимой женщины, и сделать это так, чтобы его любимая падчерица не потеряла веры ни в себя, ни в afterlife, ни в человечество. Масштабная задача, не правда ли? 5 В начале августа Игоря не стало, а в конце октября, когда на улицах уже чувствовалось холодное дыхание приближающейся зимы, ушла из жизни Ольга. Антон живо помнил тот день, когда он шагал домой к жене из магазина, неся ей упаковку любимого грейпфрутового сока. Это было ранним утром, в пятницу. Дороги были подморожены, а на траве возле детского садика напротив их дома блестел иней. Застывшая в этом серебре трава цвета квашеной капусты напоминала прическу школьника, который впервые воспользовался лаком для волос. Морозный воздух был по-зимнему влажным, и в этой свежести для Антона было что-то от запаха спелых арбузов, которые достала из холодильника заботливая мама. Он шел домой к жене и старался не заплакать, понимая, что следующую осень Ольга не встретит. «Да и эту, если честно, не переживет», – сочувственно, но твердо сообщил ему внутренний голос. Голос был прав, и они оба это знали. При этом Антон позволил себе напомнить две позитивные вещи, которые придавали ему сил: Машечка проводила выходные у подружки, а значит, он мог сконцентрироваться на помощи своей жене. Вторым маленьким утешением служило уже то, что сегодня Оля смогла улыбнуться и, будучи почти в таком же хорошем настроении, как и до болезни, попросила его сходить за соком. Антона эта просьба тронула до глубины души. Оба понимали, что жить ей оставалось всего ничего и из больницы ее выписали умирать. Провести последние дни дома было желанием Оли, и оно было исполнено. К тому же Антон не знал, как лучше повести себя с Машей: с одной стороны, он хотел оградить ее от горя и смерти любимой мамы, а с другой понимал, что в одиннадцать лет его дочь – нет, их дочь – способна сама кое-что решить. И здесь, мягко говоря, было бы некрасиво ее ограничивать в общении с Олей. Мысли об этом противоречии раздирали его голову еще и оттого, что он помнил – воскресным вечером он встретит Машу в метро, чтобы они вернулись домой вместе – как это обычно бывало, если она проводила выходные у своих друзей. «Ладно, хотя бы два дня наедине с Олей», – подумал Антон, вздохнув. И тут же в голову закралась мысль: «А что если Маша не успеет проститься с мамой?» Не обращая внимание на тяжелое предчувствие и появившийся ком в горле, он оставил свой вопрос без ответа… ускорив шаг. – Думай о Маше, думай о хорошем. Да и врачи ведь тоже иногда ошибаются, – сказал он себе, зная, что ключевым словом здесь было «иногда». Что до Маши, она действительно все больше становилась тем лучиком (или светом из темноты), который помогал ему идти вперед и не сдаваться. Маша была его радостью, и вероятно, она тоже чувствовала, как сильно ему нужна ее поддержка. Маша, Оля и Антон – у них были хорошие, здоровые отношения, и вопроса о взаимовыручке в их семье не существовало. Она просто была. Услышав, как пропищало из динамика, когда он приложил «таблетку» от домофона куда надо, Антон с пакетом покупок в руках поднялся по лестнице. Он спешил к любимой жене, и оттого провозился с замком возле двери дольше обычного. Сердце стучало так бешено, что готово было разорвать грудь. Войдя, он выпрыгнул из ботинок. Швырнув куртку на тумбочку, Антон взял сок и прошел в комнату к умирающей женщине. Женщине, которая даже сейчас для него была родной и привлекательной, несмотря на почти полный паралич, вызванный рассеянным склерозом (аж три крупных очага – один из которых поселился на мозжечке). Женщине, которая одним взглядом своих голубых глаз была способна разжечь в нем огонь и в ту же минуту затушить это пожарище. Несмотря на ее нынешнее состояние, Антон по-прежнему относился к ней как к той женщине, с которой они познакомились в магазине будто бы совсем недавно. Он помнил, как в тот зимний день что-то побудило его без всякой задней мысли помочь ей донести покупки до дома, а потом они просто пили чай и общались. Спустя час он ушел и, честно говоря, не планировал возвращаться. Но что-то было сильнее него, и спустя неделю он примчался по адресу, который запомнил, и с замиранием сердца позвонил в дверь – откроет ему Ольга или нет? Она открыла, держа на руках хихикающую Машу. Девочка добродушно дергала маму за волосы и, посматривая на незнакомого дядю, спросила, а кто он такой. Мама ответила, что он ее друг, и впустила внутрь гостя. …Теперь же огонек в ее голубых глазах медленно затухал. И ничего с этим поделать было нельзя. Но все равно он был рад ее видеть даже такую, потому что она была жива и по-прежнему с ним. – Привет. Как ты себя чувствуешь? Я тут принес тебе сока. Сейчас, погоди, налью. – Антон, открутив крышку, наполнил стакан, стоявший на столике около их кровати. «Боже, как же сложно налить ей соку так, чтобы она не заметила дрожь в руках. Прямо «Миссия невыполнима», черт побери», – подумал он, поднося сок к ее губам. – Вот… Тихонечко… Попей, – сказал он супруге, заботливо поддерживая ее за спину. – Спасибо, – ответила она сухо, попытавшись изобразить на своем лице улыбку. Болезнь ей не позволяла. Паралич схватил ее мертвой хваткой так, что никакой генфаксон уже не помогал, и было ясно – это конец. Они смотрели друг на друга. Она с замиранием сердца, а он едва сдерживался от того, чтобы не оглохнуть – настолько сильно, казалось, раздавались удары в его груди. Внезапно, видимо, ценой чудовищных волевых усилий, у нее дернулась правая рука. Мгновенно поняв, что это значило, Антон нежно взял ее руку в свою. Он не знал, чувствовала ли она его прикосновение, но готов был поклясться (хотя, конечно, ему показалось), что она попыталась сжать пальцы. Последним, что он увидел в ее глазах, была благодарность. Затем она умерла. По иронии, выходные прошли в подготовке к похоронам. Вероятно, на фоне стресса (когда Антон решил откупорить стоявший «чисто для красоты» в серванте «пузырь» водки) ему примерещился Игорь. Взяв его за плечо, он посмотрел на Антона своими виноватыми собачьими глазами и сказал: – Хочешь быть, как я? Тогда вперед, выпьем вместе. – С этими словами жалостливые глаза превратились в волчьи, а в качестве закуски Игорь предложил отведать свою распухшую печень. – Гляди какая. Вся в дырках, будто сыр. Так что ты был прав. – Сказав это, Игорь исчез.