– А вот там камеры нет. Есть на автовокзале. Их там несколько. Но они до входа в переход не достают. Следователь сделал вывод, что Степан вернулся. Не пошел за Колей в сторону дома. То есть в сторону метро. До дома надо еще сорок минут ехать. – Итак, что у нас есть… – Юля сняла баранку с пальца и положила ее в центр стола. – Это подземный переход. С одной стороны, на входе, есть камера видеонаблюдения. С другой – нет. Ваш муж – Николай Смирнов – вышел оттуда и двинулся в сторону метро. Это зафиксировано? – Да. – А Фомин – нет. Он вернулся туда, откуда они пришли. Других вариантов нет. Не мог же он испариться. Я в это не верю. Значит, вернулся тем же путем, каким вошел. На автостанцию. – Его не видели. На камерах нет. – Значит, надо искать таксистов, с которыми он мог уехать. Человек в куртке охотника. С ружьем! Это запоминается. Его не могли не заметить, если, конечно… – Что? – Вера даже зад приподняла, нависая над столом. – Если только он сам не захотел стать незаметным. Глава 4 – Не густо. – Юля смотрела в распахнутый чехол от скрипки. Там лежали скомканная сторублевая купюра и горстка мелочи. – Плохой день? – У нас теперь все дни плохие, – охотно отозвался гитарист и виртуозно прошелся по струнам умелыми пальцами. – Что вам сыграть, уважаемая? Любой каприз за ваши деньги! Юля швырнула к деньгам пятисотенную купюру, заказала любимую мелодию. Парень исполнил ее на пять с плюсом, к нему тут же подключился саксофонист. Барабанщика не было. Инструмент стоял зачехленным. Но даже так вышло потрясающе красиво. – Барабанщик запил, – шепнул ей побирушка, незаметно подкравшись сзади. Высокий, худой, грязный, но странно приятно пахнущий мужчина улыбнулся ей, когда она обернулась. Белозубо, что показалось ей еще более странным. – Алкаш? – поинтересовалась она. – Барабанщик? – Да. Из-за этого недуга из оркестра вылетел. К этим вот студентам примкнул. Но часто подводит. А так виртуоз! – А вы тут на постоянной работе? Юля кивком указала на гору ветоши, на которой сидел побирушка. Перед ней лежало перевернутое сомбреро. – Почему сомбреро? – не дождавшись ответа, изумилась она. – Не кепка, не ушанка? – Колорит иной, – снова сверкнула белозубая улыбка. – Вы тут… Развлекаете себя так, да? – догадалась Юля, поймав взглядом в прорехе рваной куртки отличный дорогой свитер. – Глазастая какая. – Он погасил улыбку, вернулся на место, сел по-турецки. – Подай копеечку, красивая. Может, сгожусь. Парни к тому моменту перестали играть и внимательно прислушивались. – Чем сгодитесь? – разыграла она недоумение. – Так опять по душу пропавшего мужика явились, разве нет? – Побирушка ей подмигнул: – Я вашего брата за версту чую, да… За ее спиной гитара проиграла начало похоронного марша. – Что, прямо так все плохо? – резко обернулась она на музыканта. – Думаете, его нет в живых? Два месяца уже ищут. – Искали его неделю. Потом затихло, – вставил саксофонист. – Нам вопросы задавали тоже дней семь-восемь. Потом отстали. Смирились, наверное. – По горячим следам не нашли, – пожала она плечами. – Вы рассказали все, что знали… Побирушка скупо улыбнулся. Не обнажил на сей раз великолепный ряд зубов. – Или не все? – наклонилась к нему Юля. Она порылась в карманах, где было заготовлено три тысячи. Вытащила купюру, повертела у него перед лицом: – Поговорим? – Может, и поговорим. Смотря что вас интересует. – Он вытянул шею, отодвинул дырявый шарф и почесал идеально выбритую кожу. – Все. Меня интересует то, что вы не сказали полиции и родственникам Фомина Степана. Это тот самый охотник, который два месяца назад слушал здесь музыкантов непозволительно долго, а потом исчез. – Почему это непозволительно долго? – снова подал голос саксофонист. – Многие и дольше слушают, если мы в ударе. – Его друг ушел, не дождавшись, когда он наслушается, – пояснила Юля. – И мне доподлинно известно, что он не пошел за ним следом, а вернулся туда, откуда пришел. У меня вопрос сразу ко всем: с кем он ушел и во сколько? Внимание – на кону тысяча рублей! Кто первый? – Он ушел с их барабанщиком, – опередил всех побирушка. – Тот почти сразу вернулся. Сказал, что посадил парня в машину и ушел. Музыканты настороженно переглядывались. – На тысячу инфа не тянет. – В другом кармане у нее были сотни, пару она бросила в перевернутое сомбреро. – Что рассказал барабанщик? Почему он пошел за Фоминым? Что за машина? Это было такси? Или знакомый вашего барабанщика? И почему, черт возьми, он вообще пошел за ним? – У него спросите, – подал голос гитарист. – Спрошу. Непременно, – холодно улыбнулась ему Юля. – Но если вы скрыли серьезную информацию, ввели следствие в заблуждение, то это статья, понимаете, да? Музыканты затихли, подошли друг к другу и принялись перешептываться. – У него были деньги. Много, – подал голос побирушка. – И ребята это видели. Он бумажником тут вертел. – Ты на что это намекаешь, грязь? – вскинулся гитарист. – Тут много кто с деньгами ходит. Никто не пропал ни разу. – Барабанщик сразу к нему прицепился, в долг запросил. Потому и пошел с ним, когда ему кто-то позвонил. – Побирушка протянул руку за тысячей. – Кто кому позвонил, не поняла? – Юля ловко выхватила купюру из грязных пальцев. – Кто-то позвонил вашему парню, который пропал. Кажется, жена. Он сказал, что идет. И пошел. А барабанщик за ним следом увязался. Дал тот ему денег или нет, не знаю. Но вернулся он быстро. Сказал, что охотник укатил на машине. – Его грязные пальцы снова потянулись к деньгам. – Укатил с бабой. Она отдала ему тысячу, покивала. Перевела взгляд на музыкантов и достала еще одну купюру. – С заработком у вас сегодня не густо. На обед не хватит. Может, сообщите мне подробности о тачке и женщине, с которой он уехал? Почему утаили информацию от полиции? – Серега попросил, – нехотя подал голос гитарист. – Христа ради. Говорит, не отмоюсь. Типа, я с ним ушел. Последним его видел. Докажи обратное! – Хорошо. – Юля швырнула в чехол от скрипки тысячу. – Звоните ему. Хочу с ним поговорить. Гитарист послушно достал мобильник и набрал номер. – Серега, на вопросы ответь. Так надо, да… Нет, не из полиции. И не из газеты. Частница какая-то. Ксивой не светила. Да, понял. – Он протянул Юле телефон: – Говорите. Только не давите. Он человек тонкой душевной организации. Ей хватило двух минут, чтобы узнать, что Степан в вечер своего исчезновения усаживался в такси, в котором его ждала какая-то женщина. Барабанщик лица не видел, но отчетливо слышал, как он назвал женщину Анютой. Обеднев на пару тысяч, из подземного перехода она выходила в хорошем настроении. Сразу набрала номер Веры Степановой. – Это Юля, – представилась она. – Которая ищет Фомина по собственной инициативе. Помните, да? – И? – неприветливо отозвалась она. – Как зовут вашу сестру? Ту, которая с Фоминым и не спала даже, а так, развлекалась. Анна? – Нет, не Анна! – повысила голос Вера. – Мою сестру зовут Лидочка. А Анькой, если что, зовут жену Фомина. У вас все? – Нет. Простите уж мою назойливость. – Юля быстро шла к своей машине, возле которой прогуливался гаишник. Кажется, она встала в неположенном месте. – Не каждый день по башке получаешь по ошибке!.. В разговоре со мной вы обронили: если бы Фомина узнала о романе мужа с вашей сестрой, то сжила бы ее со свету или в дурдом отправила. Так? – Да. А что не так? Она же стерва! – Вопрос: почему в дурдом? На каком основании? Как бы она смогла? – А как она отчима своего там спрятала пятнадцать лет назад, спросите? Степа Лидочке рассказывал, да. Отчим жил один в большой квартире после смерти ее матери. И квартира, что характерно, была его собственностью. Аньке этот факт покоя не давал. Она и подсуетилась. Дядька остарел, одряхлел. Она его и тю-тю, в дурку. – Но так не бывает! Одного желания недостаточно. Должны быть связи… – Здра-ассте! – фыркнула Вера со злостью. – А я разве не говорила, что тетка Анькина главврач в одном из таких заведений? Нет? Так знайте теперь: у Аньки имелась возможность отправить старого отчима на больничные нары в палату с мягкими стенками. И Лидочку мою непременно туда бы спровадила, узнай она о ней со Степаном…