В его случае это был скорее вопрос самосохранения. Шарикова бы замочили быстрее, чем он успел бы разобраться в этой истории. Он должен был благодарить вселенную за то, что вместо кнута она дала ему пряник. Эпизод 6. Как делают дела в Зверске. Глава 26 Страшно просыпаться не сразу, как положено; а медленно. Шариков просыпался постепенно, выныривая из кошмара внутреннего в кошмар настоящий. Вспоминая события прошедшего вечера. Молодой капитан, похоже, сходил с ума? Сначала чуть не застрелил коллегу по работу; затем — самого сына мэра. Шариков дрожал, свернувшись клубочком рано утром. И простыня не согревала его. Природа-Мать, что же он натворил? В последнее время слишком часто задавал он себе этот вопрос. Это всё игра. Игровая зависимость молодого капитана окончательно растоптала его. И не осталось ничего. Только долги. И зачем сел он играть? Сколько же денег ты проиграл, Шариков… Какой кошмар. Ты скорее сам окажешься в рабстве, нежели вытащишь из неё свою возлюбленную. И самое дерьмовое — не то, что было вчера. А то, что предстояло сегодня. Ведь это была суббота. День суда над Звероедом. Несколько часов он будет очень хорошо помнить, как продал свою совесть комиссару Лосеву за четыре бл*дских звёздочки. Утром капитан Шариков надел парадный мундир. Блистая погонами, прибыл он в комиссариат. Его заждались. А вот и волчара. Неизвестно, кому из них двоих хуже. Куча народу окружили комиссариат, желая увидеть волчару Серова своими глазами. Молодой капитан, как и гласила инструкция на такие случаи, был пристёгнут наручниками одной лапой к лапе подсудимого. Издалека казалось, будто они прогуливаются на свидании. Бойцы отгоняли особо наглых зверей, норовивших ударить или плюнуть в волчару. А тот лишь смотрел полуприкрытыми глазами и, похоже, очень хотел спать. Загнанный в угол хищник. Знала ли Мать-Природа, наделяя его смертоносными клыками, что в современном зверином обществе они приносят столько боли? Положив лапу на шею подсудимого, Шариков завёл его в кузов полицейского фургона. Усадил на скамью, сел рядом. Затем бойцы закрыли двери на засов и сели напротив них. Их синхронно качнуло в одну сторону, когда фургон тронулся с места. Кто-то стучал по корпусу со стороны улицы, пока фургон набирал скорость. Волчара не спал трое суток из-за вещества, которое ему вводили; от этих внутривенных инъекций бешено колотилось сердце и болезненно воспринимались звуки. Врачи намеренно кололи его стимуляторами три дня перед судом, а в день суда — чтобы добить бешеную скотину — ширнули его транквилизатором. Впрочем, это было необязательно. После трёх бессонных ночей Серов едва ли понимал, что происходит. Весь окружающий мир для него стал представлять собой чёрный тоннель, по которому его вели чёрные люди в чёрных касках и через который он должен был пройти ради спасения своей дочери. Глазные яблоки Серова стали закатываться ко лбу через пару минут поездки. Один из бойцов, Бубин, пнул его по голени: Отставить сон! Шариков нехотя потряс его за плечо: Не спать, подсудимый. Чёрт, — подумал Шариков, — в таком состоянии зверь не может пребывать без хорошего ширева. Жуткого маньяка накачали успокоительным. Комиссар бы сказал, что это сделано из соображений безопасности. Молодой капитан думал, что они сделали это, дабы подсудимый не мешал им вести над собой суд; самый гуманный суд в мире. “Пассажир” продолжал засыпать. Он склонился набок. И тогда другой боец, Рубин, закричал: Ты, мразь, не будешь спать больше никогда! (схватил волка за ворот рубахи, притянул к себе и ударил его в грудь дулом винтовки) В ту же секунду волк, пожалуй, сам не осознавая своих действий, зарычал и кинулся Рубину в горло. Шариков и Бубин принялись растаскивать их. Шариков: Серов, я имею право застрелить вас, немедленно сядьте! Волчара почти прогрыз резиновый слой брони. Но остановился, когда в мрачном освещении кабины прямо перед его лицом блеснул Наган. Молодой капитан усадил всех на место, продолжая тычить револьвером в волчью морду. Рубин: Ну ты и мразь психованная. Тебе на зоне п*здец, я тебе это обещаю! Шариков: Прекратить это, солдат! На кой хер ты ударил его? Ты не делаешь ничего без приказа, дебил, никогда в своей жизни, запомни это! Как твоя фамилия? Боец виновато опустил голову и буркнул: Рубин… Товарищ капитан… Шариков: Я напишу на тебя рапорт, рядовой Рубин. Ты действовал некомпетентно и подверг риску транспортировку важного зверя. Дерьмовая раб… Смертоносная сила толкнула их в неизвестную сторону. И они в мгновение оказались совершенно дезориентированы и подвешены в невесомости. Свистело в ушах, лёгкие придавило и молодой капитан беспомощно кашлял, стоя на четвереньках. Под ним располагалось то, обо что они опирались спинами мгновение назад. Шариков дёрнул волчару. Попинал бойцов. То ли прикидываются, то ли и в самом деле вырубились. БАХ-БАХ, БАХ! Затем погромче — ТАХ! Дробовик прострелил замок и двери фургона отворились. Брызнул свет. Рубин, один из бойцов, широко раскрыл глаза, схватился за автомат, но игуана стрекотнула языком, перевела дуло автомата и спустило курок. Ласка направляла свою Беретту на Шарикова: Опусти. Опусти ствол, капитан, тебе ничего не угрожает. Мне нужен Серов. Но ты с нами пойти должен, а то… (она махнула головой на наручники, которые соединяли сопровождающего с подсудимым) Господин Зорга обещает вам обоим неприкосновенность. Но если продолжите вы*бываться, я тоже начну. Стрекотали автоматные очереди и языки хладнокровных убийц. Под давлением обстоятельств молодой капитан кивнул и убрал Наган в кобуру. Ласка приобняла Шарикова за шею и повела на выход; следом за ним, прикованный наручниками, поплёлся и волчара, который почти ничего не слышал из-за выстрелов. Выйдя из перевёрнутого фургона они увидели то, что снесло их с дороги. Дальнобойный грузовик, в прицеп которого их двоих усадили для дальнейшей транспортировки. Глава 27 Грузовик съехал на лесную тропку и запрыгал по кочкам. После пары минут этих качелей они остановились и Ласка открыла ворота прицепа. Игуаны вывели пса и волчару на свежий воздух. Шариков нервно сглотнул слюну, увидев справа от себя сидящую в зарослях вооружённую толпу рептилий: Здравствуйте. Зорга не без насмешки ответил из темноты: Здравствуйте, капитан Шариков. Ласка закрыла двери фургона, взмахнула кому-то лапой и фары нескольких автомобилей загорелись, освещая окружающую местность. Шариков осмотрелся; вокруг был густой лес. Он не мог этого знать, но они находились в лесу, прилегающем к особняку Зорги. Так что их с волчарой жизни напрямую теперь зависели от воли крота. Шариков окинул взглядом присутствующих: Нас же всего двое. К чему так много оружия? Зорга: Мы задерживаем не вас, а подсудимого. Вы идёте в комплекте. Ваши наручники стали причиной, по которой вы здесь. Я хочу поговорить лишь с убийцей моей дочери. Шариков: Ради этого вы устроили аварию и, рискуя жизнями, похитили двух зверей? Зорга: Капитан, я уважаю закон. Но когда он не работает, я не собираюсь ждать ремонтников. У меня есть сомнения в том, что именно этот зверь убил мою дочь. Господин Серов, верно? Серов ответил не сразу: Да, господин Зорга. Боковым зрением Шариков увидел приближающийся справа силуэт. Отпрянул, попятился. При свете луны на него двигалось существо, вооружённое неким инструментом. Зорга: Расслабьтесь, капитан. Мы разделим вас. Волчара косился на Шарикова, но и тот едва ли знал, как правильно себя вести? Возможно, следовало бежать. Без оглядки. Кинуться в эти древесные заросли и бежать, пока игуаны не отстанут. Может, этим он спасёт жизнь волчаре… Но через секунду пара игуан схватили их за плечи и уложили лапами на принесённый лист металла. Зарычала болгарка и искры взлетели над их головами. Оба зажмурились на полминуты. Цепь была распилена и оба они ощутили лёгкий дискомфорт теперь, когда оказались свободны друг от друга. Шариков встал, а Серов продолжил сидеть на земле, лишённый всяких сил. Зорга: Итак, Серов. Подскажите, не вы ли убили мою дочь? Юная лисица по имени Малышка Зи. Серов: Это сделал я, господин Зорга. Шариков испытал разочарование от услышанного; теперь-то, когда дело обрело столь крутые обороты, волчаре явно ни к чему было брать на себя чужую вину. В конце концов, молодой капитан был единственным ментом в радиусе многих километров. И ему ничего не угрожало. Зашелестел дождь.